Изучая родной край вслед за В. Солоухиным
Данную работу трудно в настоящий момент назвать исследованием: это пока даже не первые шаги, а, скорее, план будущей работы. Но, если данный замысел вызовет интерес у слушателей и читателей, работа будет продолжена в разных предметных сферах.
Итак, первым толчком, вызвавшим интерес, как к творчеству писателя – земляка, так и к природе родного края, было задание по определению стилистических возможностей предложений с однородными членами. У В.А. Солоухина это, кажется, один из любимых приёмов погружения читателя в мир своих интересов. Сначала мы попытались просто механически «повыдёргивать» из текстов предложения с двоеточием и многочисленными запятыми (ведь уже восьмиклассники – навык нахождения нужного самым простым путём отработан до автоматизма). Но … репка не выдёргивалась. Извините за метафору, но всё было именно так: нас «затянуло» в глубь солоухинских «Трав» и «Владимирских просёлков».
В самом деле, разве можно (даже будучи человеком, далёким от рыбной ловли) устоять перед восторгом писателя, вспоминающего свои дни, проведённые в Лидзаве:
«Вот перечень пород, которые ловились там…(правда, названия все местные, а научных я не знаю): морской ёрш, описанный выше; морской карась – рыба, напоминающая по форме нашего карася, но совершенно серебряная, с фиолетовым отблеском и острыми, как бритва зубами, способными перекусить крючок, если он плох; зеленуха, барабулька – очень изящная рыбка с мордой, срезанной наискосок, в кровавых пятнах по туловищу, исчезающих как скоро рыба обсохнет от воды; колючка, напоминающая по форме речного окуня, с синеватым пятном на боку; петух – самая яркая и красивая, самая желанная для любого рыбака рыба; собака – кусающаяся рыба леопардовой расцветки; кефаль и, наконец, ставридка, самая массовая, самая надоедливая, но, пожалуй, и самая вкусная. Впрочем, нужно сказать, что мясо морского ерша необыкновенно. Оно плотное, белое сочное. Все говорят, что оно похоже на курятину, но я нашёл, что мясо этой рыбы по вкусу напоминает мясо рака, сваренного в пресной воде. Идёт ёрш почти исключительно на уху».
А уж если речь зашла о родном крае – хочется вместе с этим удивительно неравнодушным к настоящему и прошлому своей Родины человеком пройти владимирскими просёлками, полюбоваться обыденным чудом («По склонам оврага цвёл красными шапками дикий клевер, алели гвоздики, желтели лютики…»), услышать особенный, «с серебром, бархатистый, полный» звон колоколов.
Наверное, это признак настоящего таланта: о простом говорить так, что даже скучный перечень «представителей флоры» становится поэмой. В двух сборниках, «Трава» и «Третья охота», удивительным образом сочетаются научный и художественный стиль, рождая особую, только В. Солоухину присущую стилистику. Каждая страница этих записок пробуждает способность удивляться чуду природы. «Русский человек (надо бы сказать, народ.— В. С.) настолько влюблен в природу, что эта его нежность к ней заметна даже по названиям трав: петрушка, горицвет, касатик, гусиный лук, баранчик, лютики, дымокурка, курчавка, чистотел, белая кашка, водосбор, заманиха, душица, заячья лапка, львиный зев, мать-и-мачеха, заячий горох, белоголовка, богородицыны слезки, ноготки, матренка, одуванчики, ладаница, пастушья сумка, горечавка, поползиха, иван-чай, павлиний глаз, лунник, сон-трава, ломонос, волкобой, лягушатник, маргаритки, мозжатка, росянка, ястребинка, солнцегляд, майник, Соломонова печать, стыдливица, северница, лисий хвост, душистый колосок, ситник, гулевник, сабельник, хрустальная травка, журавельник, копытень, пужичка, сныть, пролеска, подморенник, чистяк, серебрянка, жабник, белый сон, кавалерийские шпоры, горький сердечник, буркун, сухаребрик, девичья краса, калачики, волгоцвет, золотой дождь, таволга, бедренец, купырь, золотые розги, мордовник, куль-баба, ласточник, румянка, наперстянка, богородская трава, белорез, царь-зелье, жигунец, собачья рожа, медвежье ушко, ночная красавица, купавка, медуница, анютины глазки, бархатка, васильки, вьюнки, иван-да-марья, кукушкины слезки, незабудка, ветреница, кошачьи лапки, любка, кукушкин лен, барская спесь, бабий ум (перекати-поле), божьи глазки, волчьи серьги, благовонка, зяблица, водолюб, красавка... («Трава»)».
Даже прибегнув к справочникам и помощи учителя биологии, нам удалось узнать далеко не все растения, но мы начали заполнять ими карту области и оказалось, что мы живём в потрясающе красивом мире. Нас окружают: петрушка, горицвет, касатик, гусиный лук, лютики, чистотел, водосбор, заманиха, душица, львиный зев, мать-и-мачеха, заячий горох, белоголовка, ноготки, одуванчики, поползиха, иван-чай, павлиний глаз, лунник, сон-трава, ломонос, волкобой, лягушатник, маргаритки, росянка, ястребинка, майник, Соломонова печать, душистый колосок, ситник, сабельник, журавельник, копытень, сныть, пролеска, подморенник, чистяк, жабник, кавалерийские шпоры, горький сердечник, калачики. Некоторые из них имеют и другое, не только научное, название: горицвет - адонис весенний,он же черногорка, желтоцвет, стародубка; касатик - ирис; чистотел - бородавник (Chelidonium); водосбор - род растений сем. Лютиковых; заманиха - эхинопанакс высокий (Echinopanax elatum); горох заячий - эспарцет песчаный; ноготки – календула (Calendula); валериана - ладаница (Valeriana); лунник – сон-трава, пульсатилла (Ltmaria), Pulsatilla; ломонос - клематис (Clematis); купена - соломонова печать (Polygonatum); журавельник, - аистник (Erodiu m), живокость - дельфиниум, шпорник (Delphinium).
Возможно, скоро мы найдём, откроем для себя и другие, пока ещё не угаданные: волгоцвет, золотой дождь, таволга, бедренец, купырь, золотые розги, мордовник, куль-баба, ласточник, румянка, наперстянка, богородская трава, белорез, царь-зелье, жигунец, собачья рожа, медвежье ушко, ночная красавица, купавка, медуница, анютины глазки, бархатка, васильки, вьюнки, иван-да-марья, кукушкины слезки, незабудка, ветреница, кошачьи лапки, любка, кукушкин лен, барская спесь, бабий ум (перекати-поле), божьи глазки, волчьи серьги, благовонка, зяблица, водолюб, красавка...
Откуда они, эти удивительно поэтические названия? Может, остались в память о тех, кто когда-то жил на этих землях, и подарил нам не менее удивительный мир топонимов? «Жили здесь раньше некие племена финского корня: мурома, меря и весь. Да, они исчезли совсем, но не без следа. До сих пор живут таинственные, не расшифрованные никем названия рек, городов, озер и урочищ: Муром, Суздаль, Нерль, Пекша, Ворща, Колокша, Клязьма, Судогда, Гза, Теза, Нерехта, Суворощь, Санхар, Кщара, Исихра…», - это мы уже отправились вслед за В. Солоухиным по «Владимирским просёлкам», чтобы мёртвая карта-схема ожила. «Но вот появились славяне. Они рубили свои избы неподалеку от финских селищ и начинали мирно пахать поля. Привольно было земли, и никто не мешал друг другу. И вот уж в ряду с какой‑нибудь Кидекшей появляются села Красное, Добрынское, Порецкое. По названиям можно узнавать, откуда шли славяне. Вон Лыбедь, вон Галич, вон Вышгород – все это киевские словечки….Славяне были культурнее местных жителей, а впоследствии их стало и больше. Они не прогнали, не истребили мурому, мерю и весь, а просто поглотили их, растворили в себе, или, как говорят ученые, ассимилировали… Говорила карта и о поэтичности народа, потому что черствый, сухой человек никогда не дал бы деревне такого названия, как Вишенки, Жары или, например, Венки».
Как внимателен В.Солоухин к каждому цветку, к каждой былинке! Он учит не просто видеть – учит любить этот удивительный, пусть и простой мир полей, лугов, лесов. «Все знают, как красиво и заманчиво выглядывают по осени из темной глянцевой зелени яркие кисточки брусники, словно капельки свежей крови, но мало кто замечал, как цветет этот вечнозеленый боровой кустарничек. Нам и в голову не могло прийти, что вон та невзрачная цветочная мелюзга может напоить огромный бор своим ароматом. Я сказал «невзрачная цветочная мелюзга» и тем незаслуженно оскорбил один из самых изящных и красивых цветов. Нужно только не полениться сорвать несколько веточек, а еще лучше опуститься на колени и бережно разглядеть.
То, что издали казалось одинаковым, поразит вас разнообразием. Вот почти белые, но все же розовые колокольчики собрались в поникшую кисть на кончике темно‑зеленой ветки. Каждый колокольчик не больше спичечной головки, а как пахнет! Это и есть цветы брусники.
А вот тоже колокольчик, но очень странный. Он совсем круглый и похож больше на готовую ягоду, уже и покрасневшую с одного бока. А еще он похож на крохотный фарфоровый абажурчик, но такой нежный и хрупкий, что вряд ли можно сделать его человеческими руками. Будет чем полакомиться и ребятишкам и тетеревам. Ведь на месте каждого абажурчика вызреет сочная, черная, с синим налетом на кожице ягода черника.
А вот собрались в кисточку крохотные белые кувшинчики с яркими красными горлышками. Кувшинчики опрокинуты горлышками вниз, и из них целый день льется и льется аромат. Это целебная трава толокнянка. Нет, только издали похожи друг на друга боровые цветы. Если вглядеться, по тонкости работы, по изящности и хрупкости ничем не уступит брусничный колокольчик другому, большому цветку. У ювелиров, например, мелкая работа ходит в большей цене.
Временами между кочками или пнями попадались аккуратно постланные светло ‑ шоколадные коврики кукушкина льна, этого непременного обитателя сухих сосновых лесов.
На серой лесной земле, на плотной зеленой дерновинке светились тут и там небольшие белые - белые пирамидки. Это кроты разглашают лесную тайну, что стоит этот лес на чистых речных песках».
В прошлом году «Владимирские просёлки» вовлекли нас в удивительные путешествия по Владимирскому краю. Как ни странно, мы все оказались под большим впечатлением от этой книги! Нам захотелось своими глазами увидеть ту удивительную природу, которую так точно описывает автор. Мы взяли все необходимое: компас, термос, телефон, карту, деньги, фонарик; я не могла расстаться со своей любимой шалью, поэтому взяла ее с собой.
Мы доехали на машине до того места, где В. Солоухин начал свое путешествие, и отправились по его следам. Сначала спустились вниз по холму и направились вдоль по тропинке. В нос ударил резкий запах хвои. Вся лесная подстилка была усеяна золотистыми иголочками. Из-под обуви ежеминутно доносился треск сучков. Маленькие темненькие листочки пробивались сквозь иголки. Огромные мрачные безлиственные кустарники стояли на страже входа в лес. Их жесткие длинные ветки были увиты паутиной. Вот свои нежные листочки выставил к солнцу молодой каштан. Изредка нам встречались белые березки, радостно приветствующие нас. Мы прошли еще немного и вышли к крутому берегу. Перед нами разливалась река. Слегка в бордовой воде отражалось солнышко. Бревно, плывшее медленно по течению, разрезало гладкую блестящую воду пополам. Внизу виднелся небольшой песчаный пляж, наполовину заросший травой и камышами. Другой берег за последнее время видно сильно обвалился и теперь только трава и сухие корни выглядывали из него. Мы решили долго не останавливаться и побрели дальше по утоптанной тропинке. Кое-где мы проходили мутные грязные лужи, видимо ночью прошел дождь и совсем скоро они высохнут. Мы вышли на опушку. Повсюду лежали опаленные стволы деревьев и зола. В воздухе стоял терпкий запах гари. В 2010 году были пожары, видимо это место поддалось им. Миновав опушку, перед нами открылась заросшая мхом, ведущая вдаль дорога. Никакого дворца Шелехова мы так и не увидели, видно его уже нет.
Дорога вела в поле все дальше и дальше. Иногда к нам прибегал маленький ручеек. То я встречала забавные цветы: васильки, ромашки, дремлющие колокольчики и лучезарные лютики. Впереди мы услышали шум, значит неподалеку была река. И впрямь! Мы прошли сквозь заросли кустарника, где посередине, как гласила табличка протекала река Шередарь. Та самая, которую описывает В. Солоухин! Мы обошли реку и еще недолго шли по тенистому лесочку. Дальше оказалась тропинка, которая вывела нас сразу на луг, а оттуда в деревушку Перново. Того омутка уже не оказалось. В самом начале поселения находились какие-то руины. Может это и есть та самая церковь? Дома, что шли по главной улице были красивые, видно только покрашенные и отремонтированные. При каждом доме имелся небольшой садик. Мы постучались в один из домов, где остались на ночлег. На следующее утро я гуляла по деревне и наслаждалась запахом молока. Зашла в небольшой магазинчик. Вряд ли это конечно тот магазин, который посетил В. Солоухин, хотя… Все может быть!
Неподалеку я заметила белеющую неподалеку церквушку. Мне не хотелось уходить из Перново. Свою дальнейшую дорогу мы шли медленно, делая иногда перевалы. Небо над головой было голубое и ясное. Вокруг пели птицы. Было очень жарко. Воздух стоял сухой и насыщенный запахом листвы. Какая-то машина подвезла нас до небольшого озера, после чего повернула в другую сторону. По карте до Головино нам оставалось недолго. И верно! В 15:00 мы прибыли в деревню. Здесь дома были совсем новые; сады, которые были усеяны разноцветными цветами; пасущиеся коровы; стадо баранов, которое гнала по дороге ворчливая старуха. Колхоз был видимо тоже новый. Двухэтажное здание из красного кирпича, белые рамы, клумбы около входа и большая железная дверь. На ночлег нас приютила баба Нина. У нее был маленький синий деревянный домишко. Впереди дома курятник, откуда выбежали желтенькие цыплятки. Бабушка рассказывала нам про деревню и про своих кур. Мы переночевали и утром завтракали за большим столом. Парное молоко и гречка были как ни кстати в столь чудесное утро! Нина Петровна на этот раз рассказывала нам про всех соседей. И оказывается одна женщина, которая жила в доме №5 готовит самый вкусный чай. Наверное это правнучка бабы Насти про которую нам рассказывал Солоухин. После плотного завтрака мы попрощались с бабой Ниной и отправились по каменной дорожке вдоль поля…
Это было не последнее путешествие. Постепенно мы, если и не пройдём весь путь (возможно, как и В.Солоухин: «на многих видах транспорта: на поезде товарном («зайцем» на так называемых тормозах), на поезде пассажирском, в цельнометаллическом мягком вагоне, на поезде узкоколеечном по пять километров в час, на паровозе без всякого поезда, в тендере (причем паровоз ехал задом наперед), на паровозе – в кабине машиниста, в вагонетке подвесной дороги (причем на самом высоком месте вагонетка застряла), на оленьих нартах по летней тундре, на собаках по зимней тундре, на верблюде, на верховой киргизской лошаденке, на верховой кабардинской лошади, в розвальнях, на телеге, на кубанской линейке, на самолете «ПО‑2», на самолетах двух‑, трех– и четырехмоторных, на ишаке, на геликоптере, на автомобилях самых разных моделей и марок – от «мерседеса» до «козлика», на рыбачьем боте, на сейнере, на глиссере, на океанском пароходе, на речном буксиришке, на плотах, на волах, на ледоколе, на аэросанях, на льдине, на лосе, заложенном в упряжь…» ), то точно узнаем каждый уголок и каждый цветок родного края. Ведь Владимир Алексеевич сумел пробудить в нас неравнодушное отношение к каждой былинке, к каждому деревцу, к каждому солнечному лучику!
Хромова Ева 8 «Б»
