Дневник Надежды

Дневник Надежды.

20. 06. 1941 г.

Я – Надя, так меня называют учителя и друзья в школе. Я – Наденька, так меня называет мама и бабушка. Я – Надежда, так меня называет папа. Мне нравятся все три варианта, но сегодня я – Надежда. Сегодня мне исполнилось двенадцать лет! Это серьёзный возраст. Я решила завести дневник, в котором можно будет анализировать разные жизненные ситуации, поступки, характер. Я решила, что пора начать работу над усовершенствованием своей личности, хочу стать лучше. Недавно прочитала повесть «Юность» из трилогии Л. Н. Толстого. Главный герой этой повести именно так и поступал: он анализировал в дневнике свои поступки и черты характера, стараясь достичь нравственного усовершенствования.

Сегодня я ещё не решила, с чего начать работу над собой, поэтому просто расскажу о себе. Я живу в замечательном южном городе, который в песне назван «жемчужиной у моря». Конечно, это Одесса. Моя мама работает в школе. Она учитель музыки. А папа занимает очень ответственную должность: он парторг огромного предприятия. Ещё у меня есть бабушка. Моя любимая бабулечка уже не работает. Она просто печёт лучшие в мире пирожки!

Сегодня был прекрасный день! Солнце! Море! Было так весело! Но пора спать. Завтра точно приступлю к анализу своего характера. А сейчас спать.

22. 06. 1941 г.

Война…

20. 11. 1941 г.

Я теперь совсем одна. Отца расстреляли фашисты. Маму угнали на работы в Германию. Бабушка умерла: не выдержало сердце.

28. 11. 1941 г.

Меня вместе с другими детьми евреев, расстрелянных партизан, партийных и государственных советских работников привезли в Саласпилсский лагерь, это недалеко от Риги в Латвии. Нас, детей, поместили в отдельном от взрослых бараке. Здесь много детей разных возрастов и национальностей из стран, оккупированных Германией. Я познакомилась с Адой, ей одиннадцать лет, она из Польши, мы почти понимаем друг друга. Очень холодно и постоянно хочется есть.

3. 12. 1941 г.

Особенно жалко малышей. Им запрещено плакать. За плач – наказание. Одежда для детей слишком велика, неудобные деревянные башмаки, которые дети постоянно теряют. За потерю – наказание.

Есть маленькие дети, которые здесь вместе с матерями, а есть и совсем одни. Они привязываются к чужим женщинам и даже называют их мамами, а женщины заботятся о чужих детях, отдавая свою еду. Когда матери уходят на работу, за детьми присматривают дежурные. Сегодня дежурная разрешила мне помочь ей принести хлеб. Пока несёшь хлеб, конечно, его есть нельзя, но можно нюхать и мечтать.

10. 12. 1941 г.

У Тани нашли цветные ниточки и катушку, девочка ими играла, накручивала ниточки на катушку, которую называла куколкой. Игрушки здесь запрещены. Надзирательница всё отобрала. Таня не плакала, за плач могут забрать всю кровь. Маленькие дети постоянно придумывают, с чем поиграть, используют для игры камешки, щепочки, обрывки бумаги.

Я учу Гришу читать. Одна женщина дала мне самодельную тетрадь, сшитую вручную из коричневой обёрточной бумаги, с вырезанными из картона буквами и цифрами. Я прячу эту «азбуку» вместе с моим дневником в укромное место. Гриша – способный. Он уже складывает слоги, считает до ста. Но он многого не знает, например, не знает многих животных, никогда не видел моря и гор, я ему рассказывала про мою родную Одессу, про животных, которых видела в городском зоопарке.

1943 г.

Сегодня Новый год. Вспомнила ёлку, новогодний стол, весёлые школьные праздники.

На лагерную площадь пригнали много еврейских мальчиков. Приказали раздеться и разуться. Мальчики поняли, что их хотят убить. В ужасе они бегали по площади, жались друг к другу, некоторые бросались к охранникам и умоляли о пощаде. Эсэсовцы, не выказывая ни малейших признаков сострадания, загоняли мальчиков в бункер.

05. 01. 1943 г.

Пригнали большую группу людей из Белоруссии. Мороз захватывал дух, плакали дети, прижимались к матерям, просили отвести их домой. Всех загнали в баню. Обратно гнали голышом, многие ночь не пережили.

07. 01. 1943 г.

Детей, из вновь прибывших, поместили в отдельный барак, старших увезли, и больше они не вернулись. В лагере остались маленькие дети, за которыми поставили присматривать нескольких женщин и старших девочек. Я попала в их число. Когда мы пришли в барак, перед нашими глазами открылась страшная картина: на голых нарах лежали полуголые дети. Некоторые не могли даже сидеть. Дети были так перепачканы, что у некоторых не видно было даже глаз.

Дети плакали от голода. Дневной паёк узников состоит из кусочка чёрного хлеба, кружки кофе и миски вонючей баланды из овощных очисток, иногда в ней плавает голова кильки или огрызок яблока. Эту баланду разминаем и кормим грудничков.

12.02. 1942 г.

Прошёл слух, что в лагере оборудуют детскую больницу, но этому никто не обрадовался. Все знали, что больница нужна для отъёма крови и кожи у детей для раненых фашистов.

Дети продолжают умирать, но умирают они слишком медленно, с точки зрения палачей. Вчера приходил доктор, осматривал всех детей, некоторым малышам дал по конфете. К вечеру эти дети были мертвы.

20.02.1942 г.

Больше не смогу учить Гришу. Вчера отобрали светловолосых детей с голубыми глазами, увезли куда-то. Говорят, что фашисты их будут воспитывать как истинных арийцев.

Завтра начинаю работать на производстве. Долго там никто не выдерживает…

Конечно, история про девочку Надю и её дневник придумана. Но сколько подобных историй хранят мрачные стены бараков и бункеров фашистских концентрационных лагерей, созданных в годы второй мировой войны на территории Европы. Одним из таких лагерей был Саласпилсский лагерь в Латвии. После войны в нём был открыт мемориальный комплекс, как живое напоминание о преступлениях фашистов. В 2007 году он прекратил принимать посетителей, власти современной Латвии решили, что этот лагерь – слишком мрачное свидетельство о той войне, что современной Латвии нет необходимости иметь на своей территории такой жестокий памятник. Политики Латвии и многих других стран Европы предпочитают забыть о миллионах детей и взрослых, истязаемых и уничтоженных в подобных лагерях. Но мы, граждане России, не забудем и не позволим забыть миру, будем бороться за память о каждой невинной жертве фашизма в годы Второй мировой войны.