Театрализованная постановка "Книжный вор"
Театрализованное представление
«КНИЖНЫЙ ВОР»
Возраст обучающихся: 14 – 18 лет
Авторский коллектив:
Соколова А.И., методист
Подольская А.В., педагог-организатор
Крук И.О., педагог-организатор
Греков А.В., педагог доп. образования
Вологда
2025
1 сцена
Действующие лица: Смерть; на видео – Лизель, мать Лизель, священник
Смерть: Сначала краски. Потом люди. Так я обычно вижу мир. Или, по крайней мере, пытаюсь. Вот маленький факт: когда-нибудь вы умрете.
Ни капли не кривлю душой: я стараюсь подходить к этой теме легко, хотя большинство людей отказывается мне верить, сколько бы я ни возмущался. Прошу вас, поверьте. Я еще как умею быть легким.
Ах да, представиться для начала. Где мои манеры? Я мог бы представиться по всем правилам, но ведь в этом нет никакой необходимости. Достаточно сказать, что в какой-то день и час я со всем радушием встану над вами. На руках у меня будет ваша душа.
Вопрос в том, какими красками будет все раскрашено в ту минуту, когда я приду за вами. Оттенки дня и неба помогают мне отвлекаться — учитывая, сколь долго я исполняю свою работу.
Кто-то из вас может спросить: зачем ему вообще нужен отпуск? От чего ему нужно отвлекаться?
Это будет второй мой пункт.
Оставшиеся люди. Выжившие. На них, раздавленных, повергнутых среди осколков головоломки осознания, отчаяния и удивления я не могу смотреть, хотя во многих случаях все-таки не удерживаюсь.
Это, в свою очередь, подводит меня к тому, о чем я вам расскажу нынче вечером. Это будет история об одном из таких вечно остающихся — о знатоке выживания. Это одна из небольшого множества историй, которые я ношу с собой, и каждая сама по себе исключительна. Каждая — попытка, да еще какая попытка — доказать мне, что вы и ваше человеческое существование чего-то стоите.
С книжной воришкой я встречался несколько раз.
В нашу первую с ней встречу сначала возникло что-то белое. Некоторые из вас наверняка верят во всякую тухлую дребедень: например, что белый — толком и не цвет никакой. Так вот, я пришел, чтобы сказать вам, что белый — это цвет. Без всяких сомнений цвет, и лично мне кажется, что спорить со мной вы не захотите.
Пожалуйста, не волнуйтесь, пусть я вам только что пригрозил. Все это хвастовство — я не свирепый. Я не злой. Я — итог.
Да, все белое. Мне показалось, что весь земной шар оделся в снег. Натянул его на себя, как натягивают свитер. У железнодорожного полотна — следы ног, утонувших по щиколотку. Деревья под ледяными одеялами. Как вы могли догадаться, кто-то умер.
СМЕРТЬ МОЛЧИТ. ВИДЕО (ВОЗМОЖНО, ОТСНЯТЫЙ ТЕАТР ТЕНЕЙ)
Поезд шел быстро. Он был набит людьми. В третьем вагоне умер шестилетний мальчик.
Книжная воришка и ее брат ехали в Мюнхен, где их скоро должны передать приемным родителям. Теперь мы, конечно, знаем, что мальчик не доехал.
Как это случилось? Внезапный порыв сильного кашля. А за ним — ничего.
Их мать спала.
Мать, дочь и труп — упрямы и безмолвны.
И я сразу совершил самую элементарную ошибку. Не могу передать вам всю степень моего недовольства собой. Сначала я все делал правильно:
Изучил слепящее снежно-белое небо — оно стояло у окна движущегося вагона. Я прямо-таки вдыхал его, но все равно дал слабину. Я дрогнул — мне стало интересно. Девочка. Любопытство взяло верх, и я разрешил себе задержаться, насколько позволит мое расписание, — и понаблюдать.
Через двадцать три минуты, когда поезд остановился, я вылез из вагона за ними. У меня на руках лежала маленькая душа. Я стоял чуть справа от них.
Точно помню, в тот день дышал я шумно. Удивляюсь, как они меня не услышали. Мир уже провисал под тяжестью всего этого снега.
Метрах в десяти слева от меня стояла и мерзла бледная девочка с пустым животом. У нее дрожали губы. Она сложила на груди озябшие руки. А на лице книжной воришки замерзли слезы.
Еще несколько минут, и мать пошла оттуда со священником. Она благодарила его за службу.
Девочка же осталась. Минута и она принялась копать, не веря в то, что он умер. Почти сразу же снег вгрызся в ее кожу. Замерзшая кровь трескалась у нее на руках.
Где-то среди всего снега Лизель видела свое разорванное сердце, две его половинки. Каждая рдела и билась в этой белизне. Лишь ощутив на плече костлявую руку, девочка поняла, что за ней вернулась мать. Девочку оттаскивали куда-то волоком. Теплый вопль наполнил ее горло.
Через метров двадцать волок завершился, мать и дочь остановились отдышаться.
Смерть: В снегу торчал какой-то черный прямоугольник. Его увидела только девочка. Нагнулась и подняла его и крепко зажала в пальцах. На книге были серебряные буквы. Первая добыча книжной воришки — начало впечатляющей карьеры.
Это было не единственное прощание на сегодня. Мама везла сына и дочь приемным родителям. Лизель все думала: зачем? И находила лишь два ответа: мать хотела, чтобы дети могли хоть что-то есть и второй – непонятное слово об отце – коммунист.
2 сцена
Действующие лица: Роза, Ганс, Лизель
Лизель стоит возле дома Хуберманов. Роза грубо пытается сопроводить девочку внутрь. Лизель не сдвигается.
Роза: Что столбом встала, свинюха?
Подходит Ганс.
Ганс: Оставь ее, Роза.
Роза уходит в дом. Ганс берет Лизель за руку и провожает в дом.
Роза: Ну ты и грязная, свинюха! Снимай всю одежду и иди быстро в ванну!
Ганс: Отстань от неё! — мягко — Дай я. — обращается к Лизель — Не хочешь в ванну?
Лизель мотает головой
Ганс: Ничего, ты, должно быть, очень устала, потом сходишь.
Роза: Слушай-ка, Лизель, — теперь будешь называть меня Мамой! — задумалась — Как ты звала свою настоящую мать?
Лизель: Тоже мама.
Роза: Ладно, я, значит, буду мама номер два. И этого, там. — оглядывается на мужа — Этого свинуха, грязного борова — будешь звать его папой, поняла?
Лизель: Да
Роза: «Да, Мама», свинюха. Называй меня Мамой, когда со мной говоришь.
Лизель: Да, мама.
Роза: Всё, а теперь марш наверх спать! Свинух, проводи её.
3 сцена
Действующие лица: Смерть, Ганс, Роза, Лизель
Смерть: Те первые месяцы были, конечно, самыми трудными. Каждую ночь Лизель снились страшные сны. Лицо брата. Просыпаясь, она кричала.
Пожалуй, единственное благо страшных снов было в том, что в комнату Лизель тогда приходил Ганс Хуберман, новый Папа — с утешением и любовью. Первые раз-другой просто приходил и сидел с нею, через несколько ночей он прошептал ей, что все хорошо, он рядом. Через три недели он обнял ее. Доверие росло быстро, девочка знала, что он придет с полукрика и не покинет ее. В иные дни Папа просил ее вернуться в постель и минутку подождать, возвращался с аккордеоном и играл ей. Лизель садилась и мычала в такт. Прежде никто не дарил ей музыки.
Роза: Кончай пиликать, свинух! Я уже устала это слушать, а еще нужно ведь бельё разносить. Свиньи, совсем не могут себе одежду постирать!
«Пожалуйста, на этих рубашках никаких складок! передразнивает На пиджаке чтоб ни одной морщинки!» И вот стоят и все рассматривают прямо передо мной. Прямо у меня под носом! Ну и отребье!
Если бы твой Папа обращается к Лизель хоть на что-нибудь годился мне бы не пришлось этим заниматься! насмешливо фыркая Маляр! И чего я вышла за этого засранца? Таскаюсь теперь по улицам и гну спину на кухне, потому что у этого свинуха смотрит на Ганса вечно нет работы. Настоящей, по крайней мере. Только жалкий аккордеон и каждый вечер по этим грязным притонам!
Что-то я совсем о времени забыла, пока с вами тут разговаривала. И вообще, свинюха, иди на улицу гулять. Будешь мне тут еще под ногами мешаться!
Лизель: Да, мам.
4 сцена
Действующие лица: Лизель, Руди
Лизель выходит на улицу. Осматривается. Во дворе играл Руди с мячом, он заметил девочку и подошел к ней.
Руди: Привет, новенькая! Меня зовут Руди Штайнер. Я живу с тобой по соседству. молчание А тебя как зовут?
Лизель: Лизель. — начинает идти вперед, Руди догоняет
Руди: А куда ты идёшь?
Лизель: Не твоё дело
Руди: Хочешь я покажу тебе городские достопримечательности? недолгое молчание Вот Тут живет Томми Мюллер. У него кличка дергунец. В пять лет потерялся на рынке в самый холодный день зимы. Его нашли через три часа — так он замерз в ледышку, и от холода у него жутко болело ухо. Потом в ушах у него стало ужасное воспаление, ему сделали три или четыре операции и порезали все нервы. Вот он и дергается. И хуже всех играет в футбол!
А в этой мастерской работает мой папа, Алекс Штайнер…
молчание
А знаешь что? Сто метров! Спорим, я тебя перегоню!
Лизель: Спорим, не перегонишь?
Руди: На что ты споришь, свинюха малолетняя? У тебя что, есть деньги?
Лизель: Откуда? А у тебя?
Руди: Нет. задумался Если я перегоню, я тебя поцелую! присел и закатывает брюки.
Лизель: встревоженно Ты зачем это хочешь меня поцеловать? Я же грязная!
Руди: А я нет?
Лизель разглядывает соперника, серьезно кивнула.
Лизель: А если я перегоню?
Руди: Тогда не поцелуешь.
Лизель: Никогда?
Руди: Что за вопросы? Ты же собралась бежать. Ведь так?
Дети ударили по рукам и побежали. Дети добегают до конца улицы одновременно, смеются.
Руди: Езус, Мария и Йозеф! Я весь в грязи.
Лизель: Ну что, ничья?
Руди: Если ничья, мне же все равно положен поцелуй?
Лизель: Еще чего!
Руди: Когда-нибудь, Лизель, ты сама до смерти захочешь со мной целоваться.
Лизель отряхнулась, не отвечая, и пошла дальше. Руди пошел за ней.
Руди: А ты знаешь Джесси Оуэнза?
Лизель: Нет
Руди: гордо — Он только что выиграл четвертую золотую медаль, завершив эстафету 4x100 метров. Джесси Оуэнз — Легенда!
Лизель: Да? Но я почему-то ничего не слышала о нём.
Руди: По миру пошли разговоры о том, что он недочеловек, потому что чернокожий, и Гитлер почему-то отказался пожать ему руку. Никак не могу понять, что в этом такого? Что такого в том, что он черный? Лично я в этом не вижу ничего такого. Он же величайший бегун! Я хочу быть как Джесси Оуэнз!
Лизель: У взрослых вообще много непонятных правил. Они даже некоторые слова ненавидят. Вот, например, “коммунист”. Мой родной отец пропал из-за этого слова. Ну, здорово, что у тебя есть свой кумир, Руди. Мне уже пора домой, пока.
5 сцена
Действующие лица: Смерть, Ганс, Лизель
Смерть: Стоял конец мая 1939-го. В тот день прошел парад.
По Мюнхен-штрассе промаршировала фашистская партия — она гордо несла знамена и лица, воздетые высоко, будто на палках. Голоса полнились песней, и пиком был слаженный рев «Германия превыше всего». Как всегда, им хлопали. Пришпоренные, они шагали неведомо куда. Люди стояли на улицах с ладонями, горящими от рукоплесканий, и глазели на них.
Ночью Лизель видела сны — как всегда. Сначала ей снился парад, но довольно скоро он привел Лизель к поезду, и ее снова ждал неподвижный взгляд брата.
Крик Лизель. Ганс поднимается в комнату, обнимает девочку, успокаивая.
Ганс: Тише-тише, я рядом, всё хорошо.
Ганс прилег, обнимая Лизель, в кровать. Почувствовал, что что-то под подушкой мешает ему
Ганс: На чём это ты спишь? — суёт руку под подушку и достает руки, с недоумением взглянул на девочку. Лизель пожала плечами — “Наставление могильщику”. Это твоё?
Лизель: Да, папа.
Ганс: Хочешь почитать?
Лизель: Да, папа.
Ганс: Значит, давай будем читать. Сказать по правде, я и сам не такой уж хороший чтец. — Ганс перелистывает страницы, задумчиво — Хм. А почему такая славная девочка захотела такое читать?
Лизель пожала плечами.
Лизель: Я.. когда… она лежала в снегу, и…
Ганс провел рукой по волосам
Ганс: Ладно, Лизель, дай мне тогда слово. Если я в ближайшее время помру, ты проследишь, чтобы меня правильно зарыли. — Лизель кивнула — Не пропустили бы главу шестую или пункт четыре из девятой главы. — засмеялись — Ну, я рад, что мы договорились. Теперь можно и начать.
Смерть: Оценив всю сложность текста, Ганс Хуберман тут же понял, что книжка далеко не идеальная. Там были слова, трудные даже для него. Не говоря уже о мрачной теме. Что же до девочки, то ей вдруг страстно захотелось прочесть книжку — это желание она даже не пробовала понять. Может, где-то в глубине души хотела убедиться, что брата зарыли правильно. Что бы Лизель ни толкало, жажда ее была такой острой, какая только может быть у человека в десять лет.
Ганс: На-ка! — Ганс протянул книгу Лизель — Посмотри на эту страницу и скажи, сколько слов здесь ты можешь прочитать.
Лизель: Примерно половину.
Ганс: Прочти мне какое-нибудь. — Лизель молчала — покажи все слова, которые ты можешь прочесть и произнести их вслух.
Лизель: неуверенно “в”, “за”, “к”.
Ганс: Дело хуже, чем я думал. — Ганс задумался — Знаешь, я придумал кое-что получше. Пойдем за мной. — Ганс и Лизель спускаются в подвал, где у папы подготовлена стена. Ганс взял мел . — Начнем с азов. — Ганс написал заглавную и строчную букву “А”
Лизель: А.
Ганс: Что есть на “а”?
Лизель: Арбуз. — Ганс написал букву “Б” — Белка!
Ганс написал букву “С”. Лизель задумалась
Ганс: Ну, давай, Лизель. Слово на букву С. Это просто. Ты меня разочаровываешь. Ну же! Подумай о Маме!
Лизель: Свинюха!
Ганс: смеясь — Ш-ш, давай потише.
Смерть: Уроки продолжались.
В следующие несколько недель начала лета полуночные занятия шли после каждого страшного пробуждения. Тихие слова громко звучали в предутренний час. Были, конечно, и трудности. Несколько раз Папа чуть ли не орал на нее. Именно когда дело, казалось, текло как по маслу, где-нибудь вдруг появлялся затор.
Ганс: пишет слово Ну-ка, Лизель, прочитай, что тут получилось?
Лизель: За - ка - пы - вать
Ганс: Отлично! Теперь следующее...
6 сцена
Действующие лица: Смерть, Лизель, Ганс, Роза
Смерть: Лето 1939 года спешило — или, может, это спешила Лизель. Днями она играла в футбол с Руди и другими ребятами с Химмель-штрассе (это круглогодичное занятие), с Мамой разносила стирку по городу, а с папой изучала слова. Сказать по правде, от сверстников она явно отставала, но чтение и письмо у нее несомненно улучшились, и скоро она приблизится к чему-то более-менее достойному.
В первые дни сентября 1939 г. начинается Вторая мировая война. Холодным выдался в Молькинге тот день, и у меня прибавилось работы. Весь мир говорил об этом событии. Газетные заголовки упивались им. В приемниках Германии ревел голос фюрера. Мы не сдадимся. Мы не успокоимся. Победа будет за нами. Наше время пришло.
Уже к концу 1939 года Лизель довольно неплохо освоилась в Молькинге. Ей еще снился мертвый братик, и она тосковала о матери, но теперь ей было чем утешиться. Она любила своего Папу — Ганса Хубермана — и даже приемную мать, при всех ее обзывательствах и словесных нападках. Любила и ненавидела лучшего друга Руди Штайнера, что совершенно нормально.
Лизель: Папа? — пауза — Папа, ты не спишь?
Ганс: Да.
Лизель: Может, дочитаем книжку, а?
Ганс: «Глава двенадцатая: Уважение к кладбищу».
Смерть: Читали до самого утра, обводя и выписывая слова, которых Лизель не понимала, и переворачивали страницы, пока не рассвело. Несколько раз папа чуть не заснул, поддавшись зудящей усталости глаз и никнущей тяжести в голове. Наконец, когда темнота за окном начала понемногу разламываться.
Ганс: От лица Баварской ассоциации кладбищ выражаем надежду, что развлекли вас и просветили в том, что касается работы, техники безопасности и обязанностей могильщицкого дела. Желаем вам всяческих успехов в вашей карьере в похоронном искусстве и надеемся, что наша книга вам в чем-то поможет.
Осилили, а?
Лизель, до плеч замотавшись в одеяло, взяв книгу в руку, разглядывала черную обложку с серебряным тиснением. Она кивнула — с пересохшим ртом и по-утреннему голодная. Они сквозь туман и замерзшее окно увидели розовые полосы света на снежных берегах крыш Химмель-штрассе.
Ганс: Смотри, какие краски
Смерть: Трудно не проникнуться к человеку, который не только замечает краски, но и говорит ими.
Ганс: Ты же помнишь, какой сегодня день?
Лизель: Рождество!
Ганс: Верно, Роза уже наверняка встала и готовит завтрак, давай спустимся к ней.
Лизель и Ганс спускаются на кухню, подходят к Розе. Роза незаметно передает подарок Гансу. Ганс дарит подарок Лизель.
Ганс: От Святого Никлауса
Лизель взяла подарок (две книги), обняла обоих родителей.
Роза: Ну а теперь, марш за стол! Завтрак уже остывает.
Все трое садятся за стол и начинают есть.
Ганс: Роза, передай мне, пожалуйста, соль.
Лизель: Я хочу о кое-чем спросить.
Роза: Ну?
Лизель: Хочу спросить, откуда вы взяли денег мне на книги.
Ганс усмехнулся
Ганс: Правда интересно?
Лизель: Конечно.
Из кармана Ганс достаёт то, что осталось от его табачного пайка и начинает сворачивать самокрутку.
Лизель: Вы мне скажете или нет?
Ганс смеётся.
Ганс: Но я же и рассказываю тебе, дитё. — Ганс управился с производством самокрутки, выкатил ее на стол и принялся за новую. — Вот так вот.
Роза: Этот свинух. Знаешь, что он сделал? Накрутил весь свой вшивый табак, пошел на ярмарку, когда она была в городе, и сменял у какого-то цыгана.
Ганс: Восемь самокруток книжка. Хвала господу за самокрутки, а, Мама?
Роза: Свинух!
Лизель перемигнулась с Гансом, доела суп, взяла подарок и, поблагодарив за завтрак, поднялась к себе в комнату.
Роза: Будь в тебе хоть капля смысла, часть табака обменял бы на новое платье, которое ей до зарезу нужно, или на приличные туфли. Ну да, куда там… Как до меня доходит, ты лучше скуришь весь паек, нет? Да еще и соседский в придачу.
Ганс: Прости, Мама. Завтра я обязательно принесу тебе коробку яиц.
Роза улыбнулась
7 сцена
Действующие лица: Смерть
Смерть: Итак, наступил 1940 год.
Со стиркой стало паршиво - и чем дальше, тем хуже. От услуг Розы Хуберман отказывались одни за другими. У людей больше не было возможности отдавать деньги на стирку и глажку вещей. Такое время. Что тут скажешь? А будет ведь еще труднее.
Поэтому вскоре Лизель начала разносить белье одна, по указанию матери. Роза Хуберман была явно убеждена в том, что этим богатеям не так легко будет отказать им, если перед ними будет стоять одна Лизель, тощая и бледная.
8 сцена
Действующие лица: Лизель, Ганс, Роза
Лизель: Пап?
Ганс: Ну, чего?
Лизель: Я смогу написать письмо маме?
Молчание.
Ганс: Зачем тебе понадобилось писать ей письмо? Тебе и так приходится терпеть ее каждый день. насмешливо Тебе этого мало?
Лизель: Не этой маме.
Ганс: А. — Ганс отвернулся к стене и продолжил красить. — Ну, наверное. Можно отослать его, как там ее — даме, которая привезла тебя сюда и потом приезжала несколько раз — из конторы по опеке.
Лизель: Фрау Генрих.
Ганс: Ну да. Отправь ей. Может, она сможет переслать его твоей маме.
Лизель тут же принялась писать письмо. Ганс подошел к Розе
Ганс: Роза.
Роза: Чего тебе?
Ганс тихо начал шептать на ухо
Роза: Чего это она взялась писать матери?
Ганс: Она спросила, не мог же я сказать нет. Верно?
Роза: Езус, Мария и Йозеф! — Снова шепот. — Ей надо забыть ее, и все. Кто знает, где она теперь? Кто знает, что они с ней сделали?
9 сцена
Действующие лица: Ганс, Роза, Лизель, Смерть, Ганс-младший
Лизель выходит на улицу проверять почту и кладет письмо в ящик, на улице все развешивают флаги, находит там газету, заходит в дом и отдает ее Гансу.
Ганс: читает На городской площади состоится праздничный костер. Любые материалы с тех времен, плакаты, книги, флаги, газеты — и любую найденную вражескую пропаганду нужно сразу нести в местный штаб НСДАП на Мюнхен-штрассе. Костер ознаменует не только день рождения фюрера, но и победу над его врагами и освобождение от уз, которые удерживали Германию со времен окончания Первой мировой.
Роза: Надо достать флаг. Ганс, где флаг? ищет флаг по дому За нами придут. Нас заберут.
Лизель: Кто?
Роза: Надо найти! Находит флаг за аккордеоном Ганса. Этот адский аккордеон загораживал мне всю видимость! Лизель! Надо быстрее повесить, Ганс-младший приедет совсем скоро.
Хуберманы весят флаг, накрывают стол. Параллельно монологу смерти приходит Ганс-младший, здоровается со всеми, проходит в дом, садится за стол и начинается разговор.
Смерть: Ганс-младший приехал ближе к полудню — на домашний обед, как он это делал на Рождество и Пасху. В детстве он был больше похож на Ганса, теперь же серебро в его глазах было не теплое, как у Папы, — там уже профюрерили. Ганс-младший приехал на мюнхенском поезде, и совсем скоро ожили старые трения.
Ганс-младший: Тебе всегда было плевать на страну! Она тебе безразлична. И что за дрянь читает девчонка? Ей нужно читать “Майн Кампф”.
Ганс: Не беспокойся, Лизель. Читай, читай. Он не понимает, что говорит.
Ганс-младший: Или ты с фюрером, или против него — и я вижу, что ты против. С самого начала был. Жалок человек, который может стоять в сторонке, сложа руки, когда вся нация выбрасывает мусор и идет к величию. Встает и после небольшой паузы произносит. Ты - трус.
Ганс-младший выходит из дома, вслед за ним на порог выходит Ганс и кричит ему вслед.
Ганс: Трус? Я трус?
Роза: Ганси, вернись!
Ганс возвращается обратно домой, беззвучно разговаривает с Розой, они убираются, параллельно монолог Смерти.
Смерть: Я был бы рад сообщить вам, что у молодого Ганса Хубермана все сложилось хорошо, но это не так. Испарившись в тот день во имя фюрера с Химмель-штрассе, он помчался сквозь события другой истории, и каждый шаг неминуемо приближал его к России. Небольшая пауза. К Сталинграду.
10 сцена
Действующие лица: Ганс, Лизель, Смерть, оратор, массовка из толпы
Разговор на кухне
Ганс: Не думай про него, Лизель. Ты собралась на костер?
Лизель: Да, папа
Хуберманы выходят на улицу к толпе, идут на костер. Выходят все жители, с книгами\плакатами и скидывают все в одну кучу. Все разговаривают между собой, создавая шум. Лизель высматривает Руди.
Рядом с кучей встает оратор.
Оратор: Хайль Гитлер! Сегодня прекрасный день. Это не только день рождения нашего великого вождя, но мы снова дали отпор врагам. Мы не дали им проникнуть в наши умы. Мы положили конец заразе, которая распространялась по Германии двадцать последних лет, если не дольше! Безнравственные! Kommunisten!
Смерть: Опять это слово. То старое слово. Сумрачные комнаты. Пиджачные люди.
Оратор: Die Juden! Евреи!
Смерть: Как только слово «коммунист» зацепило Лизель, продолжение фашистской декламации потекло мимо. Оратор говорит очень тихо, создавая видимость речи. Лизель снова задумалась. Kommunisten.
Оратор: И сегодня, теперь мы говорим «прощай!» всему этому мусору, этой отраве.
Смерть: Лизель видела все так ясно. Изголодавшаяся мать, пропавший без вести отец. Неживой брат. Kommunisten.
Лизель пытается выбежать из толпы, но у нее не получается.
Оратор: Хайль Гитлер!
Толпа: Хайль Гитлер!
Разгорается пламя, все подкидывают книги в костер. Толпа расходится. Лизель садится недалеко от костра, смотрит на него. Подходит Ганс.
Ганс: Чем ты тут занимаешься? Мы думали, ты перед ратушей.
Лизель: Прости, пап.
Ганс присаживается к Лизель.
Ганс: Что случилось, Лизель?
Смерть: Фюрер. Он и был те они, о которых говорили Ганс и Роза Хуберманы в тот вечер, когда Лизель писала первое письмо матери. Она поняла, но все же надо спросить.
Лизель: А моя мама — коммунист? Небольшое молчание. Ее все время спрашивали про это, перед тем как я сюда приехала.
Ганс: Не имею понятия. Я ее никогда не видел
Лизель: Это фюрер ее забрал?
Ганс: Небольшое молчание. Да, наверное, он.
Лизель: Я так и знала. Небольшая пауза. Я ненавижу фюрера. Я его ненавижу!
Смерть: Что же Ганс Хуберман? Что он сделал? Что сказал?
Ганс резко дает Лизель пощечину.
Ганс: Никогда так не говори!
Смерть: Ганса легко было принять за обычного высокого человека, неуклюже и подавленно сидящего где-то на церковном крыльце, но все было не так. В то время Лизель не имела понятия, что ее приемный отец Ганс Хуберман решал одну из самых опасных дилемм, перед какой мог оказаться гражданин Германии. Более того, эта дилемма стояла перед ним уже почти год.
Лизель: Папа?
Ганс: У нас дома так говорить можешь. Но никогда не говори так ни на улице, ни в школе, нигде! Ганс встал перед нею и поднял ее за локоть. Тряхнул. Ты меня слышишь? Лизель робко кивнула
Хорошо. Теперь давай-ка попробуем. Папа встал, выпрямившись, и вздернул руку на сорок пять градусов. Хайль Гитлер!
Лизель поднялась и тоже вытянула руку.
Лизель: Хайль Гитлер!
11 сцена
Действующие лица: Лизель, Смерть, Ганс, Агнет, Ильза Герман
Ганс берет Лизель за руку.
Ганс: Мы ведь все еще друзья? Лизель кивает. Пойдем.
Агнет: Ганс Хуберман?
Ганс: Добрый вечер, Агнет.
Лизель: Хайль Гитлер!
Ганс: Молодец, Лизель.
Агнет: Как ваши дела? Много работы?
Ганс: Нет, сейчас с этим туго. Ты же знаешь, как оно, особенно если кто не в рядах.
Лизель отходит, а Ганс и Агнет продолжают диалог беззвучно. Лизель подходит к горе сожженных книг.
Лизель: Три книги. Лизель аккуратно садиться к кучке книг и быстро берет одну из них, но обжигается. Берет и подкидывает в руках (как игра в горячую картошку), роняет.
Лизель быстро берет книгу и кладет себе под пальто. Оглядывается и замечает, как за ней следит Ильза Герман.
Лизель: Проклятье!
К Лизель подходит Ганс.
Ганс: Мы идем?
Лизель: Идем.
Ганс: Что-то не так?
Лизель: Ничего.
Ганс и Лизель идут домой. Лизель корчится, в конце концов не выдерживает и достает горячую книгу из-под пальто.
Ганс: Ну и что это за чертовщина?
Лизель пожимает плечами. Ганс поднимает и листает книгу.
Ганс: Еще одна? Похоже, мне больше не придется обменивать самокрутки, а? Ты успеваешь воровать эти книги быстрее, чем я — покупать.
Ганс продолжает листать книгу. Потом закрывает и отдает Лизель.
Ганс: Езус, Мария и Йозеф.
Лизель: Что, пап? Что такое?
Ганс: Ну конечно.
Ганс оглядывается, Лизель пытается понять куда он смотрит.
Лизель: Пап, ну ладно тебе. Что случилось? Ты расскажешь:
Ганс: А?
Лизель: Ты же понял. Расскажешь обо всем маме?
Ганс: О чем?
Лизель: Об этом.
Машет книгой перед лицом Ганса.
Ганс: Зачем?
Лизель: Потому что я опять украла.
Папа согнулся, подавшись к Лизель, затем выпрямился и положил ладонь ей на макушку.
Ганс: Конечно нет, Лизель. Я тебя не выдам.
Лизель: Тогда что ты сделаешь?
Смерть: Вот это был вопрос. Какой великолепный шаг высмотрит в жидком воздухе Химмель-штрассе Ганс Хуберман? Прежде чем я вам это покажу, думаю, нам стоит бросить взгляд на то, что он видел перед тем, как нашел решение. Сначала он видел книги Лизель: «Наставление могильщику», «Пес по имени Фауст», «На маяке», и нынешнюю — «Пожатие плеч». Потом — кухню и вспыльчивого Ганса-младшего, кивающего на те книги на кухонном столе, где Лизель привыкла читать.
Ганс: Слушай, Лизель, это будет наша тайна. Но ты должна мне кое-что пообещать.
Лизель: Все, что скажешь, пап.
Ганс: Если я когда-нибудь попрошу тебя сохранить мою тайну, ты ее никому не расскажешь.
Лизель: Честное слово.
Ганс: Ладно. Теперь пошли быстрее. Если мы хоть чуть-чуть опоздаем, Мама нас убьет, а надо нам это? Книжки-то не сможешь больше красть, представляешь?
Ганс и Лизель идут домой.
Смерть: В ближайшие дни Ганс Хуберман пойдет и выменяет на самокрутки еще одну книгу, только на этот раз — не для Лизель. Он постучит в дверь отделения фашистской партии в Молькинге и для начала спросит о судьбе своего заявления. Когда с ним об этом поговорят, он отдаст партийцам свои последние гроши и дюжину самокруток. А взамен получит подержанный экземпляр «Майн кампф». Но Лизель об этом не думала. У нее свой камень лежал на душе: она стащила книгу. И это кое-кто видел.
12 сцена
Действующие лица: Смерть, Лизель, Ильза Герман
Смерть: Прошло несколько недель. Футбол на Химмель-штрассе. Чтение между двумя и тремя часами каждую ночь после страшного сна или днем в подвале.
Одним днем Роза Хуберман поручила Лизель забрать белье из дома бургомистра, где жила Ильза Герман. Трудно сказать, что Лизель была рада этому поручению - но выбора у нее не было. Параллельно Лизель выходит из дома и идет к дому бургомистра.
Лизель подходит, переминается с ноги на ногу, нервничает. В конце концов стучит три раза. Дверь открывается, там стоит Ильза Герман. Она приглашает Лизель жестом внутрь.
Лизель: Я пришла только забрать белье.
Ильза: Подожди.
Ильза уходит внутрь дома.
Лизель: Слава Богу. Она его сейчас принесет.
Ильза выходит со стопкой книг. Снова показывает Лизель, чтобы та вошла. Лизель входит в дом. Видит множество книг.
Лизель: Езус, Мария…
Лизель осматривается.
Лизель: Можно?
Ильза кивает, соглашаясь.
Лизель трогает книги: сначала одной рукой, потом двумя, старается потрогать как можно больше книг. Потом начинает смеяться.
Лизель: Вы хотите, чтобы я…?
Лизель подошла к Ильзе и взяла книги у нее из рук. Поставила их на стол и увидела фотографию сына Ильзы.
Лизель: А кто это?
Ильза: В этом мире он больше никто. Он был мой… Кроме всего прочего, он замерз до смерти. До смерти замерз, я точно знаю.
Лизель: Простите меня. Лизель уходит.
Ильза: Больше в пустоту За что?
13 сцена
Действующие лица: Смерть, Лизель, Руди, мальчик на велосипеде
Смерть: Другой радостью были, кроме книг, конечно, кражи. По всей справедливости, Руди и Лизель сближало многое, но именно кражи окончательно укрепили их дружбу. Все началось с одного случая, а дальше их толкала одна беспощадная сила — постоянный голод Руди. Этот мальчишка все время до смерти хотел есть.
В это время Лизель выходит из дома Ильзы Герман и встречается с Руди. Он готовит место, чтобы мальчик упал с велосипеда.
Руди: Вот это мы с тобой придумали! Пойдем! Спрячемся вон там. Вон он, едет!
Мальчик падает и теряет сознание. В это время Лизель и Руди забирают его еду, оставляя корзину.
Лизель: Давай хотя бы корзину оставим. Хотя бы это он заслужил.
Руди: кивает Мы же не убили его?
Лизель: Понятия не имею.
Мальчик приходит в себя и уезжает с места.
Лизель: Тебе стыдно?
Руди: Чего?
Лизель: Сам знаешь.
Руди: Конечно стыдно, зато я сейчас жрать не хочу и, могу спорить, он — тоже. Ты ж не думай, что они возили бы еду попам, если б у них дома ее не было навалом.
Лизель: Но он так треснулся об землю.
Руди: Не напоминай.
14 сцена
Действующие лица: Смерть; на видео – Макс
Смерть: Пора сменить декорации. До сих пор нам обоим все давалось слишком легко, друг мой, вам не кажется? Как насчет того, чтобы на минуту-другую забыть о Молькинге? Это будет нам полезно. Кроме того, это важно для рассказа.
В нескольких сотнях километров к северо-западу, в Штутгарте, вдали от Химмель-штрассе, в темноте сидел человек. Это лучшее место, как они решили. Еврея труднее найти в темноте. Он сидел на своем чемодане и ждал. Он не ел ничего, кроме скверного запаха из своего голодного рта, уже, казалось, несколько недель, и до сих пор — тишина. Путешествие на поезде осталось далеко позади. Теперь только шаги отделяли Макса от спасения. Шаги, мысли и сомнения.
Вот он уже идет по карте, что была у него в голове. Когда он увидал город, было уже поздно. Его ноги страшно гудели, но он был почти на месте — в самом опасном месте, где только можно оказаться.
В одной руке он нес чемодан.
В другой все еще сжимал «Майн кампф».
15 сцена
Действующие лица: Макс, Ганс, Роза, Лизель
Макс стучится, Ганс открывает дверь.
Макс: Ганс Хуберман? Вы все еще играете на аккордеоне?
Ганс: Играю, конечно.
Ганс затаскивает Макса внутрь.
Роза: Ганс? Кто этот молодой человек?
Ганс: Сядь, Роза. Я сейчас все тебе объясню.
Усаживают Макса, садятся сами.
Ганс: Все это началось давно. Во времена Первой мировой. В части, где я служил, был парень на год старше меня — немецкий еврей по имени Эрик Ванденбург, — который научил меня играть на аккордеоне. Сдружились мы на почве того, что обоим было не страсть как интересно воевать. Сворачивать самокрутки нам нравилось больше, чем ворочаться в снегу и грязи. Раскидывать карты нравилось больше, чем раскидывать пули.
Ганс замолчал
Роза: Что с ним стало, Ганс?
Ганс: Эрика Ванденбурга нашли на поросшем травою холме разорванным в куски. Все, что осталось от него, — несколько личных вещей и старый аккордеон. Все, кроме аккордеона, отправили родным. Инструмент оказался слишком громоздким. И его отдали мне.
Вернувшись, я разыскал в Штутгарте семью Эрика Ванденбурга, и вдова, обращаясь к Максу твоя мама сказала, что я могу оставить инструмент у себя. В прошлом Он учил меня играть.
Понимаете, он спас мне жизнь. И я пообещал, что если им когда-нибудь что-то понадобится… Я обязательно помогу.
Роза закрывает шторы, чтобы никто не увидел их в доме. Накладывает суп и дает Максу.
Макс: Если вы не возражаете, я тоже хотел бы рассказать кое что.
Ганс кивает Максу.
Макс: Все началось 9 ноября. «Хрустальная ночь». Ночь битого стекла. Та самая беда, что оказалась путем к бегству. Уже многие еврейские дома разгромили и разграбили, как вдруг раздался дробный стук костяшек в дверь. Меня забрали. Следующие два года я отсиживался в убежище, в пустой кладовке. Поймите, там нельзя было оставаться вечно. А идти мне больше некуда.
Роза: Езус, Мария…
На кухню входит Лизель.
Лизель: Папа?
Ганс: Все хорошо, Лизель, пойдем спать. Ганс уходит вместе с Лизель в комнату и укладывает ее спать.
Ганс: Лизель, все в порядке?
Лизель: Да, Папа.
Ганс: Как видишь у нас гость. Сегодня он будет спать у нас, в подвале.
Лизель: Да, Папа.
Ганс: Мне надо тебе кое-что объяснить. Я не знал точно, что это все случится, и потому не говорил тебе. Про меня. Про того человека. Знаешь мой аккордеон? Помнишь день рождения фюрера, когда мы вечером возвращались с костра? Помнишь, что ты мне обещала?
Лизель: Что не выдам тайны.
Ганс: Точно. Лизель, если ты кому-нибудь расскажешь про этого человека, мы все окажемся в большой беде. Самое малое — это нас с Мамой заберут. Так что не говори, а если скажешь - я заберу все твои книги до одной — и сожгу. Я брошу их в печь или в камин. Поняла?
Лизель: Да, Папа.
Ганс: Дальше. Тебя заберут от меня. Ты этого хочешь?
Лизель: Нет.
Ганс: Хорошо. Того человека заберут, а может — и нас с Мамой тоже, и мы никогда, никогда не вернемся. Ты понимаешь меня?
Лизель: Понимаю, Папа. Правда.
16 сцена
Действующие лица: Макс, Лизель, Смерть, Ганс, Роза
Лизель просыпается и идет в подвал к Максу. Сидит и смотрит на него.
Макс: сквозь сон Исаак. Тетя Руфь. Сара. Мама. Вальтер. Гитлер. Нет, нет, нет, nein, nein...
Смерть: Подсматривая, Лизель уже отметила кое-какое сходство между собой и незнакомцем. Они оба появились на Химмель-штрассе в смятении. Обоих донимали сновидения.
Макс просыпается
Макс: Ай!
Лизель поднимает руку, осматривая его, Макс хватает Лизель за руку.
Макс: Прошу вас.
Лизель: Папа!
Макс: Прошу вас! Который час? Сколько я спал? Отпускает хватку.
Лизель: Три дня.
Макс: Три дня…
Приходит Ганс, смотрит на Макса, трогает его, измеряя температуру.
Ганс: Езус, Мария и Йозеф. Тебе нельзя тут больше оставаться. Ты замерзнешь до смерти. Пойдем к камину, надо тебя отогреть.
Ганс и Лизель помогают Максу перейти к камину. Лизель берет Майн Кампф и остается с Максом.
Лизель: Это хорошая книга?
Макс: Это лучшая книга на свете. Она спасла мне жизнь.
Лизель: А как?
Смерть: И в гостиной по вечерам началось время историй. Рассказов тихих, едва слышных. Мозаика жизни еврейского уличного драчуна по кусочкам складывалась перед ними.
Макс: Я такой черствый! Бросить своих. Явиться сюда. Подвергнуть вас всех опасности… Теперь меня постоянно мучают кошмары.
Лизель: У меня тоже есть страшные сны.
Макс: Что ты видишь?
Лизель: Поезд, и моего братика мертвым.
Макс: Братика?
Лизель: Он умер, когда я ехала сюда, по дороге.
Макс: Сколько же тебе лет?
Лизель: Одиннадцать. Но через неделю будет двенадцать.
Макс: Всего через неделю?
Приходит Роза.
Роза: Лизель, живо иди спать. Уже поздно.
Лизель: Да, мама.
Лизель крепко-крепко обнимает Макса и уходит. Макс уходит следом к себе.
17 сцена
Действующие лица: Смерть, Макс
Макс в своей комнате красит Майн Кампф белым, развешивает листы на прищепки, сушит. Потом рисует на них что-то. Так идет несколько дней.
Смерть: За эту неделю Макс навырезал страниц из «Майн кампфа» и закрасил их белым. После, когда краска высохла, началось самое трудное. У Макса имелось какое-никакое образование, но он уж точно не был ни писателем, ни художником. Несмотря на это, он начал записывать историю. Маленькой кистью, черной краской. Он подсчитал, что ему понадобится тринадцать страниц, и потому выкрасил сорок, предполагая, что испорченных будет по крайней мере вдвое больше, чем удачных. Закончив, он взял нож, проколол каждую страницу и связал их бечевкой. В итоге получилась тринадцатистраничная книжка.
18 сцена
Действующие лица: Макс, Лизель
Лизель приходит к Максу в подвал.
Лизель: Макс? Мама сказала, что ты звал меня.
Макс: Да, да. Протягивает Лизель книгу. С днем рождения, Лизель.
Лизель берет книгу, листает.
Макс: Я там немного написал...
Лизель обнимает Макса.
Лизель: Спасибо, спасибо. Не знаю, как благодарить тебя.
Макс: На самом деле, у меня есть одна просьба. Я не знаю, что за день стоит снаружи. Ты можешь рассказать мне, как выглядит погода?
Лизель: Небо сегодня синее, Макс, и на нем большое длинное облако, оно растянуто, как веревка. А на конце у него — солнце, как желтая дырка…
Макс: Как чудесно! Спасибо тебе.
Лизель еще раз обнимает Макса и уходит.
19 сцена
Действующие лица: Макс, Смерть.
Макс встает и начинает разминаться, заниматься спортом: отжиматься, приседать и т.д.
Смерть: Максу нужны были какие-то новые занятия. Первым стала гимнастика. Макс начал с отжиманий — ложился животом на холодный подвальный пол и поднимал корпус. Руки у него едва не переламывались в локтях, и Макс опасался, как бы сердце не просочилось наружу и не шлепнулось, жалкое, на пол. Подростком в Штутгарте он делал за раз по пятьдесят отжиманий. Теперь, в двадцать четыре года и килограммов на семь легче обычного веса, он едва дотянул до десяти. Через неделю он делал три подхода по шестнадцать отжиманий и по двадцать два приседания. Закончив, садился у подвальной стены среди своих друзей малярных банок, и сердце колотилось у него в зубах. Мышцы будто спекались.
Макс представляет, что он на арене, ходит и отыгрывает ведущего боя между ним и фюрером.
Макс: В синем углу — чемпион мира, арийское чудо — фюрер! Вздохнув, Макс поворачивался в другую сторону. А в красном углу — еврей, крысолицый претендент — Макс Ванденбург.
Непобежденный! Против массы евреев и всяких других врагов германской идеи! Герр фюрер, мы приветствуем вас! Претендент! Из… еврейской нации. Guten Tag, герр Гитлер. Во-первых и в главных, пусть бой будет честным. Все ли ясно? Хрустально.
Макс начинает боксировать, представляя, что бьет фюрера.
Смерть: Бой состоял только из одного раунда, но он длился много часов, и почти все время происходило одно и то же.
Фюрер долбил еврейскую боксерскую грушу.
Все вокруг было в еврейской крови.
Будто красные дождевые тучи на белом небе ковра под ногами.
В конце Макс оказывается “побежденным”, опускается на пол.
20 сцена
Действующие лица: Смерть, Лизель, Ильза Герман
Смерть: 24 июня. Два дня после вторжения Германии в Россию. Три дня до того, как Британия и Советы объединились. Вы прячете еврея. Говорите себе: ничего страшного. Убеждаете себя в этом. Но в глубине души знаете - придется поплатиться.
Даже потом, вспоминая, Лизель не усмотрела в том происшествии ничего страшного. Может, потому что столько всего произошло, прежде чем она стала писать в подвале свою историю. Лизель рассудила: по большому счету то, что бургомистр и его жена отказались от Маминых услуг, вовсе не стало несчастьем. Это никоим образом не было связано с укрыванием евреев. А только с большими событиями войны. Но в то время Лизель определенно увидела в этом отказе кару.
Лизель приходит в библиотеку фрау Герман. Та приветствует ее. Лизель берет книгу и садится на пол. Какое-то время тихо, Лизель листает страницы.
Ильза Герман: Лизель… Прошу тебя, подойди.
Лизель подходит. Ильза подает ей книгу и конверт.
Ильза Герман: Возьми. Возьми, пожалуйста.
Лизель: Это деньги за белье? А где же сами вещи?
Ильза Герман: Прости нас. Это письмо для твоей мамы. Там мой муж все объясняет, почему так вышло.
Тишина.
Ильза Герман: Скажи маме… Что нам жаль.
Она тихонько повела девочку к двери.
Ильза Герман: Если когда-нибудь захочешь прийти просто почитать, мы будем только рады.
Остановились в дверном проеме.
Лизель: До свидания.
Лизель не сдвинулась с места.
Лизель: Думаете откупиться от меня этой книгой? Вы дали мне эту свинскую книжку и думаете, что теперь все будет хорошо, когда я приду и скажу Маме, что от нас отказались последние? А вы будете сидеть тут в своем особняке? С вашим мужем. Сидеть тут.
Руки бургомистровой жены повисли. Лицо соскользнуло.
Лизель: Да все равно, пора уже вам самим стирать ваше вонючее белье. Пора вам признать, что ваш сын погиб. Его убили! Его задушили и разрезали на куски двадцать с лишним лет назад. Или он замерз? Хоть так, хоть так — он умер! Он умер, а вы жалкая сидите тут и дрожите в собственном доме, страдаете за это. Думаете, вы одна такая? А ваша книга, она мне не нужна. Не нужна мне ваша несчастная книга…
Лизель швырнула «Свистуна» к тапочкам бургомистровой жены. Ильза Герман подняла книгу.
Ильза Герман: Мне так…
Ильза Герман попятилась назад в дом. Лизель заглянула в письмо от бургомистра, скомкала и выбросила его.
Лизель: Все без толку.
Лизель побежала домой.
21 сцена
Действующие лица: Лизель, Роза, Ганс
Лизель заходит домой.
Роза: Ну? Где стирка?
Лизель: Сегодня не было.
Роза подошла к столу и села. Она поняла.
Роза: Что ж ты там делала, свинюха малолетняя?
Лизель: Это все из-за меня. Только из-за меня. Я оскорбила бургомистрову жену, сказала, что хватит плакать над погибшим сыном. И обозвала ее жалкой. И потому они тебе отказали. На.
Лизель подала Розе ложку, которой Роза ее била.
Роза: Я тебе не верю.
Лизель: Это я виновата.
Роза: Нет, не ты.
Роза погладила Лизель по волосам.
Роза: Я знаю, ты бы так не сказала.
Лизель: Я сказала!
Роза: Ладно, сказала.
Лизель пошла в комнату. Роза убрала ложку.
Лизель начала бить стену с досады. К ней зашел Ганс. Обнял и усадил на кровать.
Ганс: Что — стирка?
Лизель помотала головой.
Лизель: Папа, кажется, я попаду в ад.
Ганс уложил ее в кровать.
Ганс: Ты не попадешь в ад.
Несколько мгновений Лизель смотрела на его лицо, пока не уснула.
22 сцена
Действующие лица: Смерть, Лизель, Руди, Томми
Руди, весь в грязи, растрепанный, но с улыбкой, и Томми заходят за Лизель.
Руди чрезвычайно радостно: Все - дерьмо.
Лизель: Что с вами произошло, свинухи?
Руди: Томми сегодня снова учудил в Гитлерюгенде. Да, Томми?
Томми кивает
Руди: Из-за своей инфекции он не слышит команд и все время сбивает строй. Франц Дойчер кричит: один щелчок! Вот что хочет слышать фюрер. Все вместе. Все как один!
Руди изображает марш.
Руди: Но у Томми не получается. И Дойчер обзывает его. Скажи, как он тебя назвал?
Томми: Обезьяной…
Руди: Да, и еще ненормальным.
Лизель: Но ты то почему в грязи?
Томми: Это все из-за меня.
Руди: Будет тебе, я просто сказал, что у него болят уши. И этот свинух Дойчер заставил нас пробежать шесть кругов, а потом лежать в грязи посреди стадиона. Достал он нас, а, Томми?
Лизель: Такое случилось уже не в первый раз, да?
Томми: Это все из-за меня.
Руди: Помолчи, ладно.
Томми: Конечно, Руди.
Томми ушел.
Руди: Ну и что скажешь, свинюха?
Лизель: Насчет чего?
Руди: Сама знаешь.
Лизель: Свинух.
Лизель засмеялась.
Руди: Придёт день. Придет день, Лизель!
Смерть: Если бы только Лизель знала, каким будет этот самый день. Но пока несмотря на обычные приступы непогоды, лето уже начало входить в силу. И впереди ей виделись только тепло и новые кражи.
Руди: Слушай, помнишь, как мы обокрали того велосипедиста? Вот было здорово. Давай снова что-нибудь украдем?
Лизель: Чего это ты вдруг?
Руди: Глянь на меня. Весь измазанный. Воняю ужасно.
Руди помолчал.
Руди: Мне надо отыграться, Лизель. Честно.
Лизель: Отыграться, говоришь? Я знаю одно место.
23 сцена
Действующие лица: Смерть, Лизель, Руди, Ильза Герман
Лизель и Руди пришли к дому бургомистра.
Руди: Дом бургомистра?
Лизель серьезно кивнула. Помолчала.
Лизель: Они отказали моей маме.
Руди: Понял. Но как, помилуй бог, мы пролезем вовнутрь?
Лизель: Знание места, Руди.
Лизель указала на окно библиотеки.
Руди шепотом: Как раз открыто. Хочешь жрать?
Лизель: Помираю, как хочу!
Руди: Тогда я полез, а ты сторожи.
Лизель: Ну уж нет. Лезть надо мне. Я знаю дом.
Руди: Ладно. Только дай мне свои ботинки, чтобы не шуметь.
Лизель сняла ботинки. Руди приоткрыл окно. Лизель влезла в комнату.
Руди шепотом: Ну что там?
Лизель шепотом: Не шуми.
Руди: Еду. Еду найди. И сигареты, если сможешь.
Лизель обходит полки в поисках “Свистуна”. Слышит покашливание Ильзы Герман.
Руди: Свет! Свет погас! Они спускаются!
Лизель находит книгу на столе.
Руди: Быстрей!
Лизель вылезла в окно.
Руди: Бежим, бежим!
Они побежали прочь. Остановились тяжело дыша у дома Лизель.
Руди: Что за книга?
Руди забирает “Свистуна” у людей и разглядывает его.
Лизель: Больше ничего не нашла.
Руди: Ты не за едой туда полезла, да? Ты взяла, что хотела…
Лизель промолчала.
Руди: Забери свои ботинки, дуреха. Уже темнеет, замерзнешь.
Лизель надела ботинки.
Лизель: Спасибо.
Руди: Знаешь, эти люди из дома бургомистра или полные безумцы, или слишком любят подышать свежим воздухом.
Руди поежился.
Смерть: Или, может, на Гранде-штрассе просто была одна женщина, у которой появилась другая причина держать окно библиотеки открытым, - впрочем, возможно, это во мне говорит надежда.
24 сцена
Действующие лица: Лизель, Руди, Франц Дойчер, партийцы-массовка
Лизель и Руди сидят у дома Лизель. Появляется Франц Дойчер и компания. Руди вскакивает.
Лизель: Ты чего?
Руди: Это Дойчер.
Руди подбирает камень и кидает Дойчеру в спину.
Лизель: Бежим!
Руди не сдвигается. Франц Дойчер оборачивается.
Руди: Сейчас мы не на Гитлерюгенде.
Дойчер и компания подходят к Руди и Лизель.
Дойчер: Герр Штайнер.
Дойчер поднимает Руди за воротник.
Дойчер: Надеюсь, вы так обозначили, что хотите ответить мне на вопрос, на который не дали ответа на занятиях?
Дойчер отбросил Руди от себя. Лизель бросилась к нему, но компания Дойчера придержала ее. Руди вскочил на ноги. Дойчер быстро подошел к нему, уронил и придавил коленом к земле.
Дойчер: Когда родился наш фюрер?
Руди: Что-что?
Дойчер: Когда. Родился. Наш. Фюрер?
Молчание.
Руди: В пасхальный сочельник.
Дойчер пнул Руди по ребрам.
Дойчер: Двадцатого апреля тысяча восемьсот восемьдесят девятого.
Дойчер заметил книгу в руке Ргуди. Выхватил ее.
Дойчер: Надеюсь, это “Майн кампф”, Штайнер.
Дойчер прочитал обложку.
Дойчер: “Свистун”. Что за чушь?
Руди: Верни!
Дойчер сильнее придавил Руди.
Дойчер: Надеюсь, эта ерунда не нужна ни одному из вас?
Лизель откашлялась.
Лизель: Нет, совсем не нужна.
Дойчер: Ну и отлично.
Дойчер швырнул “Свистуна” на крышу дома и оставил Руди. Отряхнул свои брюки.
Дойчер компании: Пошли.
Компания, смеясь, ушла.
25 сцена
Действующие лица: Смерть, Лизель, Руди
Лизель подняла Руди.
Лизель: Зачем ты это сделал?
Руди засмеялся, держась за ушибленные ребра.
Руди: Знаешь, как я ответил ему на такой же вопрос на занятии? Я назвал День рождения Моцарта! Потому что не боюсь этого свинуха Дойчера. А зачем ты сказала, что тебе не нужен “Свистун”?
Оба посмотрели на крышу. Руди посмотрел на Лизель. И резко полез на крышу.
Лизель: Руди! Слезь сейчас же!
Руди залез на самый верх и чуть не упал. Но схватил “Свистуна” и спустился обратно.
Руди: Держи свой трофей, книжная воришка.
Протянул книгу Лизель.
Руди: Как насчет поцелуя, свинюха?
Лизель взяла книгу.
Лизель: Ага, за спасение книги, которую из-за тебя туда забросили? Ну уж нет.
Руди: Ой, ну и ладно. Может, у тебя изо рта воняет, как из ботинок.
Смерть: По правде, я думаю, Руди Штайнер боялся поцелуя книжной воришки. Наверное, слишком его хотел. Наверное, он так невероятно сильно любил ее.
26 сцена
Действующие лица: Смерть
Смерть: Быстро закончилось лето 1941-го. 1942-й. Это был год, стоивший целой эпохи.
В том году концы у меня были дальние: из Польши в Россию, потом в Африку и опять все сначала. Можете со мной поспорить и сказать, что мне в любой год приходится так мотаться, но иногда человеческому роду приходит на ум разойтись на всю катушку.
Говорят, война — лучший друг смерти, но мне следует предложить вам иную точку зрения. Война для меня — как новый начальник, который требует невозможного.
А Книжная воришка, которой очень понравилось ее новое прозвище, сама того не зная, готовится к огромному множеству событий.
27 сцена
Действующие лица: Лизель, Роза, Ганс, Макс
Лизель забегает в подвал к Максу.
Лизель: Макс, на улице сегодня снег, представляешь! Ух, как у тебя тут холодно.
Лизель поежилась. Макс стоит, держась за стену и дрожа всем телом.
Лизель: Макс?
Макс: Все в порядке. Расскажи еще немного про снег.
Лизель неуверенно: Снег… Он липкий. Думаю, из него получился бы отличный снеговик.
Макс улыбнулся и взял в руки кисть. Обмакнул ее в белую краску.
Макс: Вот такой?
Макс начал рисовать на стене снеговика. Лизель засмеялась.
Лизель: Точно-точно! А вместо носа у него была бы рыжая морковка.
Макс: Обязательно.
Макс потянулся к красной краске.
Макс через силу: Лизель…
Макс не устоял на ногах и упал прямо на банки.
Лизель: Макс! Папа!
Лизель бросилась в комнату и привела Ганса, который обедал вместе с Розой. Ганс молча поднял Макса и потащил вверх по лестнице. Роза увидела Макса без сознания, и ложка выпала из ее рук.
Роза: Что стоишь столбом, принеси одеял. Положи на свою кровать. А ты! Неси его в комнату Лизель.
Ганс: Может положим его здесь, к нам на кровать?
Роза: Нет. Здесь весь день должны быть открыты шторы, а то подозрительно выглядит.
Ганс: И то верно.
Все вместе уложили Макса в кровать и замотали одеялами.
Лизель: Мама?
Роза: Что? Что, Лизель?
Лизель подошла ближе.
Лизель: Он живой?
Роза кивнула.
Роза: Послушай-ка, Лизель. Я не для того взяла этого человека в дом, чтобы смотреть, как он помирает. Ясно?
Лизель кивнула. Ганс обнял ее.
Роза: Это все из-за подвала. Постоянно жить в такой холодрыге.
Ганс: Роза, это началось с Адольфа.
28 сцена
Действующие лица: Смерть, Лизель, Руди, Роза, Ганс, Макс, Томми
Лизель села возле кровати, где лежал Макс.
Ганс: Он наверняка нас слышит. Почитай ему, Лизель. Ты теперь так хорошо читаешь — наплевать, что никому невдомек, откуда у тебя взялась эта книга.
Лизель: Одна монахиня в школе дала.
Ганс поднял руки в дурашливом протесте.
Ганс: Знаю, знаю. Только… Не попадись.
Лизель взяла “Свистуна” и села читать.
Смерть: Начиная с того дня Лизель вслух читала «Свистуна» Максу, который занимал ее кровать. Читала она не очень быстро, но продвинулась достаточно. Лизель каждый день мчалась из школы домой, надеясь, что Максу стало лучше.
В комнату зашла Роза.
Роза: Иди уже на улицу, поиграй в футбол, ради бога. Вечно ты тут сидишь, скоро дырку просидишь на матрасе.
Лизель: Хорошо, Мама. Но ты же придешь за мной, если он очнется, да? Выдумай что-нибудь. Заори, как будто я что-то натворила. Заругайся на меня. Все поверят, не бойся.
Роза уперла руки в боки и улыбнулась.
Роза: И забей гол! Иначе домой можешь не возвращаться.
Лизель: Ладно, Мама.
Роза: Два гола, свинюха!
Лизель: Да, Мама.
Роза: И прекрати мне перечить.
Лизель кивнула и вышла на улицу. Там Руди и Томми играли в мяч.
Руди: Привет, свинюха. Смотри, что мы нашли у дома Томми.
Руди вынул из кармана солдатика.
Томми: Он валялся в грязи, ну и немного поцарапанный.
Руди: Ну и что. Он хоть и раненый, но все равно может стоять.
Руди поставил солдатика на землю.
Лизель: Как здорово ты сказал. А можно мне взять его себе?
Руди: Ну бери. Должна будешь. Верно, Томми?
Томми кивнул.
Руди: Мы с Томми собираемся сходить к фрау Диллер в лавку, поглазеть на конфеты. Пойдешь?
Лизель: Нет, мне не хочется.
Руди: Ну как знаешь, свинюха. Если передумаешь - догоняй.
Руди и Томми убежали. Лизель разглядывала солдатика.
Лизель себе под нос: Ты поправишься, я покажу тебе солдатика. Он боец, как ты. Чего бы еще мне тебе рассказать?
Лизель бросилась собирать мелочи повсюду.
Смерть: И Лизель бросилась искать любые подарки для Макса. Сосновая шишка на дороге, плоский круглый камень, старая газета. Все эти мелочи показывали, что ей не все равно, и, наверное, дадут им тему для беседы, когда Макс очнется.
Именно в этот момент я зашел в комнату на Химмель-штрассе, 33.
Смерть встал на колени, сунул руки сквозь одеяла. Макс воспрянул и с непостижимой силой оттолкнул Смерть. Смерть отступил. Улыбнулся, закрыл глаза и на миг замер в безмятежности.
В комнату зашла Лизель с охапкой подарков и посмотрела на Смерть. Смерть быстро вышел.
Лизель положила подарки рядом с Максом.
Лизель: Макс, это все для тебя. Скорее очнись, и я расскажу тебе про каждый! А еще я сегодня видела облако, он было как большой белый зверь.
Лизель зевнула.
Лизель: И вылезло из-за гор, представляешь?
Лизель склонила голову и задремала.
29 сцена
Действующие лица: Лизель, Роза, Ганс, Макс
В комнату заглянули Роза и Ганс.
Роза: Как будто смерть уже в этой комнате. Что, если он не очнется? Что, если он здесь умрет, Ганси? Скажи. Господи, что мы будем делать с этим телом? Мы не можем оставить его здесь - мы задохнемся от вони… и не можем вынести его вон и потащить по улице. И всем говорить: “Нипочем не угадает, что мы нашли сегодня утром у себя в подвале…” Нас увезут навсегда.
Ганс: Послушай. если это случится - если он умрет, - нам просто придется что-то придумать. Моя тележка, пара холстин…
Ганс наклонился к кровати. Лизель села и схватила его за рукав.
Лизель: Он еще не умер.
30 сцена
Действующие лица: Смерть
Смерть: Пока кто-то отчаянно боролся за жизнь, у кого-то уже не было на это времени. Больше тысячи самолетов пролетели к городу, известному под именем Кёльн. В итоге мне достались пятьсот человек или около того. Еще пятьдесят тысяч неприкаянно совались между призрачными грудами щебня, пытаясь понять, где какая сторона и где чьи обломки.
Пятьсот душ.
Я зацеплял их пальцами, будто чемоданы. Или закидывал за спину. На руках я выносил только детей.
К тому времени, как я закончил, небо было рыжее, как подожженная газета.
31 сцена
Действующие лица: Лизель, Руди, Роза, Томми, дети-массовка
Лизель, Руди, Томми и дети-массовка идут домой со школы. К ним подбегает Роза и выдергивает Лизель.
Лизель: Что, Мама?
Роза: Не штокай мне, свинюха малолетняя! Моя гребенка!
Дети засмеялись и отошли.
Лизель: Мама?
Роза: Куда ты затолкала мою гребенку, глупая свинюха, воровка малолетняя? Сто раз говорила не трогать мою расческу, а тебе хоть кол на голове теши!
Лизель: Я не...
Роза притянула Лизель к себе.
Роза: Ты просила наорать. Ты сказала, все поверят.
Роза оглянулась по сторонам.
Роза: Он очнулся, Лизель. Он в сознании.
Роза вынула из кармана солдатика в ободранном мундире.
Роза: Просил отнести тебе. Он ему больше всех понравился.
Роза отдала девочке солдатика, крепко взяла ее за плечи и улыбнулась.
Роза: Ну? Отвечай! Больше ты нигде ее не могла забыть?
Лизель: …Нет, Мама. Прости, Мама, я…
Роза: Ну что с тебя толку?
Роза выпустила ее, кивнула и пошла прочь. Лизель вернулась к ребятам.
Лизель себе под нос: Глупая корова.
Все засмеялись.
32 сцена
Действующие лица: Лизель, Руди, Роза, Ганс, Томми, дети-массовка, инспектор, партийцы-массовка
Руди: Ну что, сыграем в футбол?
Лизель: Я, наверное, домой пойду.
Руди: Ну ты и странная дуреха. Тебя только что так отчитали, а ты снова туда хочешь?
Лизель: Да, да. Чего ж это я. Давайте сыграем.
Ребята начинают играть в футбол. По улице движется патруль (партийцы-массовка).
Лизель: Что такое творится?
Руди: Партия. Проверяют все дома и кварталы.
Лизель: Зачем?
Руди: Ты что, вообще ничего не знаешь? Расскажи ей, Томми.
Томми: Ну, я не знаю.
Руди: Вы оба безнадежные. Нужно больше бомбоубежищ.
Лизель: Что — подвалы?
Руди: Нет, чердаки. Конечно подвалы. Боже, Лизель, ты и впрямь тупица, а?
Ребята продолжают играть в футбол. Лизель будто случайно налетает на одного из них и падает на землю.
Парень: Ах ты! Я ее убью!
Добродушный партийный инспектор видел происшествие и исполнительно затрусил к компании.
Инспектор: Что тут случилось?
Парень: Да она бешеная.
Парень показал на Лизель, и инспектор помог ей подняться.
Инспектор: Не похоже, что ты вообще сейчас сможешь играть, детка. Где ты живешь?
Лизель: У меня все нормально. Правда. Я сама могу дойти. Главное — отвали от меня, отвали!
Руди: Я помогу тебе дойти.
Лизель: Правда. Ты играй, Руди. Я справлюсь.
Руди: Нет, нет. Это ж минута-две.
Руди принялся поднимать Лизель, и она заставила себя упасть еще раз, на спину.
Лизель: Папу. Можешь привести его, Руди?
Руди: Сиди тут. Томми, пригляди за ней, ладно? Не давай ей шевелиться.
Томми: Я присмотрю, Руди.
Пришел Ганс Хуберман.
Лизель: Папа.
Ганс: Я все думал, когда это случится.
Папа поднял Лизель и повел домой. Игра продолжалась, а инспекция была уже в нескольких домах от Хуберманов.
Руди: Вам помочь, герр Хуберман?
Ганс: Нет, нет, играйте, герр Штайнер.
Ганс и Лизель зашли домой.
Лизель: Папа.
Ганс: Не разговаривай.
Лизель: Партия. Они проверяют подвалы, где сделать убежища.
Папа усадил ее.
Ганс: Умница.
Ганс крикнул Розу.
Роза: Давайте его обратно в комнату Лизель. Под кровать.
Ганс: Ты что? А если они и комнаты решат осмотреть?
Роза: У тебя есть другой план?
В дверь постучали.
Инспектор: Откройте!
Роза шепотом: Езус, Мария…
Ганс бросился в подвал и накрыл Макса холстами и флагом. Вернулся наверх.
Ганс: Значит, так, на фокусы времени нет. Можно отвлекать их сотней способов, но сейчас осталось только одно. Не делать ничего.
Роза: Ничего? Ты что, спятил?
Стук повторился.
Ганс: Ничего. Мы сами даже не будем спускаться — нам абсолютно плевать.
Роза покачала головой и пошла открывать дверь.
Ганс: Лизель. Главное — спокойно, хорошо?
Лизель: Да, Папа.
Лизель стала осматривать разбитое колено.
33 сцена
Действующие лица: Лизель, Роза, Ганс, Макс, инспектор
За дверью стоял инспектор.
Инспектор весело: Ага! Бешеная футболистка! Как твое колено?
Инспектор склонился над коленом Лизель, делая вид, что изучает рану. Папа подошел от раковины с влажной тряпицей и стал промакивать разбитое колено Лизель.
Ганс: Жжет?
Роза: Жжет, да мало. Может, это ей будет урок.
Инспектор выпрямился и рассмеялся.
Инспектор: Мне кажется, эта девочка там не берет никаких уроков, фрау?..
Роза: Хуберман.
Инспектор: Фрау Хуберман, мне кажется, она их дает! Всем этим мальчишкам. Верно, детка?
Лизель кивнула.
Инспектор: Если не возражаете, мне нужно спуститься в ваш подвал на пару минут, чтобы посмотреть, годится ли он для убежища.
Ганс: У тебя и синяк будь здоров, Лизель. Конечно. Первая дверь направо. Извините за беспорядок.
Инспектор: Пустяки — я сегодня кое-где такое видал, что хуже не будет. Сюда?
Ганс: Угу.
Инспектор спустился в подвал, огляделся, прошелся несколько раз, померял высоту стены. Ганс сидел у стола. Роза, беззвучно шевеля губами, молилась в углу. Ганс встал.
Ганс: Как вы там, управляетесь?
Инспектор: Еще минутку, и все.
Ганс: Хотите чаю или кофе?
Инспектор: Нет, спасибо!
Ганс подал Лизель книгу.
Ганс громко: Давай, Лизель. Поторопись. Болит, не болит — мне дела нет. Тебе надо закончить книгу, ты же собиралась.
Лизель: Да, Папа.
Ганс: Ну так чего ты ждешь?
Инспектор вышел из подвала. Лизель посмотрела на него.
Инспектор: Не поладили с папой, а? Не переживай. Я и сам так же со своими детьми. До свиданья, бешеная футболистка!
Лизель: До свидания!
Инспектор вышел из дома. Роза села на пол. Лизель побежала в подвал. Отодвинула холсты и крепко обняла Макса.
Лизель: Макс! Ты жив!
Ганс зашел за ней в подвал.
Ганс: Все мы живы.
34 сцена
Действующие лица: Роза, Ганс, Лизель, Руди
Руди стучит в дверь.
Роза: Господи, помилуй, еще один!
Быстро убираются, открывают дверь.
Руди: Зашел проведать, как там Лизель.
Лизель: С этим я сама разделаюсь.
Ганс: Ее парень.
Лизель: Он не мой парень! Я иду лишь потому, что Мама сейчас заорет.
Роза: Лизель!
Лизель выходит из дома к Руди.
Руди: Ну, как твое колено?
Лизель: А ты чего не на футболе?
Руди: Да там как-то все скучно стало, Томми захныкал, что не хочет стоять на воротах… В общем, скукотища. Пойдем прогуляемся?
Лизель: пожимает плечами Пойдем.
Руди: Давно хотел тебе рассказать. В общем, на Гитлерюгенде недавно были общие забеги.
Лизель: Ну?
Руди: Я выиграл три золотые медали, представляешь, свинюха!
Лизель с улыбкой: Совсем как Джесси Оуэнз, свинух.
Руди: Вот именно! Ты бы видела лицо Дойчера. Он даже подошел ко мне и сказал, что обязательно запомнит мои спортивные достижения. Сразу бы так! Постой-ка, куда ты меня ведешь? К дому бургомистра? Опять у тебя какой-то хитрый план?
Лизель: Я давно заприметила на окне еще одну книжку. Тише ты.
Руди: То-то, воришка каждого звука боится!
Лизель: Еще громче не можешь?
Руди: Ладно, ладно.
Руди и Лизель подходят к окну, видят книгу.
Руди: И правда!
Лизель кивает Руди, открывает окно и вытаскивает книгу, смотрит на нее, жмет плечами.
Лизель: Словарь.
Отходят и рассматривают книгу
Руди: Тут написано твое имя.
Лизель берет листок, письмо за кадром читает Ильза
Лизель: Милая Лизель, я знаю, что ты считаешь меня жалкой, но должна тебе сказать, что я не настолько глупа, чтобы не заметить твоих следов в библиотеке. Я слышала тебя, но решила не мешать, ведь ты взяла только одну книгу, так что их хватит еще на тысячу визитов. Надеюсь только, что однажды ты постучишь в дверь и войдешь в библиотеку более цивилизованным путем. И мне правда жаль, что мы больше не можем давать работу твоей приемной матери. Надеюсь, что этот словарь будет тебе полезен при чтении украденных книг. Искренне твоя, Ильза Герман.
Лизель: Идём, Руди.
Идут по направлению к дому
35 сцена
Действующие лица: Лизель, Ганс, Руди, роза, Макс, человек 1, человек 2 (массовка)
Звучат сирены, дети пугаются. Из дома выбегают Роза, Ганс, отовсюду идёт массовка.
Ганс: Лизель, быстрее! В подвал!
Лизель (тихо): А Макс? Как же Макс? Я даже не попрощалась...
Все идут в чужой подвал; люди бегут, суетятся.
В подвале все сидят, мелкие действия для массовки.
У Лизель в руках словарь. Она смотрит на него, и начинает рассказывать историю; сначала никто не слушает, затем Руди прислушивается.
Лизель: Жил на свете один мальчик-призрак. Он прятался чтобы не испугать людей.
Человек 1: О чем это ты?
Руди: Что ты делаешь?
Лизель: Рассказываю историю.
Человек 2: Давай погромче!
Все замолкают и прислушиваются, звучат разрывы снарядов, реакция Лизель на взрывы.
Лизель: Он ждал свою сестру. Она не боялась темноты, потому что знала, что там ее брат. И ночью, когда наступала темнота, она рассказывала брату как прошел ее день, рассказывала о солнце, о воздухе и о снеге. Они часто сидели в лесу и смотрели, как восходит солнце. И когда он снова скрылся среди теней, она помахала ему рукой в последний раз.
Роза целует Лизель
Роза: О, Лизель…
Сирены покоя, все выдыхают и успокаиваются. Выходят на улицу, молча идут домой, Лизель замечает, как захлопывается дверь их дома. Забегает в подвал.
Лизель: Макс? Макс, ты слышишь меня?
Макс: Лизель... я не мог удержаться
Лизель: О чем ты говоришь, Макс?
Макс: Я... Когда все было тихо, я вышел на улицу. Всего на несколько секунд.
Лизель: И что ты увидел?
Макс: Там были звезды. Они обожгли мне глаза.
36 сцена
Действующие лица: Лизель, Руди, Ганс, солдат, евреи (массовка)
Идут евреи, сначала слышны только голоса разговора Руди и Лизель.
Лизель: Что там такое?
Руди: Что там, стадо коров? Вряд ли. Коровы так не шумят, а?
Руди, Лизель и Ганс выходят на сцену и видят евреев
Ганс: Это...евреи.
Смотрят на людей. Ганс заходит в толпу, подает хлеб; приходит солдат, высекает Ганса. Евреи уходят, Лизель с Руди подбегают к Гансу, помогают ему встать.
Лизель: Папа, тебе плохо?
Ганс: О чем я только думал? О Господи, Лизель, что я наделал? Я погубил нас...
Лизель и Ганс приходят домой.
37 сцена
Действующие лица: Лизель, Макс, Ганс, Роза
Ганс и Роза громко разговаривают наверху, Лизель и Макс в подвале.
Ганс: Что же я наделал, Роза? Самым лучшим исходом будет, если меня мобилизуют. Ведь сейчас партия использует это как своего рода наказание, для тех, кто может пригодиться стране только на фронте.
Роза: Не говори так.
Ганс: Езус, Мария, только бы они не тронули вас! Что же я наделал…
Лизель и Макс слышат этот диалог.
Лизель: Никак не могу понять, что он сделал плохого?
Макс: Он… Он лишь напомнил людям о человечности.
Лизель: Теперь его заберут?
Макс: Я не знаю. Только если меня найдут здесь - заберут вас всех. Сейчас уже стемнело, подходящий момент. Я должен уйти, Лизель. Прости.
Лизель: Но ведь ты обещал!
Макс: Это ради твоего блага, ради твоей семьи.
Лизель: Но ты тоже моя семья. Я не хочу терять близких.
Макс: Ты не потеряешь меня, Лизель. Ты всегда сможешь найти меня. В своих словах. Я буду жить в них.
Объятия. Приходят Роза и Ганс.
Ганс: Макс, возьми. Дает пальто.
Роза: Два одеяла, пара носков, и кусок сыра, я сберегла… Дает чемодан/мешок.
Макс: Что вы, не стоило. Спасибо вам за все. Вы сделали достаточно. Прощайте.
Макс обнимает Лизель на прощание и уходит.
Роза: Что с ним теперь будет?
Лизель сквозь слезы: Если его поймают, он будет как те евреи на параде?
38 сцена
Действующие лица: Роза, Ганс, солдат, мать Руди, Лизель, Руди, Алекс Штайнер
Внезапный стук в дверь, Роза открывает и видит солдата.
Роза: Кто-то пришел так поздно?
Лизель: Может быть, Макс вернулся?
Ганс: Это за мной.
Начинает одеваться, открывает дверь.
Солдат: Вы герр Штайнер?
Ганс: Что?
Солдат: «Школа Адольфа Гитлера». Мы снова пришли поговорить о вашем сыне, Руди Штайнере. Обещаем, это в последний раз.
Роза: Вы ошиблись адресом. Штайнеры живут в соседнем доме.
Солдат сверяется с бумажкой.
Солдат: Извините.
Солдат уходит. Лизель выходит на улицу. Смотрит как солдат говорит с Алексом Штайнером, рядом с ним стоит мать Руди.
Солдат: Итак, ваш финальный ответ, герр Штайнер. Не забывайте, наше учреждение – элитная школа фюрера. Мальчики с такими спортивными данными как у Руди – потенциально лучшие бойцы за Германию.
Алекс Штайнер: Мы очень польщены, но снова вынуждены отказать. Руди никуда не поедет.
Солдат: Вас понял. Что ж, в таком случае, примите это.
Солдат подает Алексу письмо. Алекс раскрывает его.
Алекс Штайнер читает: Мобилизационное предписание.
Мать Руди резко обнимает его.
Солдат: Пройдемте за мной. В такое время Германии нужны любые бойцы.
Алекс целует жену. Они с солдатом уходят. В этот момент выбегает Руди.
Руди: Папа! Куда ты?
Мать Руди: Он едет на войну, Руди. Его мобилизовали.
Пытается удержать Руди. Он вырывается.
Руди: Нет, нет, нет! Папа!
Бежит в сторону, куда увели отца. Пробегает мимо дома Лизель.
Лизель: Куда ты, Руди?
Руди: Разве не ясно?
Лизель: Ну, по правде - не совсем.
Руди: Я собираюсь его разыскать.
Лизель: Твоего папу?
Руди: Нет, я лучше разыщу фюрера. Он забрал моего отца, Лизель. Я хочу его убить. Слышали? (Крик) Я хочу убить фюрера!
Лизель: Тише, Руди, не кричи.
Руди: Правильно, книжная воришка, давай! Бросай меня.
Лизель: Знаешь что? Ты думаешь ты один? Не только у тебя фюрер забрал семью.
Руди: О ком ты? Твой папа дома.
Лизель: Я расскажу тебе, обязательно когда-нибудь расскажу.
Руди смотрит на Лизель и вдруг закрывает лицо руками.
Лизель: Руди, ты что? Руди?
Руди: Я уже по нему скучаю. Я уже скучаю по своему отцу.
Лизель обнимает Руди.
40 сцена
Действующие лица: Лизель, Смерть.
Смерть: Лизель ужасно хотела рассказать Руди всё: про то, как Макс прятался в их подвале, про то, как он боролся с фюрером и про то, какую книгу он ей подарил. Слова переполняли ее, ей хотелось дарить их всем. В темноте она спустилась в подвал и взяла в руки карандаш.
Лизель тихо спускается в подвал, садится, берет карандаш и бумагу.
Лизель: Пиши. Пиши.
Лизель начинает писать.
Лизель: Книжный вор. Маленькая повесть Лизель Мемингер. Страница 1. Я стараюсь не вспоминать об этом, но понимаю, что все началось с поезда, снега и приступа кашля у моего брата. В тот день я украла свою первую книгу. Это было руководство по рытью могил, и я украла его по пути на Химмель-штрассе.
Смерть: Лизель спускалась в подвал каждую ночь. Книжку она держала при себе все время. Она писала часами, стремясь за ночь описать десять страниц своей жизни.
Лизель: Страница 42. Сегодня вечером со мной сидел Папа. Он принес аккордеон и сел рядом с тем местом, где обычно сидел Макс. Я часто смотрю на его пальцы и лицо, когда он играет. Аккордеон дышит. А у Папы линии на щеках. Они как будто нарисованные, и почему-то, когда я их вижу, мне хочется плакать. И не от грусти и не от гордости. Мне просто нравится, как они двигаются и меняются. Иногда я думаю, что Папа - сам аккордеон. Когда он смотрит на меня, улыбается и дышит, я слышу ноты.
Смерть: На одиннадцатую ночь писания Мюнхен снова бомбили. Лизель дописала до страницы 102 и уснула в подвале. Она не слышала ни кукушки, ни сирен, и когда Папа спустился за ней, она спала и во сне сжимала свою книгу.
Лизель: На крыше дома лежала книга. Мальчик быстро вскарабкался вверх, чуть не сорвавшись, ловко ухватил правой рукой книгу. И усмехнулся. До земли было по меньшей мере четыре с половиной метра. - Ну, как насчет поцелуя, свинюха? - сказал он.
Смерть: К следующему налету, 2 октября, она закончила. В книжке осталось лишь несколько десятков чистых страниц, и книжная воришка уже начала перечитывать то, что написала. Книга была разделена на десять частей, и каждой Лизель дала имя какой-нибудь книги или истории и в каждой рассказала о том, как она повлияла на ее жизнь. Я часто думаю, до какой страницы она дошла, когда через пять ночей я прошел по Химмель-штрассе в дожде из незакрученного крана. Мне интересно, о чем она читала, когда первая бомба выпала из грудной клетки самолета.
Лично мне нравится представлять, что она бросила взгляд на стену, на Максово канатоходческое облако, капающее солнце и шагающие к нему фигуры. Потом она смотрит на мучительные попытки своих малярных прописей. Я вижу, как в подвал спускается фюрер, связанные боксерские перчатки небрежно висят у него на шее. И книжная воришка читает, перечитывает опять и опять свою последнюю фразу, много часов подряд.
Лизель: Последняя строчка. Я ненавидела слова и любила их, и надеюсь, что составила их правильно.
41 сцена
Действующие лица: Смерть.
Смерть: Небо капало. Сначала капли были холодными. Они упали мне на руки, когда я стоял у дома фрау Герман.
Я услышал их над собой.
Посмотрел сквозь плотные тучи и увидел жестяные самолетики. Я видел, как у них раскрываются животы и оттуда нехотя вываливаются бомбы. Конечно, они сбились с цели. Они часто сбивались.
Бомбы снизошли, и вскоре тучи спеклись, а холодные дождевые капли стали пеплом. На землю посыпались горячие снежинки.
Представьте, что вы идете в темноте по Химмель-штрассе. Первая бомба попадает в многоквартирный дом Томми Мюллера. Его лицо невинно дергается во сне, и я опускаюсь на колени у его кровати. Химмель-штрассе горит.
Завыли сирены.
— Уже слишком поздно, — прошептал я, — для этих учений. — Потому что их обманули, и обманули дважды. Ну да, сигнал тревоги дали. В Молькинге он раздался одновременно со взрывами.
У Штайнеров я одного за другим перецеловал на сон грядущий. И вот очередь дошла до Руди. Ох Христос распятый, Руди…
Он лежал на самом краю кровати, обнимая сестренку одной рукой. Мальчик спал. Свеча его волос подпалила постель, и я забрал и его. По крайней мере, он со своей семьёй умерли быстро и холодно им не было.
Я мягко нес Руди по разбитой улице, один глаз у меня был соленым, а сердце — тяжелым, гибельным. Для этого мальчика я постарался чуть больше. Ведь он сделал мне кое-что. Всякий раз делает. Он наступает мне на сердце. Он заставляет меня плакать.
Наконец, Хуберманы. Ганс.
Сквозь его веки мне было видно серебро. Его душа села. Она встречала меня. Эти души так всегда — лучшие души. Поднимаются мне навстречу и говорят: «Я знаю, кто ты такой, и я готов. Конечно, я не хочу уходить, но пойду». Такие души всегда легкие, потому что по большей части они уже нашли путь в другие края. Эту отправили с дыханием аккордеона, с искусством держать слово. Ганс покойно лежал у меня на руках. Я чувствовал зуд в его легких — покурить напоследок — и мощную тягу к подвалу, к девочке, которая была его дочерью и писала в подвале книгу, которую Ганс надеялся однажды прочесть.
«Лизель.»
Его душа прошептала это имя, пока я ее нес. Но в том доме не было никакой Лизель. Во всяком случае, для меня.
Для меня была только Роза. Не сомневаюсь, если бы она меня увидела, то назвала бы свинухом, но я бы не оскорбился. Прочитав «Книжного вора», я узнал, что она всех так называла. Особенно тех, кого любила. Ее тело вздымалось и опадало с каждым ударом сердца. Не думайте, у этой женщины было сердце. Большое — больше, чем можно предположить. Не забудьте, это ведь была она — женщина, которая без единого вопроса на свете стала кормительницей еврея его первой ночью в Молькинге.
Выжил только один человек.
Она уцелела, потому что сидела в подвале, перечитывая историю своей жизни, проверяя ошибки. Прежде этот подвал сочли недостаточно глубоким, но в ту ночь 7 октября 1943 года он сгодился. Обломки ядрами валились вниз, и через несколько часов, когда в Молькинге установилась чужая и растрепанная тишина, местный патруль ЛСЕ услыхал где-то под землей, как девочка стучала карандашом по банке.
42 сцена
Действующие лица: Лизель, спасатель, фрау Герман, Ганс, Роза, Руди
Спасатель выводит Лизель из завала и отряхивает ее.
Спасатель: Сирены запоздали. Что ты делала в подвале? Откуда ты знала?
Лизель: Папа! Папа, папа!
Спасатель: Ты сейчас в шоке, девочка. Это просто шок, с тобой все будет хорошо.
Лизель: Что случилось? Это еще Химмель-штрассе?
Спасатель: Да. Это Химмель-штрассе. Все разбомбили, девочка. Прости, детка.
Лизель: Надо забрать Папу и Маму. Надо вывести Макса из подвала. Если его нет, значит, он в коридоре, смотрит в окно. Он так делает иногда при налете - ему же нечасто приходится видеть небо. Мне надо рассказать ему, что за погода на улице. Ой, он нипочем не поверит.
У Лизель подкашиваются ноги, она падает на колени, спасатель ее подхватывает.
Спасатель: Пойдем, я тебя отведу.
Лизель видит на земле аккордеон.
Лизель: Это аккордеон моего Папы. Это Папин аккордеон. Если вы не против, я возьму его.
Лизель берет аккордеон в руки, проходит несколько шагов и видит тело Руди.
Лизель: Руди? (подбегает к нему и падает на колени) Руди, проснись… Руди, проснись. Руди, прошу тебя. Руди, ну пожалуйста, проснись, проснись, черт возьми, я люблю тебя. Ну, Руди, ну, Джесси Оуэнз, не знаешь, что ли, я люблю тебя, проснись, проснись, проснись…
Лизель наклонилась ближе к Руди.
Лизель: Господи, Руди.
Девочка поцеловала Руди в губы, а затем коснулась их пальцами. После этого она поднялась и посмотрела вперед.
Лизель: Мама… Папа… Они не шевелятся. Они не шевелятся.
Лизель медленно подходит к Гансу и Розе, берет Розу за руку.
Лизель: Помнишь, как я сюда приехала, Мама? Я цеплялась за калитку и плакала. Помнишь, что ты сказала тогда людям на улице? Ты сказала: чего вылупились? Мама, я знаю, что ты… Так здорово, когда ты пришла в школу и сказала, что Макс пришел в себя. А ты знаешь, что я видела тебя с Папиным аккордеоном? Я подобралась и смотрела, а ты была такая чудесная. Черт возьми, ты была такая чудесная, Мама. (оборачивается к спасателю) Прошу вас, Папин аккордеон. Можете принести его мне?
Спасатель уходит и приносит девочке аккордеон. Лизель кладет его рядом с Гансом.
Лизель: На, папа.
Лизель обнимает Ганса.
Лизель: До свидания, Папа, ты спас меня. Ты научил меня читать. Никто не умеет играть, как ты. Никто не умеет играть, как ты.
Лизель садится на землю рядом с аккордеоном.
Фрау Герман: Лизель? Лизель, ты жива? Лизель, господи! Пойдем, пойдем со мной.
Фрау Герман подбегает к девочке, поднимает ее, они молча уходят.
Смерть: Никто не заметил книжку. Было много работы, и вместе с собранием других материалов на “Книжного вора” несколько раз наступили и в конце концов подняли и, не взглянув, бросили в грузовик с мусором. За миг до того, как грузовик тронулся, я быстро вскарабкался в кузов и подхватил книгу рукой…
43 сцена
Действующие лица: Лизель, Макс, Алекс Штайнер.
Смерть: Когда война закончилась, и Гитлер отдал себя в мои руки, вернувшийся с фронта Алекс Штайнер вернулся к работе в мастерской. Денег это не приносило, но на несколько часов каждый день он занимал себя, и Лизель нередко приходила ему помогать. Они провели вместе немало дней.
Алекс стоит в мастерской, туда заходит Макс.
Макс: Здесь работает девушка по имени Лизель Мемингер?
Алекс: Да, она там, в задней комнате. Могу я поинтересоваться, кто ее спрашивает?
Лизель выходит.
Лизель: Макс!..
Лизель обнимает Макса, они плачут и падают на пол.
44 сцена
Действующие лица: Смерть, Лизель
Смерть: Должен сказать вам, что книжная воришка умерла только вчера. Лизель Мемингер дожила до весьма преклонных лет вдали от Молькинга и погибшей Химмель-штрассе. Небо было наилучшего предвечернего синего цвета. Ее душа ждала меня. В последних свои минуты она думала о своих родных: муже, детях, внуках и многих других, среди которых были Ганс и Роза Хуберманы, ее брат и мальчик, чьи волосы так и останутся нетронутыми сединой.
Смерть ведет Лизель за руку, затем останавливается и протягивает ей книгу.
Лизель: Неужели та самая?
Смерть кивает, Лизель открывает книгу и начинает листать.
Лизель: Вы читали ее?
Смерть: Много раз.
Лизель: Она вам понятна?
Смерть: И тут повисла большая пауза. Мимо туда и сюда ехали машины. За рулем сидели Гитлеры и Хуберманы, Максы и убийцы, Дойчеры и Штайнеры… Я хотел многое сказать книжной воришке о красоте и зверстве. Но что тут скажешь такого, чего она и так не знала? Я хотел объяснить, что постоянно переоцениваю и недооцениваю род человеческий — и редко просто оцениваю. Я хотел спросить ее, как одно и то же может быть таким гнусным и таким великолепным, а слова об этом — такими убийственными и блистательными. Ничего этого, однако, я не выпустил из уст. Смог я только одно — обернуться к Лизель Мемингер и сообщить ей единственную правду, которую я знаю. Я сказал это книжной воришке и говорю сейчас вам.
Смерть: Меня обуревают люди.
