Сказ о змее, укравшем детство, и о том, как под змеем жили да себя не потеряли

Сказ о змее, укравшем детство, и о том, как под змеем жили да себя не потеряли

Зое Николаевне Зверевой посвящается…

Давно это было. Так давно, что уже и свидетелей почти не осталось. Россия наша тогда еще Советским Союзом звалась, звалась так и по всему миру славилась. Своими полями бескрайними, своими лесами дремучими да рудами драгоценными.

И в это же самое время между Балтийским и Северным морями народился змей лютый – фашист поганый. Как он появился, никто не видел, но люди говорят, что силен и жаден был тот змей: много земель подчинил себе. Приглянулись ему и наши, русские. Налетел коварный рано утром, когда все еще спали. Стал огнем палить да хватать всех без разбора: ни старых, ни малых не щадил жестокий.

Поднялись тогда богатыри на защиту земли родимой, вышли все как один, поклялись стоять до последнего.

А где-то там, за лесами темными, за горами высокими, у восточного края нашей необъятной страны, жила девочка. Девочка как девочка, ничем непримечательная. У нее, как и у других девочек, были папа и мама. Они ее Зоей звали, что значит - «жизнь».

И сказал отец дочери: «Я тебе жизнь дал, мне тебя и защищать. Не должно змею лютому детство у наших ребят отнимать». Сказал так и ушел на запад.

А ее мама, красивая, как артистка, стройная, с копной легких, как облако, волос, сильно тосковать по отцу стала. Сидит, бывало, в полутемной комнате (лампочка под потолком только чуть-чуть света давала, а окна специальными светомаскирочными шторами из синей бумаги тогда закрывали, чтобы змей сверху огни не увидел - не налетел) да на гитаре струны перебирает, тихонечко так. И пела теперь тоже тихо, не так, как прежде.

Совсем тяжелое житье им стало, но ничего – справлялись. Зоя тогда в первый класс пошла. Зимой было так холодно, что в стеклянных пузырьках замерзали самодельные чернила – разведенные водой фиолетовые и синие стержни химических карандашей. Писали на старых газетах, которые еще до нашествия змеева получали. Потертые учебники берегли: из рук в руки передавали, края страниц, тонкие, как кружево, легонько переворачивали.

И все бы ничего, да одолела маму болезнь, такая тяжкая, что самой не справиться; долго болела, в больницу угодила – тогда в доме совсем тихо стало. Осталась Зоя одна: родных-то у них здесь никого не было, родители с Донбасса приехали, с Украины, которая тогда уже под змеем была. Вот так: беда никогда не ходит одна…

Может, слышали: живет у нас в России птица такая – перепелкой зовется. Так вот эта перепелка самой преданной матерью считается среди пернатых, защищать птенцов бросается, собой жертвуя. А еще говорят, что она чужих желторотиков принимает и кормит как своих.  Так и среди людей повелось: если ребенок один остается и родных у него никого нет, то его в специальный дом для детей берут, где обогревают сиротку, с голоду умереть не дают. Вот и Зою в такой детский дом поместили. Только она не сразу ту заботу поняла - сильно по мамке скучала, так сильно, что сбежать хотела. А потом ничего, приобвыклась, но ждать не перестала.

И дождалась! Вернулся отец: в бою со змеем получил он рану кровавую, долго там, на западе, лечился, а теперь вот в родные края вернулся для окончательной поправки. Пришел в детский дом: бритоголовый, крепко сложенный, настоящий командир. Посадил дочку на колени, расспрашивать стал, как ей живется здесь, не обижает ли кто. А она трогала разноцветные кубики на его груди и страшно гордилась, что он такой у нее есть.

Зое тоже хотелось, чтобы и он ей гордился, ведь она уже сама со многими трудностями справляется. И пусть ее пока не берут, как старших девочек, в госпиталь, где лечится отец, и пусть не доверяют сматывать бинты и писать письма, но она уже не плачет по ночам, а значит - тоже взрослая.  А он опускал свою большую  руку в стакан с крепко заваренным чаем и  гладил ее светлые, как пушинки одуванчика, волосы: хотел, чтобы его дочь была темненькая - в него значит.

И вот однажды, на концерте, который они должны были давать для товарищей отца (и для него тоже!), поправлявших здоровье в госпитале, Зое поручили прочитать стихотворение про детский дом в Ельне. Тогда-то она и поняла, что теперь всем докажет, что она дочка боевого командира.

Начала тихонько – столько глаз на нее смотрят – страшновато. Но как только дошла до того места, где «школьную тетрадь и мячик детский примял сапог немецкий» (это особенно обидным казалось), ее голос зазвучал твердо, тоненькие ручонки сами собой в кулачки сжались. Ни разу не сбилась, последние строчки почти прокричала, чтобы не только в зале ее услышали, но и сам змей в своем логове содрогнулся:

За детский дом, сожженный в Ельне, -
В Берлине, Мюнхене и Кельне
Дадут преступники ответ.

            Отец со стула поднялся, на руки ее взял, на свое место вернулся, на колени к себе посадил. А потом, когда другие дети выступали, вынул из кармана кусочек сахара, облепленного махоркой, отряхнул о гимнастерку и на ладошку ей положил.

            Целый год Зоя в том в детском доме прожила. Это потом только ее мама забрала, когда из больница вышла, а отец уже после вернулся, когда змея в его логово загнали. Загнали, да, видать, не уничтожили поганого, потому что он то там, то здесь стал давать знать о себе. Прожорлив больно.