Статья «Методические перспективы культурологического подхода к освоению региональной поэзии на уроках литературы в школе (на материале творчества саранского поэта Сергея Казнова)»

Муниципальное общеобразовательное учреждение

«Средняя общеобразовательная школа № 11»

Научно-методический проект

на тему:

«Методические перспективы культурологического подхода к освоению региональной поэзии на уроках литературы в школе (на материале творчества саранского поэта Сергея Казнова)»

Автор работы: Лоскутова О. А.,

учитель русского языка и литературы

МОУ «СОШ №11»

Саранск 2017

Современная школьная методика обучения литературе опирается на ряд качественно новых по сравнению с применявшимися в предшествующие десятилетия подходов, среди которых важное место отводится культурологическому подходу, предусматривающему воспитание средствами литературы человека культуры, обеспечивающему «вживание» ученика в мир ценностных констант и воплотивших их в художественной форме образов в произведениях различных видов искусства. Культурологический подход учит воспринимать само литературное произведение как предмет искусства, рассматривая его при этом в широком культурном контексте, учитывающем, что «литературный текст как факт культуры отображает признаки определенной культурной эпохи, ее философские концепции, что существенно расширяет читательское восприятие, способствует лучшему осмыслению фундаментальных ценностей культуры» [1].

Основным способом актуализации культурологического контекста на уроках литературы становится различного рода комментирование – историко-культурное (с учетом своеобразия той культурно-исторической эпохи, в которую был создан изучаемый текст, запечатливший соответственно свойственные тому времени представления, ценностные и мировоззренческие установки, моральные и этические принципы и т. д.) и историко-литературное (рассмотрение текста в рамках определенного литературного направления, господствовавшего в ту эпоху, течения, школы и т. д.). Основной целью культурологического подхода является введение ученика в большой мир культуры посредством работы с отдельным произведением, а, следовательно, установление различных связей между ним и культурными реалиями времени, другими произведениями отечественных и иностранных авторов, образующими в итоге большой текст культуры, рассматриваемый в «большом» и «малом» времени, «общение» с которым для учащегося обладает огромнейшим образовательным, воспитательным и развивающим потенциалом.

На уроках литературы при чтении и анализе произведений очень часто обнаруживаются культурные и собственно литературные связи с другими произведениями литературы и других видов искусства. На этом строится интегративное и сравнительно-сопоставительное изучение программных текстов, предусматривающее анализ функционирования тех или иных образов и мотивов не только в текстах рассматриваемого автора, но и в других произведениях, «культуроориентированное обучение литературе» [3, с. 150] в целом, что позволяет расширить культурный кругозор учеников, обогатить их интерпретационный опыт за счет знакомства с приращением смыслов литературных явлений в уникальных трактовках различных художников слова, перечень которых, как правило, всегда регламентирован программой. Наша методическая идея заключается в необходимости привлечения с целью расширения культурологического контекста произведений региональных авторов, в основном мало знакомых учащимся, но таящих порой совершенно новый, непривычный для них аспект интерпретации традиционных образов. Большими методическими возможностями в данном случае располагает сравнительно-сопоставительный анализ, позволяющий обращаться к текстам мордовских поэтов, прозаиков и драматургов при изучении программных произведений.

Безусловно, творчество многих региональных, в том числе мордовских, художников слова, заслуживает более пристального внимания, но это осуществимо на практике только во внеклассной работе по предмету (на занятиях внеклассным чтением, в рамках специализированных элективных и факультативных курсов). Провести отдельные уроки, посвященные исключительно произведениям мордовских авторов, в условиях постоянного дефицита учебного времени, учителю вряд ли удастся, а вот обозначить определенные параллели при чтении и изучении программных текстов еще и с текстами, написанными региональными художниками слова, представляется весьма продуктивным приемом обогащения литературных знаний учащихся, расширения их культурного кругозора и повышения интереса к развитию литературы на их малой родине. Тем более что у региональной поэзии, прозы и драматургии есть и свои неоспоримые преимущества и прежде всего конкретная «привязка» произведений к родной земле, их насыщенность реалиями, близкими и знакомыми самим учащимся, узнавание которых в текстах будет содействовать более глубокой и успешной интериоризации всего прочитанного.

Одним из саранских поэтов, творчество которого представляется очень интересным в этом отношении, но, к сожалению, остается совершенно не изученным в учебно-методическом плане, является Сергей Казнов. Без преувеличения, по отзывам о нем в литературной среде Саранска и Мордовии, его можно назвать «поэтом-легендой», «гордостью» писательской братии нашей Республики. Он ушел из жизни молодым, в 27 лет, и на его счету лишь один поэтический сборник, вышедший посмертно, – «Остров, полный звуков». Однако и по сей день на литературных сайтах Мордовии можно встретить его стихи и лестные отзывы от коллег по цеху.

Нас в творчестве С. Казнова привлекла прежде всего масштабность поэтических образов, нередко апеллирующих к непререкаемым литературным источникам, а также к связанным с ними мотивам, образам, сюжетам. Один из них – Библия, широко представленная в стихах поэта. Автор обращается и к отдельным образам, разрабатывая на их основе свои собственные сюжеты лирического повествования, и к готовым библейским сюжетно-композиционным схемам, накладывая на них переживания лирического героя.

В качестве иллюстрации первого случая можно привести стихотворение «Элегия», в котором С. Казнов пишет: «Издалека заводим речь: / весна, свобода. / Она и время наших встреч, / и время года. / Она на ранних поездах / весь день каталась / и в отцветающих садах / навек осталась. / Сулила кончиться добром, / неслась верхами / и пахла глиною, костром, / дождем, духами. / Как Пасха следом за Страстной / приходит слепо, / теперь за прожитой весной / настало лето. / Забьется медленно в висках, / и ясно станет: / само потонет в облаках / и нас потянет» [2]. Мы видим, как знакомые нам церковные православные праздники становятся примером извечного круговорота жизни в природе, где царствует определенная, непоколебимая ничем закономерность, и ей же подчиняются душа и жизнь человека, каждому явлению в которой уготован свой черед: «Оно, как ангел номер шесть, / стоит с трубою / и погребает все, что есть, / и нас с тобою» [2]. Осознание, понимание и принятие ее есть залог покоя лирического героя.

В последних строках мы видим еще одну аллюзию на Святое Писание, а если точнее – на Откровение Иоанна Богослова (Апокалипсис): «Шестой Ангел вострубил, и я услышал один голос от четырех рогов золотого жертвенника, стоящего пред Богом, говоривший шестому Ангелу, имевшему трубу: освободи четырех Ангелов, связанных при великой реке Евфрате» [5]. Шестой Ангел Апокалипсиса является предвестником смерти; в стихотворении же С. Казнова упоминание о нем вводит в канву лирического повествования мотив смерти героя и адресата его поэтического послания как символ неминуемой смерти всего живущего – важной части жизни, логичного завершения бытия в целом.

Совершенно противоположный подход к включению и интерпретации библейских сюжетов, мотивов и образов мы видим в другом стихотворении С. Казнова – «Притча». Здесь заметно иное направление поэтической мысли автора: не библейское включено в процесс развертывания личного сюжета, а, наоборот, личное соотнесено с библейским, что хорошо обозначено и в структурно-композиционном решении текста, условно разделенном на три части. В первой из них представлен известный сюжет из земной жизни Иисуса Христа о чуде в Кане Галилейской, где он впервые, не сумев отказать просьбе матери, явил свою божественную силу и власть: «Вот тебе, милая, притча почти библейская. / Город был – Кана, кажется, Галилейская. / Свадьба. И не хватило вина, как солдатам – пороху. / Но, шесть сосудов водою наполнив доверху, / слугам сказал Иисус: «Понесите, хватит им!» – / и появилось вино на нарядной скатерти. / И, пригубив напиток, в стекле играющий, / поворотясь к жениху, закричал незнающий: / «Что ты, жених? Или гости твои непрошены? / Что ж ты – сперва плохое, потом хорошее?»…» [2].

Вторая часть стихотворения «Притча» – это плач учеников о своем Учителе, распятом на Кресте. Она контрастно сопоставлена с первой частью, и в качестве афористичного выражения данного сопоставления выступает антитезис – немой вопрос «Что ж Ты теперь – плохое после хорошего?..» [2]. Он становится ключевым и в личной истории лирического героя: «Милая, знаешь ли, как я тебя оплакивал, / как я в плохое вино свою плоть обмакивал? / Пока ты была со мною – русалка, фея ли, – / я был богат, как Иосиф Аримафеянин. / Что мне теперь богатство – в юдоли бредовой? / Разве купить плащаницу любови преданной... / «Господи, – я шепчу, и летит стаканами / прямо в лицо мне, потоками, океанами / снежное, ледяное, гнилое крошево. – / Что ж Ты теперь – плохое после хорошего...»…» [2].

Вообще сравнение личных, любовных переживаний со страданиями Иисуса Христа достаточно часто встречается в лирике С. Казнова. Это прекрасный способ показать читателю их глубину, силу, неистовость, помочь их пережить вместе, по-настоящему прочувствовать их. Вот и другой пример подобного характера из стихотворения «Элегия»: «Слышишь, скорая полночь, забей мне в запястья гвозди / и не говори, которое ты число. / Ничего не надо. Она любит стручки и гроздья, / и на что ей горох, из которого проросло» [2]. Сопоставление обычной человеческой истории с божественной не кажется здесь слишком пафосным или надуманным, поскольку в области сравнительного анализа оказывается не значимость этих событий (она бесспорна и ясна), а качество, особенность лирического переживания, само течение жизни, ее законы, согласно которым хорошее всегда сменяется плохим, а счастье, безмятежность, восторг – грустью и болью. Так библейское становится у С. Казнова средством углубления и пояснения личных переживаний лирического героя, способом соотнесения их с философским аспектом бытия, обнаружения в нем непреложных законов, которым подчиняется и внешняя, и внутренняя стороны человеческой жизни. Библейские реминисценции, таким образом, являются приемом актуализации философского аспекта лирического повествования, усложнения содержания поэтической мысли, обнаружения новых смыслов в привычных любовных сюжетах и размышлениях о сути бытия.

Другая функция библейских аллюзий и реминисценций – роль непререкаемого авторитета, «подкрепляющего» личные размышления автора над жизнью, помогающего оформить свою собственную философию, придать ей определенный «вес»: «И лето, и весну, и осень / я буду на тебя смотреть, / а что любовь горит – и бог с ней, / ей так положено гореть. / Как свечку, я ее поставил / границей мира своего. / Как говорил апостол Павел, / любовь не ищет своего; / не тратит силы на надежду, / не обвиняет, не корит, / но лишь стоит миров двух между / и синим пламенем горит» [2] (ср. слова апостола Павла из Первого Послания к Коринфянам: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит. Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится» [5]).

В итоге сам процесс создания стихов – процесс творческий – поэт уподобляет другому творческому процессу, но уже более высокого уровня – творению нашего мира Богом: «Из предрассветного озноба / всплывают ветви, кочки, мхи. / Ты так творил весь мир, должно быть, / как ныне пишутся стихи. / Пучины, горные вершины / Ты нашептал в полубреду, / без объясненья и причины, / как яблоня цветет в саду. / И нынче, осенью червонной, / крик перепелки луговой / рифмуется с протокой сонной / и свежескошенной травой» [2]. В этих емких по своему смысловому наполнению строках – и признание самоценности поэтического дара как отблеска Божественной мудрости и эстетической восприимчивости в мире, и снова преклонение перед вечными законами бытия, с которым неминуемо должен примириться человек, и в этом заключается огромная внутренняя сила, свойственная поэту: «На перекрестках мирозданья / у мирозданья за спиной / срифмовано мое страданье / с полетом бабочки ночной. / На всем, что живо, что истлело, / лежит одна Твоя печать, / но подорожник от омелы / Ты сам не должен отличать» [2].

Данное стихотворение, помимо «воспоминания» известного библейского Шестоднева (рассказа о творении Богом мира за шесть дней, приведенного в начальных главах книги Бытия), содержит и другую аллюзию на Святое Писание, а именно рассказ о том, как Иисус помог будущим апостолам с рыбным уловом, отчего и берет начало такое метафорическое название апостола, проповедника Слова Божьего, как «ловец человеков»: «И тогда ужас объял его и всех, бывших с ним, от этого лова рыб, ими пойманных; также и Иакова и Иоанна, сыновей Зеведеевых, бывших товарищами Симону. И сказал Симону Иисус: не бойся; отныне будешь ловить человеков» (Лук.5:9,10) [5]. В стихотворении С. Казнова «Из предрассветного озноба…» находим следующие строки:  «А сила утреннего клева / созвучна слову «благодать» – / и грош цена такому слову, / какое можно угадать» [2], где образ утреннего клева соотносится посредством ассоциативных связей с понятием «ловли «человеков» для их же душевного спасения, что актуализировано лексемой «благодать». Стихи, в понимании поэта, это тоже божественный дар, способный просветлять, наставлять души и сердца читателей, воспитывать их теми истинами, которые открываются поэту в момент вдохновения. Приведем и другой пример из лирических стихотворений С. Казнова похожего характера: «… если б был я родня Всевышнего, / если б я чародеем был, а не сплошь поэтом, – / видит Бог, я сумел бы сделать тебя предметом / не бесплодной страсти, умствованья напрасного – / я бы сделал тебя служительницей прекрасного» [2].

Как видим, библейские аллюзии и реминисценции в произведениях С. Казнова составляют важную черту его художественного метода, стиля, органично вплетаясь в смысловую ткань повествования и участвуя в раскрытии его проблемно-тематического плана. В содержании современных общеобразовательных программ по предмету, в особенной степени для старших классов, представлено множество самых разных произведений русских классиков, по-своему обыгрывающих библейские темы, мотивы, сюжеты, образы, подобно нашему земляку С. Казнову, умело включающих их в собственные сюжетные схемы и привлекающих к реализации комплекса художественных задач, в них поставленных. Обращение к поэтическим опытам С. Казнова в данном случае будет не только ценным в общеметодическом отношении для учителя-словесника (как возможность реализации культурологического подхода и введения в канву урока регионального компонента образования), но и с точки зрения обогащения представлений учащихся о современном литературном процессе в регионах России.

Среди программных авторов, в художественной ткани произведений которых библейские аллюзии и реминисценции играют также важную роль, можно указать, например Б. Л. Пастернака, чьим стихам отводится в программе для старших классов отдельная монографическая тема. По словам исследователя его творчества О. Н. Николенко, «Библия была составляющей художественного сознания» [4] Пастернака, и уже в одном этом можно найти значительное сходство с художественным мироощущением С. Казнова. Однако существенны и различия. Несмотря на то, что в лирике Б. Пастернака «такие традиционные библейские мотивы, как Благовествование, Таинство, Рождество, Воскресение, мотивы жертвы, грехопадения, пророчества и другие» [4], также возникают не в библейском, а в чисто жизненном контексте, и «библейское неотделимо от действительного» [4], совершенно иным предстает само основание для проведения параллелей между ощущениями лирического героя и сюжетами Святого Писания. У Пастернака это более отвлеченные и объективированные образы природы, истории, человеческой жизни, хотя и воплощенные в предельно эмоциональном и экспрессивном ключе, характерном для творческого метода поэта. В результате он создает в поэзии совершенно иной, преображенный мир, увиденный сквозь призму традиционных, одухотворенных христианских образов. Наоборот, у С. Казнова Библия входит в мир исключительно личных и главным образом любовных переживаний лирического героя, и даже его рассуждения о примирении с вечными законами бытия, актуализированными посредством аналогий с библейскими сюжетами, здесь также обретают подчеркнуто субъективированную форму.

Другое отличие кроется, на наш взгляд, в самом способе введения библейских аллюзий и реминисценций в художественное повествование. У Пастернака это причудливые переплетения метафор, в которых лишь угадываются библейские мотивы и образы, иногда маркированные упоминаниями о каком-либо христианском празднике. Так, например, в стихотворении «Метель» читаем: «Детство рождественской елью топорщится» [6, с. 122]. «Восприятие детства через праздник Рождества, собственно, неотделимость детства от Рождества придает образу детства какой-то высший и волшебный смысл, который лирический герой ищет и в настоящем» [4], – замечает по этому поводу О. Н. Николенко. Иной подход демонстрирует С. Казнов, воспроизводя известные библейские сюжеты во всех своей полноте и красоте деталей, не используя язык полунамеков и затемненных метафор, а со свойственной ему прямотой обозначая значимые для раскрытия основной идеи лирического повествования параллели с жизнью и переживаниями лирического героя, его настроением и мировоззрением в целом.

Данные наблюдения могут стать прекрасным дополнением к рассмотрению темы «Библейские мотивы и образы в лирике Б. Пастернака» (в рамках изучения монографической темы по творчеству автора), актуализирующиеся посредством комплекса проблемных вопросов, заранее подготовленных учителем или формулируемых учащимися в процессе интерактивной учебной деятельности. Другой вариант их включения в ткань урока – осуществление учащимися научно-исследовательской проектной деятельности, предусматривающей сравнительно-сопоставительный анализ библейского интертекста в интерпретации Б. Пастернака (или любого другого программного автора) и нашего земляка С. Казнова.

Обратим внимание и на тот факт, что собственно библейскими реминисценциями культурный контекст лирики С. Казнова не ограничивается: его поэзия органично входит в мир «большой литературы», соприкасаясь со скандинавским эпосом (образ Брюнхильды в стихотворении «Как страшно быть элементом эпоса»), античной поэзией (образы Муз, рассыпанные по всему творчеству, образ Одиссея), египетской мифологией (Озирис); в ней присутствуют цитаты из известных рок-песен, встречаются литературные «подражания» Н. Гумилеву, Фету, Есенину, упоминаются Гоголь, Чосер, Шекспир и т. д., и все это будет весьма интересным дополнением к подробному изучению данных текстов на уроках литературы в соответствии с содержанием программы. Иными словами, исследуя творчество С. Казнова, мы соприкасаемся и с уникальным философским мировидением, сформированным на основе богатейшего культурного и литературного материала прошлого, впитавшем в себя все лучшее из мировой культуры, литературы и переработавшем его в соответствии с собственными поэтическими установками и художественными задачами, и с профессиональным подходом грамотного филолога одновременно: «Мы из праха и тлена. / Нечестивую плоть / до седьмого колена / поражает Господь. / И того лишь спасает, / кто в Господней руке. / Это в книге Исайи / видно в каждой строке. / Все евреи, арабы / себе ставят на вид: / выживает лишь слабый, / кто Его не гневит, / соблюдает субботы, / не читает Рембо / и не ищет свободы, / потому что слабо» [2].

Таким образом, методические перспективы культурологического подхода к освоению региональной поэзии на уроках литературы в современной школе, в частности на материале лирических стихотворений саранского поэта С. Казнова в рамках сравнительно-сопоставительного их рассмотрения с творчеством программных писателей (в ходе как групповой, так и коллективной работы с проблемными вопросами, при выполнении научно-исследовательских проектов), достаточно велики, поскольку позволяют расширить культурный кругозор учащихся, обогатить их интерпретационный опыт посредством знакомства с новым видением уже известных по творчеству изучаемых авторов образов, приблизить литературу к мировосприятию и миропониманию школьников, так как с региональными художниками слова их во многом объединяет общность реалий окружающей действительности, воспринятых и воплощенных ими в художественных текстах, схожесть в жизненных впечатлениях в целом. Региональная поэзия, помимо бесспорных ее художественных достоинств, представляется нам одним из эффективнейших средств литературы в современной ситуации ученического чтения, способным привлечь внимание школьников к данному виду искусства, пробудить интерес к программным произведениям, сделать само общение с литературой на уроке более увлекательным и информативно насыщенным.

Список использованных источников

Богуш, Е. И. Культурологический подход к изучению литературы [Электронный ресурс] / Е. И. Богуш. – Режим доступа : https://infourok.ru/metodicheskiy-doklad-na-temu-kulturologicheskiy-podhod-k-izucheniyu-literaturi-1670467.html (дата обращения : 17.01.2017). – Загл. с экрана.

Казнов, С. Стихи [Электронный ресурс] / С. Казнов. – Режим доступа : https://fayzov.livejournal.com/207208.html (дата обращения : 23.08.2005). – Загл. с экрана.

Медведева, В. В. Урок литературы в контексте культуроориентированного образования / В. В. Медведева // Педагогическое образование в России. – 2016. – № 3. – С. 150–155.

Николенко, О. Н. «Высшее искусство – жизнь» (библейские мотивы в лирике Б. Л. Пастернака) [Электронный ресурс] / О. Н. Николенко. – Режим доступа : http://md-eksperiment.org/post/20161211-vysshee-iskusstvo-zhizn-biblejskie-motivy-v-lirike-b-l-pasternaka (дата обращения : 11.12.2016). – Загл. с экрана.

Новый Завет [Электронный ресурс]. – Режим доступа : http://days.pravoslavie.ru/Bible/B_otkr9.htm (дата обращения : 23.08.2005). – Загл. с экрана.

Пастернак, Б. Л. Стихотворения / Б. Л. Пастернак. – М. : Проф-Издат, 2015. – 304 с.

Ушедший в лето (о поэте С. Казнове) [Электронный ресурс] /. – Режим доступа : http://www.liveinternet.ru/users/4514961/post352483738 (дата обращения : 05.02.2015). – Загл. с экрана