Перевод рассказа О.Генри Последний лист"

Рассказ американского писателя О.Генри «Последний лист»

В маленьком районе к западу от улицы Вашингтона улицы перепутались и сломались в маленькие полосы называемые проездами. Эти проезды делают странные углы и кривые линии. Одна улица пересекает сама себя два раза. У художника получилось открыть очень ценное свойство этой улицы. Допустим сборщик из магазина со счетом за краски бумагу и холст увидит там самого себя идущего не получив ни одного цента на счету.

Люди искусства набрели на причудливый квартал Гринич-Виллидж выходящих на северных окон домов 18 столетия Голландских мансард и дешевой платы за квартиры.

Они перевезли с Шестой авеню несколько оловянных кружек и две жаровни и основали «колонию»

Студия Сью и Джонси находилась на верхнем этаже трехэтажного кирпичного дома.

Джонси —происходит от имени Джоанны.

Одна из штата Мэйн другая из Калифорнии.

Они познакомились за столом ресторана на Восьмой улице и поняличто их взгляды на искусство цикорный салат и модные рукава близки.

Приведший к возникновению общей студии. Это было в мае.В холодном ноябре незнакомец которого врачиназывают Пневмонией гулял по колонии касался то одного то другого своими ледяными пальцами. По Восточной стороне этот разрушитель смело шел преодолевая своих противников но в лабиринте узких переулков заросших мхом он шёл неторопливо. Г-н Пневмонию нельзя было назвать рыцарем и старым джентльменом.

Маленькая женщина с кровью калифорнийского зефира, вряд ли была справедливой добычей для старого простофили с красными кулаками. Однако он ударил Джонси и она лежала, почти не шевелясь, на своей крашеной железной кровати, и смотрела сквозь маленькие голландские окна на глухую стену соседнего кирпичного дома.

Однажды утром занятой врач пригласил Сью в коридор, приподняв лохматую седую бровь.— У нее один шанс… против десяти — он сказал стряхивая градусник.

И этот шанс для нее - захотеть жить.

Из-за того, что люди идут в очередь на сторону гробовщика, вся фармакопея выглядит глупо.

Ваша маленькая леди решила что ей уже не поправиться.

О чём она думает?

—Она хотела нарисовать красками Неаполитанский залив. — Сью. Красками Вздор!

Есть ли у нее на уме что—нибудь, о чем стоило бы подумать дважды, - мужчина, например?— Мужчины? — Сью и ее голос зазвучал резко как губная гармошка.

- Мужчина? - переспросила Сью с нотками варгана в голосе. - Ну тогда она просто устала-решил доктор. Я сделаю все, что может сделать наука, насколько это возможно благодаря моим усилиям.

Но всякий раз, когда моя пациентка начинает считать экипажи в своей похоронной процессии, я вычитаю 50 процентов. от целебной силы лекарств.

Если вы заставите ее задать хотя бы один вопрос о новых зимних фасонах плащей с рукавами, я обещаю вам, что у нее будет один шанс из пяти, а не один из десяти.

После ухода доктора Сью пошла в мастерскую и до крови выплакала японскую салфетку.

Затем она с важным видом вошла в комнату Джонси со своей чертежной доской, насвистывая рэгтайм. Джонси лежала повернувшись лицом к окну с трудом заметная под одеялами. Сью перестала насвистывать, думая что Джонси уснула. Она настроила доску и начала рисовать рисунок тушью к журнальному рассказу.

Для молодых художников путь в Искусство бывает усталым иллюстрациями к журнальным рассказам которыми молодые авторы делают себе путь в Литературу.

Рисуя картину для рассказа фигуру ковбоя из Айдахо в элегантных джинсах и с моноклем в глазу Сью услышала тихий шепот повторившийся несколько раз.

Она быстро подошла к кровати.

Глаза Джонси были широко открыты.

Она смотрела в окно и считала — считала в обратном порядке.

— Двенадцать, — произнесла она и немного погодя: — одиннадцать — а потом: — десять и девять а потом: — восемь и семь — почти одновременно.

Сью посмотрела в окно.

Что там можно было считать?

Был виден только пустой двор и стена кирпичного дома в двадцати шагах.

Старый плющ с не ровным подгнившим у корней стволомзапутанный до половины кирпичную стену.

Дыхание осени сорвало листья с реки и горячие скелеты ветвей цеплялись за кирпичи.

- Что там такое милая? — спросила Сью.

-Шесть - с трудом было слышно ответила Джонси.

-Теперь они падают гораздо быстрее.

Три дня назад их было почти сто.

Голова кружилась считать.

А теперь это легко.

Вот и еще один полетел.
Теперь осталось только пять.

-Чего пять милая?

Скажи своей Сьюди.

- Листьев.

На плюще.

Когда упадет последний лист то я умру.

Я это знаю уже три дня.

Разве доктор не сказал тебе?

— Первый раз слышу такую глупость! — с презрением ответила Сью.

— Какое отношение могут иметь листья на старом плюще к тому что ты поправишься?

А ты еще так любила этот плющ глупая девочка!

Не будь глупышкой.

Да ведь еще сегодня доктор говорил мне что ты скоро выздоровеешь… можно ты скажешь что он сказал?.. что у тебя десять шансов против одного.

А ведь это не меньше чем у каждого из нас здесь в Нью-Йорке когда едешь в трамвае или идешь мимо нового дома.

Попробуй съесть немножко бульона и дай твоей Сьюди закончить рисунок чтобы она могла отдать его издателю и купить вина для своей больной девочки и свиных котлет для себя.

— Вина тебе покупать больше не надо — отвечала Джонси пристально глядя в окно.

— Вот и еще один полетел.

Нет бульона я не хочу.

Значит остается всего четыре.

Я хочу видеть как упадет последний лист.

Тогда умру и я.

— Джонси милая — сказала Сью наклоняясь над ней — обещаешь ты мне не открывать глаза и не глядеть в окно пока я не закончу работать?

Я должна сдать рисунок завтра.

Мне нужен свет а то я открыла бы штору.

— Разве ты не можешь рисовать в другой комнате? — холодно спросила Джонси.
— Мне бы хотелось посидеть с тобой — сказала Сью.

— А кроме того я не желаю чтобы ты глядела на эти дурацкие листья.

— Скажи мне когда закончишь — закрывая глаза произнесла Джонси бледная и неподвижная как статуя — потому что мне хочется видеть как упадет последний лист.

Я устала ждать.

Я устала думать

Мне хочется освободиться от всего что меня держит — лететь лететь все ниже и ниже как один из этих бедных усталых листьев.

— Постарайся уснуть — сказала Сью.

— Мне надо позвать Бермана я хочу писать с него золото искатель монах

Я не буду отходить на минуту.

Смотри не шевелись пока я не приду

Старик Берман был художник который жил в нижнем этаже под их студией.

Ему было уже за 60и борода вся в кроючках как у Моисея Микеланджело спускалась у него с головысаатирана тело гнома.

В искусстве Берман был плох.

Он все собирался написать шедевр но он даже не начал писать его.

Уже несколько лет он не писал ничего кроме вывесок, реклам и тому подобной мазни ради куска хлеба.

Он зарабатывал кое-что позируя молодым художником которым профессионалынатурщики оказывались не по карману.

Он пил запоем но все еще говорил о своем будущем шедевре.

А в остальном это был злющий старикашка который издевался над всякой нежностью и смотрел на себя как на сторожевого пса специально приставленного для охраны двух молодых художниц.

Сью застала Бермана сильно пахнущего можжевеловыми ягодами в его полутемной комнате нижнего этажа.

В одном углу 25 лет стояло на мольберте нетронутое полотно готовое принять первые штрихи шедевра.

Сью рассказала старику про фантазию Джонси и про свои опасения насчет того какая она легкая и хрупкая как лист не улетела от них когда ослабнет ее непрочная связь с миром.

Старик Берман чьи красные глаза очень заметно слезились, раскричался, насмехаясь над такими глупыми фантазиями.

— Что! — кричал он.

— Возможна ли такая глупость — умирать оттого что листья падают с проклятого плюща!

Первый раз слышу.

Нет не хочу позировать для вашего идиота-монаха.

Как вы можете забивать ей голову такой чепухой?

Ах бедная маленькая мисс Джонси!

— Она очень больна и слаба — сказала Сью — и от лихорадки ей приходят в голову разные болезненные фантазии.

Очень хорошо мистер Берман — если вы не хотите мне позировать то и не надо.

А я все-таки думаю что вы противный старик… противный старый болтунишка.

— Вот настоящая женщина! — закричал Берман.

— Кто сказал что я не хочу позировать?

Идем. Я иду с вами.

Полчаса я говорю что хочу позировать.

Боже мой! Здесь совсем не место болеть такой хорошей девушке

Джон, Когда-нибудь я напишу шедевр и мы все уедем отсюда.

Да, да!

Джон сидремала когда они поднялись наверх.

Сью спустила штору до самого подоконника и сделала Берману знак пойти в другую комнату.

Там они подошли к окну и со страхом посмотрели на старый плющ.

Потом они переглянулись не говоря ни слова.Шел холодный дождь пополам со снегом.

На другое утро Сью проснувшись после короткого сна увидела что Джонси не сводила свои тусклые широко открытые глаза со спущенной зеленой шторы.

— Подними ее я хочу посмотреть — шепотом скомандовала Джонси.

Сью устало повиновалась. И что же? После проливного дождя и резких порывов ветра не унимавшихся всю ночь на кирпичной стене еще виднелся один лист плюща — последний!

Все еще темно-зеленый у стебелька но тронутый по зубчатым краям желтизной распада он храбро держался на ветке в двадцати мерах над землей.

— Это последний — сказала Джонси.

— Я думала что он точно упадет ночью.

Я слышала ветер.

Он упадет сегодня тогда умру и я.

— Да бог с тобой! — сказала Сью склоняясь усталой головой к подушке.

— Подумай хоть обо мне если не хочешь думать о себе!

Что будет со мной?

Но Джонси не отвечала.

Душа готовясь отправиться в таинственный далекий путь становится далекой всему на свете.

Болезненная фантазия завладевала Джонси все сильнее по мере того как одна за другой рвались все нити связывавшие ее с жизнью и людьми.

День прошел и даже в вечер они видели что одинокий лист плюща держится на своем стебельке на фоне кирпичной стены.

А потом с наступлением темноты опять поднялся северный ветер и дождь беспрерывно стучал в окна скатываясь с низкого дома.

Как только рассвело беспощадная Джонси велела снова поднять штору.

Лист плюща все еще оставался на месте.

Джон сидолго лежала глядя на него.

Потом позвала Сью которая разогревала для нее куриный бульон на газовой горелке.

— Я была скверной девчонкой Сьюди, — сказала Джонси.

— Должно быть этот последний лист остался на ветке для того чтобы показать мне, какая я была гадкая. Грешно желать себе смерти.

Теперь ты можешь дать мне немного бульона а потом молока с портвейном… Хотя нет принеси мне сначала зеркальцe а потом обложи меня подушками и я буду сидеть и смотреть как ты стряпаешь.Часом позже она сказала:

— Сьюди надеюсь когда-нибудь нарисовать красками Неаполитанский залив.

Днем пришел доктор и Сью под каким-то предлогом вышла за ним в прихожую.

— Шансы равные — сказал доктор пожимая дрожащую руку Сью.

— При хорошем уходе вы одержите победу.

А теперь я должен навестить еще одного больного внизу.

Его фамилия Берман. Кажется он художник.Тоже воспаление легких. Он уже старик и очень слаб, а форма болезни тяжелая. Надежды нет никакой но сегодня его отправят в больницу там ему будет спокойнее. На другой день доктор сказал Сью:— Она не в опасности. Вы победили. Теперь питание и уход — и больше ничего не нужно.В тот же вечер Сью подошла к кровати где лежала Джонси с удовольствием довязывая ярко-синий совершенно бесполезный шарф и обняла ее одной рукой — вместе с подушкой.

— Мне надо кое-что сказать тебе— начала она.

— Мистер Берман умер сегодня в больнице от воспаления легких. Он болел всего только два дня. Утром первого дня швейцар нашел бедного старика на полу в его комнате. Он был без сознания. Башмаки и вся его одежда промокли насквозь и были холодны как лед.

Никто не мог понять куда он выходил в такую ужасную ночь. Потом нашли фонарь который все еще горел, лестницу сдвинутую с места несколько брошенных кистей и палитру с желтой и зеленой красками. Посмотри в окно дорогая на последний лист плюща.Тебя не удивляло что он не дрожит и не шевелится от ветра? Да милая это и есть шедевр Бермана — он нарисовал его в ту ночь когда слетел последний лист.

Преревод выполнил ученик 6в класа Мохсоголлохской СОШ республики Саха(Якутия)

Панков Денис Вадимович