Джеймс Хэрриот "Собачьи истории"

Перевод отрывка из сборника рассказов Джеймса Хэрриота

«Собачьи истории»

James Herriot “Dog Stories”

A Triumph of Surgery

I was really worried about Tricki this time. I had pulled up my car when I saw him in the street with his mistress and I was shocked at his appearance. He had become hugely fat, like a bloated sausage with a leg at each corner. His eyes, bloodshot and rheumy, stared straight ahead and his tongue lolled from his jaws.

Mrs. Pumphrey hastened to explain. "He was so listless, Mr. Herriot. He seemed to have no energy. I thought he must be suffering from malnutrition, so I have been giving him some little extras between meals to build him up. Some calf's foot jelly and malt and cod liver oil and a bowl of Horlick's at night to make him sleep — nothing much really."

“And did you cut down on the sweet things as I told you?"

“Oh, I did for a bit, but he seemed to be so weak I had to relent. He does love cream cakes and chocolates so. I can't bear to refuse him."

I looked down again at the little dog. That was the trouble. Tricki's only fault was greed. He had never been known to refuse food; he would tackle a meal at any hour of the day or night. And I wondered about all the things Mrs. Pumphrey hadn't mentioned: the pâté on thin biscuits, the fudge, the rich rifles — Tricki loved them all. "Are you giving him plenty of exercise?"

"Well, he has his little walks with me as you can see, but Hodgkin has been down with lumbago, so there has been no ring-throwing lately."

I tried to sound severe. "Now I really mean this. If you don't cut his food right down and give him more exercise he is going to be really ill. You must harden your heart and keep him on a very strict diet."

Mrs. Pumphrey wrung her hands. "Oh I will, Mr. Herriot. I'm sure you are right, but it is so difficult, so very difficult." She set off, head down, along the road, as if determined to put the new regime into practice immediately.

I watched their progress with growing concern. Tricki was tottering along in his little tweed coat; he had a whole wardrobe of these coats — warm tweed or tartan ones for the cold weather and macintoshes for the wet days. He struggled on, drooping in his harness. I thought it wouldn't be long before I heard from Mrs. Pumphrey.

The expected call came within a few days. Mrs. Pumphrey was distraught. Tricki would eat nothing. Refused even his favourite dishes; and besides, he had bouts of vomiting. He spent all his time lying on a rug, panting. Didn't want to go walks, didn't want to do anything.

I had made my plans in advance. The only way was to get Tricki out of the house for a period. I suggested that he be hospitalised for about a fortnight to be kept under observation.

The poor lady almost swooned. She had never been separated from her darling before; she was sure he would pine and die if he did not see her every day.

But I took a firm line. Tricki was very ill and this was the only way to save him; in fact, I thought it best to take him without delay and, followed by Mrs. Pumphrey's wailings, I marched out to the car carrying the little dog wrapped in a blanket.

The entire staff was roused and maids rushed in and out bringing his day bed, his night bed, favourite cushions, toys and rubber rings, breakfast bowl, lunch bowl, supper bowl. Realising that my car would never hold all the stuff, I started to drive away. As I moved off, Mrs. Pumphrey, with a despairing cry, threw an armful of the little coats through the window. I looked in the mirror before I turned the corner of the drive; everybody was in tears.

Out on the road, I glanced down at the pathetic little animal gasping on the seat by my side. I patted the head and Tricki made a brave effort to wag his tail. "Poor old lad,” I said, “you haven't a kick in you but I think I know a cure for you."

At the surgery, the household dogs surged round me. Tricki looked down at the noisy pack with dull eyes and, when put down, lay motionless on the carpet. The other dogs, after sniffing round him for a few seconds, decided he was an uninteresting object and ignored him.

I made up a bed for him in a warm loose box next to the one where the other dogs slept. For two days I kept an eye on him, giving him no food but plenty of water. At the end of the second day he started to show some interest in his surroundings and on the third he began to whimper when he heard the dogs in the yard.

When I opened the door, Tricki trotted out and was immediately engulfed by Joe the Greyhound and his friends. After rolling him over and thoroughly inspecting him, the dogs moved off down the garden. Tricki followed them, rolling slightly with his surplus fat but obviously intrigued.

Later that day, I was present at feeding time. I watched while Tristan slopped the food into the bowls. There was the usual headlong rush followed by the sounds of high-speed eating; every dog knew that if he fell behind the others he was liable to have some competition for the last part of his meal.

When they had finished, Tricki took a walk round the shining bowls, licking casually inside one or two of them. Next day, an extra bowl was put out for him and I was pleased to see him jostling his way towards it.

From then on, his progress was rapid. He had no medicinal treatment of any kind but all day he ran about with the dogs, joining in their friendly scrimmages. He discovered the joys of being bowled over, trampled on and squashed every few minutes. He became an accepted member of the gang, an unlikely, silky little object among the shaggy crew, fighting like a tiger for his share at meal times and hunting rats in the old hen house at night. He had never had such a time in his life.

All the while, Mrs. Pumphrey hovered anxiously in the background, ringing a dozen times a day for the latest bulletins. I dodged the questions about whether his cushions were being turned regularly or his correct coat worn according to the weather; but I was able to tell her that the little fellow was out of danger and convalescing rapidly.

The word "convalescing" seemed to do something to Mrs. Pumphrey. She started to bring round fresh eggs, two dozen at a time, to build up Tricki's strength. For a happy period there were two eggs each for breakfast, but when the bottles of sherry began to arrive, the real possibilities of the situation began to dawn on the household.

It was the same delicious vintage that I knew so well and it was to enrich Tricki's blood. Lunch became a ceremonial occasion with two glasses before and several during the meal. Siegfried and Tristan took turns at proposing Tricki's health and the standard of speech-making improved daily. As the sponsor, I was always called upon to reply.

We could hardly believe it when the brandy came. Two bottles of Cordon Bleu, intended to put a final edge on Tricki's constitution. Siegfried dug out some balloon glasses belonging to his mother. I had never seen them before, but for a few nights they saw constant service as the fine spirit was rolled around, inhaled and reverently drunk.

They were days of deep content, starting well with the extra egg in the morning, bolstered up and sustained by the midday sherry and finishing luxuriously round the fire with the brandy.

It was a temptation to keep Tricki on as a permanent guest, but I knew Mrs. Pumphrey was suffering and after a fortnight, felt compelled to phone and tell her that the little dog had recovered and was awaiting collection.

Within minutes, about thirty feet of gleaming black metal drew up outside the surgery. The chauffeur opened the door and I could just make out the figure of Mrs. Pumphrey almost lost in the interior. Her hands were tightly clasped in front of her; her lips trembled. "Oh, Mr. Herriot, do tell me the truth. Is he really better?"

"Yes, he's fine. There's no need for you to get out of the car — I'll go and fetch him."

I walked through the house into the garden. A mass of dogs was hurtling round and round the lawn and in their midst, ears flapping, tail waving, was the little golden figure of Tricki. In two weeks he had been transformed into a lithe, hard-muscled animal; he was keeping up well with the pack, stretching out in great bounds, his chest almost brushing the ground.

I carried him back along the passage to the front of the house. The chauffeur was still holding the car door open and when Tricki saw his mistress he took off from my arms in a tremendous leap and sailed into Mrs. Pumphrey's lap. She gave a startled "Oh!" and then had to defend herself as he swarmed over her, licking her face and barking.

During the excitement, I helped the chauffeur to bring out the beds, toys, cushions, coats and bowls, none of which had been used. As the car moved away, Mrs. Pumphrey leaned out of the window. Tears shone in her eyes. Her lips trembled.

"Oh, Mr. Herriot," she cried, "how can I ever thank you? This is a triumph of surgery!"

TRICKI WOO again and a delightful example of treating the individual animal with time to enjoy the rewards. The story also brings back one of the warmest memories of the camaraderie at Skeldale House when we shared out Mrs. Pumphrey's goodies. Readers will be pleased to learn that from that time on, Tricki's diet was kept on a sensible basis so that there was no more obesity or crackerdog.

Триумф хирургии

В этот раз я серьёзно переживал за Трики. Когда я остановил машину, я увидел его на улице со своей хозяйкой и был поражён его видом. Он стал невероятно толстым, словно раздутая сосиска с ножками по краям. Его глаза, красные и слезящиеся, глядели прямо перед собой, а язык свесился из пасти.

Миссис Памфри поспешила объясниться: — Он был таким вялым, Мистер Хэрриот. У него совсем не было энергии. Я подумала, что это от недоедания, поэтому стала его чуть-чуть подкармливать, чтобы набрал вес. Немножко желе из ножек телёнка, солод, рыбий жир и тарелочку смеси Хорлик на ночь, чтобы лучше спал, —совсем не много.

— И вы перестали давать ему сладости, как я и сказал?

— Ой, да, ненадолго, но он казался таким слабым, мне пришлось поддаться. Он так любит торты с кремом и шоколадки. Я не могу перед ним устоять.

Я снова опустил взгляд на собачку. Это была проблема. Вина Трики была только в жадности. Не слыхано было, чтобы он отказывался от еды, он бы набросился на миску в любой момент, будь то ночь или день. И я думал о всем том, что миссис Памфри ещё не упомянула: о паштете на тоненьком печенье, помадке, бисквитах — всем том, что так любил Трики.

— Вы даёте ему достаточно физической нагрузки?

— Ну, как видите, он прогуливается со мной, но Ходжкин слег с поясницей, так что Трики не бегал за кольцом в последнее время.

Я попытался сделать суровый голос.

— Я очень настаиваю. Если вы сейчас же не сократите количество еды и не увеличите его физическую нагрузку, он серьёзно заболеет. Вы должны скрепить сердце и держать его на строжайшей диете.

Миссис Памфри выкрутила руки.

— Ой, конечно, Мистер Хэрриот. Я уверена, вы правы, но это так сложно, так сложно. Она продолжила путь вдоль дороги, опустив голову, как будто настроилась тут же применить новый режим на практике.

Я наблюдал, как они удаляются с растущей тревогой. Трики плелся позади в маленьком твидовом пиджачке, у него был целый гардероб подобных пиджачков - теплых твидовых или клетчатых для холодной погоды и непромокаемых для дождливых дней. Он тащился вперёд, обвиснув на своём поводке. Я подумал, что следующий разговор с миссис Памфри не заставит себя долго ждать.

Ожидаемый звонок поступил через несколько дней. Миссис Памфри была в смятении. Трики ничего не ел. Отказывался даже от своих любимых блюд, и, кроме того, на него находили приступы рвоты. Он проводил все время, лёжа на ковре, тяжело дыша. Не хотел ходить на прогулки, ничего не хотел делать. Я уже заранее составил свои планы. Единственным способом было вывести Трики из дома на какое-то время. Я предложил его госпитализировать примерно на две недели, чтобы я смог за ним наблюдать.

Бедная женщина чуть не потеряла сознание. Она никогда ещё не разлучалась со своим любимчиком, она была уверена, что он будет изнывать и вскоре умрёт, если не будет видеть её каждый день.

Но я стоял на своём. Трики был тяжело болен, и это был единственный способ спасти его. На самом деле, я думал, что лучше без промедления забрать его и, сопутствуемый завываниями миссис Памфри, промаршировал к машине, неся собачку, завернутую в одеяло.

Весь дом был поднят на уши, и служанки сновали туда-сюда, загружая его дневную кровать, ночную кровать, любимые подушки, игрушки и резиновые кольца, миску для завтрака, миску для обеда, миску для ужина. Поняв, что машина ни за что это все не выдержит, я начал отъезжать. Как только я двинулся, миссис Памфри с отчаянным криком бросила охапку маленьких одеялок через окно. Я посмотрел в зеркало, прежде чем повернуть за угол: все были в слезах.

Уже в дороге я взглянул на маленькое, тяжело дышащее, жалкое животное у себя на сидении. Я погладил его по голове, и Трики предпринял храбрую попытку вильнуть хвостом.

— Бедный старичок, — сказал я, — ты на последнем издыхании, но думаю, я знаю, как тебя вылечить.

В клинике домашние собаки хлынули ко мне. Трики посмотрел на шумную стаю с тоскливыми глазами, и когда я его опустил, лёг обездвиженно на ковёр.

Другие собаки, понюхав его пару секунд, решили, что он неинтересный объект, и проигнорировали его.

Я устроил ему кровать в тёплой просторной коробке рядом с той, где спали другие собаки. На протяжении двух дней я наблюдал за ним, не давая ему еды, но обеспечивая достаточным количеством воды. В конце второго дня он стал проявлять интерес к своему окружению, а на третий начал скулить, когда услышал собак во дворе.

Когда я открыл дверь, Трики потрусил наружу и сразу же был обступлен грейхаундом Джо и его друзьями. После переворачивания Трики и тщательного его обследования, собаки прошли вглубь сада. Трики последовал за ними, немного перекатываясь в своём избыточном жире, но очевидно заинтригованно.

Позже, в тот же день я присутствовал во время кормежки. Я смотрел как Тристан шлепает еду в миски. Как обычно, произошла стремительная гонка, за которой последовали звуки скоростного поедания, каждая собака знала, что, если она отстанет от других, ей может грозить состязание за остатки своей порции.

Когда они доели, Трики обошел блестящие тарелки и облизнул несколько. На следующий день для него поставили дополнительную тарелку, и я был рад видеть, как он, расталкивая других, пробирался к ней.

С тех пор пошёл бурный прогресс. Трики не проходил никакого рода лекарственное лечение, зато каждый день резвился с собаками, присоединяясь к их дружеским потасовкам. Он познал радость быть перевернутым, растоптанным и раздавленным каждые пять минут. Он стал признанным членом банды, очень маловероятным шелковистым маленьким существом среди лохматой шайки, сражаясь, как тигр, за свою порцию во время приема пищи и охотясь на крыс в старом курятнике по ночам. Никогда ещё он не проводил время так, как сейчас. С тех пор пошёл бурный прогресс. Он не проходил никакого рода лекарственное лечение, зато каждый день резвился с собаками, присоединяясь к их дружеским потасовкам. Он познал радость быть перевернутым, растоптанным и раздавленным каждые пять минут. Он стал признанным членом банды, очень маловероятным шелковистым маленьким существом среди лохматой шайки, сражаясь, как тигр, за свою порцию во время приема пищи и охотясь на крыс в старом курятнике по ночам. Никогда ещё он так не проводил время, как сейчас.

А в то же время миссис Памфри тревожно всплывала раз за разом, звоня по десять раз на день за последними новостями. Я уклонялся от вопросов про то, регулярно ли переворачивали его подушки и одевал ли он подходящий для погоды пиджачок, но все же смог сказать ей, что малыш был в безопасности и стремительно шёл на поправку.

Казалось, слова "шёл на поправку" что-то сделали с миссис Памфри. Она начала приносить свежие яйца, по две дюжины за раз, чтобы укрепить Трики. Счастье длилось, пока были два яйца — оба на завтрак, но только когда стали появляться бутылки шерри, домочадцы начали осознавать, куда все идет.

Это был тот же наивкуснейший винтаж, который я так хорошо знал, — и он был для того, чтобы обогатить кровь Трики. Обед стал церемониальным событием с двумя стаканами до и несколькими во время еды. Зигфрид и Тристан по очереди делали тосты за здоровье Трики, и стандарты произносимых речей росли с каждым днем. Меня, как спонсора, всегда звали на ответ.

Мы едва могли поверить своим глазам, когда нам доставили бренди. Две бутылки "Кордон Блю", призванные ознаменовать последние улучшения тела Трики. Зигфрид откуда-то достал круглые бокалы его матери. Я никогда не видел их прежде, но за несколько ночей они испытали на себе постоянное использование от перекатывания, вдыхания и благоговейного распития изысканного напитка.

Это были дни глубокого наслаждения, которые начинались с дополнительного яйца утром, подкреплялись и поддерживались полуденным шерри и заканчивались роскошно: с бренди около огня.

Конечно, было искушение оставить Трики в качестве постоянного гостя, но я знал, как страдала миссис Памфри, и по прошествии двух недель чувствовал необходимость позвонить и сообщить, что собачонка поправилась и ждала, когда её заберут.

Буквально через несколько минут около тридцати ног сверкающего черного металла подъехали к клинике. Шофер открыл дверь, и я едва смог различить фигуру миссис Памфри, слившуюся с интерьером. Она крепко сжимала руки перед собой, её губы дрожали.

— Ох, мистер Хэрриот, скажите правду. Ему действительно лучше?

— Да, он в порядке. Не нужно выбираться из машины, я его принесу.

Я прошёл через дом и вышел в сад. Стая собак мчалась по газону, а в самом её центре, хлопая ушами и развевая хвостом, резвилась маленькая золотистая фигурка Трики. За две недели он превратился в стройное, крупное животное, он отлично поспевал за стаей, вытягиваясь большими прыжками, почти касаясь грудью земли.

Я пронёс его обратно вдоль коридора к передней части дома. Шофер все ещё держал дверь машины открытой, и когда Трики увидел свою хозяйку, то спрыгнул с рук в грандиозном прыжке и приземлился на колени миссис Памфри. Она издала испуганное "О!" и принялась защищаться от его нападения: он облизывал ей лицо и громко лаял.

Пока длилось возбуждение, я помог шоферу вынести кровати, игрушки, подушки, пиджачки и миски, — ни одна вещь не была использована. Когда машина начала отъезжать, миссис Памфри высунулась из окна. В её глазах блестели слезы, губы дрожали.

— О, мистер Хэрриот, — воскликнула она, —как я смогу отблагодарить Вас? Это же триумф хирургии!

Вновь Трики-ву и восхитительный пример уделения достаточного времени лечению животного, чтобы потом насладиться наградой. Эта история также заставляет вспомнить товарищество в доме Скелдейл, когда мы разделили вкусности миссис Памфри. Читатели также будут рады узнать, что с тех пор диета Трики разумно соблюдалась, так что больше не было ни ожирения, ни безумства.