Творческая работа «Не теряем самообладания!»
Не теряем самообладания!
Петрунина Светлана,
ученица 11 класса
МБОУ «Гимназия №5» г.Брянска
– Не теряем самообладания! – командует усатый штурман, лихо вдавливая пальцами в белый гранит панели разноцветные кнопки; Шаттл трясёт и корёжит, попадись им на пути одинокий астероид – столкновения не избежать, лягут тут все вместе с ценными трофеями в грузовом отсеке. Допустить этого никак нельзя, но у молоденького, безбородого ещё врача отчего-то отчаянно трясутся руки, и не помогают ничьи увещевания, в том числе его собственные. Он жмурится, как от сильной боли, опасаясь взглянуть на бортовую панель, шепчет побелевшими губами, весь вылинялый, точно старое полотно:
– Мы разобьёмся, разобьёмся, разо…
Глухой звук пощёчины разрезает напряжённую атмосферу; врач непонимающе прижимает ладонь к щеке, ноющей и горящей под пальцами, а широкоплечий детина с неприятным тяжёлым взглядом и спутанными длинными волосами тихо, но внятно цедит (против такого тона и пикнуть не сумеешь):
– Отставить панику.
Закалённый боями – что на земле, что здесь, в космосе, – он, вояка, успокаивать умеет на раз-два: в армии не терпят таких, как этот молоденький врачишка, теряющий голову из-за любой крысы, пробежавшей по полу. Бортинженер, невысокий и тоже ещё довольно молодой, недавно отметивший тридцатилетие, обнимает врача за плечи и уводит за собой. Штурман тихо вздыхает, выкручивает – дрянная привычка – роскошный чёрный ус, смотрит на вояку устало, говорит медленно, продумывая каждое слово:
– Мы и правда рискуем разбиться прямо сейчас. Готов поспорить, это всё эти… эти рептилоиды! – он выплёвывает присвоенное иномирцам прозвище с такой яростью, что становится понятно: несмотря на недавно заключённое перемирие, штурман их недолюбливает и им не доверяет. Он хмурится, по строгому лицу, точно бы высеченному из камня, пробегает тень недовольства и опаски.
– Точно тебе говорю, наверняка что-то с Шаттлом сделали. Не могли же они отпустить нас без очередного подарочка.
Очевидная язвительная насмешка в голосе – намёк на ценный груз, который они везут с собой. Для земных учёных настоящий рай, подарок судьбы – неизведанные животные, которые на их планете не водятся, образцы ДНК иномирцев. Какой-то зверь взрыкивает – слышно даже здесь, – скребёт когтями по клетке. Противный такой, скрежещущий звук. Штурман замирает, на секунду прислушиваясь к нему, опасаясь, что из-за небольшой неисправности может сработать аварийная эвакуация, и звери выберутся на свободу. Если это случится, они ни косточки не оставят, дикие и оголодавшие, штурман-то видел, с какими усилиями затаскивали этих существ в клетки иномирцы.
Вояка коротко качает головой. Он не спешит подставлять плечо и спину иномирцам, но относится к ним спокойнее. И отзывается раздражённо, не скрывая даже своего недовольства тем фактом, что сейчас они стоят и болтают вместо того, чтобы отправиться проверять, что именно случилось с Шаттлом:
– Давай оставим обсуждение рептилоидов на потом. У нас сейчас более серьёзная проблема.
Шаттл трясёт и качает из стороны в сторону, точно воздушный шарик, подхваченный дуновением ветра; бортинженер уже, должно быть, выясняет причину неисправности, но здесь, у штурвала, должен кто-то оставаться, следить, чтобы на траектории движения не появился незваный гость в виде астероида или – упаси Господь – линкор Серых. Если появится он, заполненный подчиняющимися рептилоидам тварями, будет понятно сразу: предали прямо на заключении мира. Но пока рано делать выводы, и штурман смиряется со своей ошибкой, только качает головой вояке, мол, сходи, посмотри, что там. А сам разбирается с управлением – нужно немного сместить шаттл левее, впереди астероид, врезаться в её жаркий бок совсем не хочется. До Земли ещё лететь и лететь, а такими темпами – корабль снова вздрагивает – они до неё доберутся по кусочкам. Паршиво. Да и если нападение случится, про тех же пиратов не стоит забывать, пиши пропало; ракет на Шаттле раз-два и обчёлся, грузовой, он не предназначен для стычек…
Штурман нервно качает головой. Секунда промедления едва не стоит ему всего: астероид возникает перед носом корабля неожиданно, стремительно увеличиваясь в размерах, и он рычит, чертыхается, бьёт по кнопкам нервно и торопливо. Жмурится, уверенный, что сейчас по его глупости всех ждёт столкновение.
Неожиданный подарок Фортуны – корабль в последний момент оживает, ныряет влево, обходит звезду по широкой дуге и мчит дальше. На приборной панели больше не мигают алым лампочки.
«Починили, – с облегчением думает штурман, мысленно обещая после такого презентовать каждому из экипажа корабля по бутылочке чего покрепче да подороже, – починили, родные!»
Теперь можно без опаски лететь к Земле: поломка, в чём бы она ни заключалась, устранена, столкновения с астероидом не случилось, все живы, а судя по тому, как лихо царапает невиданное зверьё клетки, никто из питомцев тоже не пострадал. Штурман прячет довольную улыбку в усах, легко хлопает по плечу возвратившегося вояку, одобрительно смотрит на взмокшего от усердия и нервов бортинженера, вокруг которого хлопочет врач: длинная царапина, тянущаяся по руке мужчины, – очевидно, последствие тряски. Он узнает, в чём было дело, позже. И, вероятно, от души посмеётся, узнав, что их всех так перепугал и заставил строить самые глупые предположения банальный камешек, волею случая угодивший в отсек двигателя.
– Держим курс на Землю, господа! – воодушевлённо сообщает штурман, и нестройный ряд усталых, но довольных голосов раздаётся в ответ.
– Миша, вставай! Ты опоздаешь в школу! – мама настойчиво трясёт его за плечо, и Мишке ничего не остаётся, кроме как оторвать голову от мягкой подушки и медленно сесть, тихо вздыхая. Школа? Какая школа? Он ведь штурман космического корабля и сейчас ведёт Шаттл к Земле, при чём тут школа?
Он смотрит на свои руки – детские такие, с розовыми ладонями – и обиженно закусывает губу. Неужели только сон? Значит, всё это неправда: и иномирцы-рептилоиды, и невиданное зверьё, доставленное земным учёным для изучения? Значит, всё это – игра воображения?
Думать так отчего-то до ужаса неприятно, и плохое настроение преследует Мишу всё утро: он вяло ковыряется в манной каше, подпирает щёку рукой и смотрит куда угодно, но не на маму; по всем законам детской логики в несвоевременном завершении такого чудесного, такого интересного сна, в котором он – он, представьте себе, он, Мишка! – был самым что ни на есть настоящим штурманом самого что ни на есть настоящего корабля, он обвиняет именно её.
На душе муторно и грустно. Первым уроком математика, от которой хочется куда-нибудь спрятаться, а шестой класс – это вам не шутки. Мама говорит, что в его возрасте пора учиться, а не читать дурацкие научно-фантастические книжки – отсюда, мол, и сны такие. А Мише обидно, ему хочется быть штурманом, а может, бортинженером, да он даже на врача согласен, если в Шаттле, если в космосе!
– Хочешь стать космонавтом – учись, – отрезает мама, поджимая губы: на работу опаздывает, торопится. Она поспешно клюёт сына в лоб, советуя вести себя хорошо и на занятиях быть прилежным и сосредоточенным, а потом уходит. Мишка ещё пару минут сидит на кровати, а потом поднимается, вытаскивает из шкафа школьную форму, одевается, впервые за долгое время, тщательно, заправляет внутрь карманы брюк, правильно ставит высокий воротничок рубашки. И подхватывает портфель – пора в школу. В конце концов, учёба – не такая уж и большая цена за шанс стать штурманом большого и наверняка очень красивого космического Шаттла! Главное- не терять самообладания!
Инна Алексеевна Безрукова
Легоцкая Вера Сергеевна