Перевод рассказа Джона Чивера "Исполинское радио" с английского на русский язык.

Перевод рассказа «Исполинское радио» (Джон Чивер)

The Enormous Radio (abridged)

By John Cheever

Jim and Irene Westcott were the parents of two young children, they had been married nine years, they lived on the twelfth floor of an apartment house near Sutton Place and they hoped someday to live in Westchester.

Irene Wesctott was a pleasant, rather plain girl with soft brown hair, and a wide, fine forehead upon which nothing at all had been written.

You could not say that Jim Westcott looked younger than he was, but you could at least say of him that he seemed to feel younger. He wore his graying hair cut very short , and his manner was earnest, vehement, and intentionally naïve. The Westcotts differed from their friends, their classmates, and their neighbors, only in an interest they shared in serious music. They went to a great many concerts - although they seldom mentioned this it to anyone - and they spent a good deal of time listening to music on the radio.

Their radio was an old instrument, sensitive, and beyond repair. Neither of them understood the mechanics of radio and when the instrument faltered, Jim would strike the side of the cabinet with his hand. This sometimes helped.

One Sunday afternoon, in the middle of the a Schubert quartet, the music faded away altogether. Jim struck the cabinet repeatedly, but there was no response. He promised to buy Irene a new radio, and on Monday when he came home from work he told her that he had got one.

He refused to describe it, and said it would be a surprise for her when it came. The radio was delivered at the kitchen door the following afternoon. Irene was struck at once with the physical ugliness of the large gumwood cabinet. Irene was proud of her living room, she had chosen its furnishings and colors as carefully as she chose her clothes, and now it seemed to her that her new radio stood among her intimate possessions like an aggressive intruder. She was confounded by the number of dials and switches on the instrument panel, and she studied them thoroughly before she put the plug into a wall socket and turned the radio on. The dials flooded with a green light, and in the distance she heard the music of a piano quartet. The quintet was in the distance for only an instant; it bore down upon her with a speed greater than light and filled the apartment with the noise of music amplified so mightily that it knocked a china ornament from a table to the floor. She rushed to the instrument and reduced the volume. She sat down to listen to a Mozart quintet that she knew and enjoyed. The music came through clearly. The new instrument had a much purer tone, she thought, than the old one. But as soon as she had made her peace with the radio, the interference began. A crackling sound began to accompany the singing of the strings. Beyond the music, there was a rustling that reminded Irene unpleasantly of the sea. She tried all the dials and switches but nothing dimmed the interference. The rattling of the elevator cables and the opening and closing of the elevator doors were reproduced in her loudspeaker, and, realizing that the radio was sensitive to electrical currents of all sorts, she began to discern through the Mozart the ringing of telephone bells, the dialing of phones, and the lamentation of a vacuum cleaner. By listening more carefully, she was able to distinguish doorbells and electric razors, whose sounds had been picked up from the apartments that surrounded hers and transmitted through her loudspeaker. The powerful and ugly instrument, with its mistaken sensibility to discord, was more than she could hope to master, so she turned the thing off and went into the nursery to see her children.

When Jim Westcott came home that night, he went to the radio confidently and worked the controls. He had the same sort of experience Irene had had.

A man was speaking on the station Jim had chosen, and his voice swung instantly from the distance into a force so powerful that it shook the apartment. Jim turned the volume control and reduced the voice. Then, a minute or two later, the interference began. He fiddled with the knobs but couldn’t get rid of the noises, so he turned the radio off and told Irene that in the morning he’d call the people who had sold it to him and give them hell.

The following afternoon, when Irene returned to the apartment from a luncheon date, the maid told her that a man had come and fixed the radio.

When Jim came home that night he joined Irene in the living room. He had just turned on the radio when the maid announced dinner, so he left it on, and Irene went to the table. There was nothing about the dinner to hold Irene’s interest, so her attention wandered from the food to the music in the other room.

She listened for a moment to a Chopin prelude and then was surprised to hear a man’s voice break in.

“For Christ’s sake, Kathy,” he said, “do you always have to play the piano when I get home?” The music stopped abruptly. “It’s the only chance I have,” the woman said. “I’m at the office all day.”

“So am I,” the man said.

“Did you hear that?” Irene asked.

“What?” Jim was eating his dessert.

“The radio. A man said something while the music was still going on .”

“It’s probably a play.”

“I don’t think it is a play,” Irene said.

They left the table and took their coffee into the living room. Irene asked Jim to try another station. He turned the knob. “Have you seen my garters?” a man asked.

“Button me up,” a woman said.

“Have you seen my garters?” the man said again.

Jim shifted to another station. “I wish you wouldn’t leave apple cores in the ashtrays,” a man said.

“This is strange,” Jim said.

“Isn’t it?” Irene said.

Jim turned the knob again. A woman with a pronounced English accent was reading a nursery rhyme.

“My God!” Irene cried. “That’s the Sweeneys’ nurse. Turn that thing off. Maybe they can hear us.”

Jim switched the radio off. “That was Miss Armstrong, ” Irene said. “She must be reading to the little girl. They live in 17-B. We must be getting other people’s apartments.”

“That’s impossible,” Jim said.

“Try something else,” Irene said.

Jim turned to another station, and the living room was filled with the uproar of a cocktail party.

“Those must be the Fullers, in 11-E,” Irene said. “I knew they were giving a party this afternoon. I saw her in the liquor store.”

The Westcotts overheard that evening a monologue on salmon fishing in Canada, a bridge game and a bitter family quarrel about an overdraft at the bank.

They turned off their radio at midnight and went to bed, weak with laughter.

********

Jim came home at about six the next night. Emma, the maid, let him in , and he had taken off his hat and was taking off his coat when Irene ran into the hall. Her face was shining with tears and her hair was disordered .

“Go up to 16-C , Jim!” she screamed. “Mr Osborn’s beating his wife. They’ve been quarreling since four o’clock, and now he is hitting her. Go up there and stop him.”

From the radio in the living room, Jim heard screams, obscenities, and thuds. “ You know you don’t have to listen to this sort of thing,” he said. He strode into the living room and turned the switch. “It’s indecent. It’s like looking in

windows.”

“Oh, it’s so terrible, it’s so dreadful,” Irene was sobbing. I’ve been listening all day, and it’s so depressing.”

“ Well, why do you listen to it? I brought this dammed radio to give you some pleasure,” he said. “I paid a great deal of money for it. I thought it might make you happy. I wanted to make you happy”.

“Don’t , don’t, don’t, don’t quarrel with me,” she moaned. “ All the others have been quarreling all day. Everybody’s been quarreling. They’re all worried about money. Mrs. Hutchinson’s mother is dying of cancer in Florida and they don’t have enough money to send her to the Mayo Clinic. At least, Mr Hutchinson says they don’t have enough money. And Mrs. Melville has heart trouble, and Mr. Hendricks is going to lose his job in April and…’’

“Well why do you have to listen?” Jim asked again.

“Oh, don’t,” she cried. “Life is too terrible, to sordid and awful. But we’ve never been like that, have we, darling! And we are not worried about money or dishonest, are we?’’

‘’No, darling,’’ he said.

*********

A man came in the morning and fixed the radio. Irene turned it on cautiously and was happy to hear a recording of Beethoven’s Ninth Symphony. She kept the radio on all day and nothing untoward came toward the speaker.

A Spanish suite was being played when Jim came home. “Is everything all right?” he asked.

His face was pale, she thought.

“I paid the bill for the radio today,” Jim said. “It cost four hundred dollars. Four hundred dollars is a good deal more than I can afford,” he went on. “I see that you haven’t paid your clothing bills yet. You’ve got to learn to handle the money.

We’ve got to start cutting down. I’ve worked awfully hard to give you and the children a comfortable life,” he said bitterly.

”Please Jim,” she said. “Please. They’ll hear us.”

“Who’ll hear us? Emma can’t hear us.’’

“The Radio.”

“Oh, I’m sick!’’ he shouted. “I’m sick to death of your apprehensiveness. The radio can’t hear us. Nobody can hear us. And what if they can hear us? Who cares?”

Irene got up from the table and went into the living room. Jim went to the door and shouted from there. “Why are you so Christly all of a sudden? You stole your mother’s jewelry before they probated her will. You never gave your sister a cent of that money that was intended for her- not even when she needed it.’’

Irene stood for a minute before the hideous cabinet , disgraced and sickened, but she held her hand on the switch before she extinguished the music and the voices, hoping the instrument might speak to her kindly. Jim continued to shout at her from the door. The voice on the radio was suave and noncommittal.

“An early-morning railroad disaster in Tokyo,” the loudspeaker said, “killed twenty-nine people… A fire in a Catholic hospital ... The temperature is forty-seven. The humidity is eighty-nine.”

Перевод рассказа «Исполинское радио» (Джон Чивер)

Джим и Айрин Уэсткотт были родителями двоих маленьких детей, они были женаты девять лет, жили на двенадцатом этаже многоквартирного дома недалеко от Саттон-Плейс и надеялись когда-нибудь поселиться в Вест-Честер.

Айрин Уэсткотт была приятной, достаточно невзрачной девушкой с мягкими шоколадными локонами и широким, красивым лбом, на котором совершенно ничего не читалось. Не сказать что Джим Уэсткотт выглядел моложе своего возраста, но можно было, по крайней мере, сказать, что он, как казалось, чувствовал себя моложе. Его седеющие волосы были коротко пострижены, а манеры чувствовались серьезными, пылкими но нарочито наивными.

Уэсткотты отличались от своих друзей, одноклассников и своих соседей только из-за интереса к серьезной музыке. Они ходили на огромное множество концертов – хоть и редко кому-либо об этом говорили - и проводили много времени, слушая музыку по радио.

Их радиоприемник был старым чувствительным прибором, не подлежавшим ремонту. Ни один из них не разбирался в механике радио, и когда прибор давал сбои, Джим ударял рукой по стенке корпуса. И иногда это даже помогало.

В один воскресный день, в середине квартета Шуберта, музыка совсем стихла. Джим несколько раз ударил по приемнику, но ответа не последовало. Он пообещал купить Айрин новый радиоприемник, а в понедельник, придя домой с работы, доложил, что все сделано.

Он решил не рассказывать что-либо и заявил, что для нее это будет сюрпризом. Радио было доставлено к кухонной двери на следующий день после полудня. Айрин сразу же поразило физическое уродство большого приемника. Женщина гордилась своей гостиной, она выбирала мебель и цвета так же тщательно, как и одежду. И теперь ей казалось, что новый радиоприемник стоит среди её личных вещей, как агрессивный незваный гость. Ее сбило с толку количество ручек и переключателей на приборной панели, и она тщательно изучила их, прежде чем вставить вилку в розетку и включить радио. Детали загорелись зеленым светом, и вдалеке она услышала музыку фортепианного квинтета. Квинтет находился на расстоянии всего лишь мгновения: он обрушился на нее со скоростью, превышающей скорость света, и наполнил квартиру шумом музыки, усиленным настолько сильно, что со стола на пол упала фарфоровая безделушка. Она бросилась к инструменту и убавила громкость. Миссис Уэсткотт села чтобы насладиться знакомым квинтетом Моцарта. Музыка доносилась отчетливо. Ей показалось, что у нового инструмента гораздо более чистый тембр, чем у старого. Но стоило ей порадоваться, как начались помехи. Потрескивающий звук начал сопровождать пение струн. За пределами музыки, послышался шорох, неприятно напоминавший Айрин о море. Она перепробовала все циферблаты и переключатели, но ничто не уменьшало помехи. Дребезжание тросов лифта, открывание и закрывание дверей воспроизводились в ее радио, и, осознав, что радио чувствительно к электрическим токам всех видов, она начала различать сквозь Моцарта телефонные звонки, набор номера и завывание пылесоса. Прислушавшись внимательнее, она смогла различить дверные звонки и скрежет электробритв, чьи звуки доносились из соседних квартир и передавались через громкоговоритель. Мощный и уродливый инструмент, с его ошибочной чувствительностью к диссонансу, был больше чем она могла надеяться освоить поэтому она выключила его и пошла в детскую повидаться со своими детьми. Когда Джим Уэсткотт вернулся домой в тот вечер, он уверенно подошел к радиоприемнику и поработал с пультом управления. У него был такой же опыт, как и у Айрин . На выбранной Джимом станции говорил мужчина, и его голос, доносившийся издалека, мгновенно обрел такую мощь, что задрожала квартира. Джим повернул регулятор громкости и убавил звук. Затем, минуту или две спустя, начались помехи. Он повозился с кнопками, но не смог избавиться от шума, поэтому выключил радио и сказал Айрин, что утром позвонит людям, которые ему его продали, и устроит им разнос. На следующий день, когда Айрин вернулась в квартиру после обеда, горничная сказала ей, что приходил мужчина и починил радио. Когда Джим вернулся домой в тот вечер, он присоединился к Айрин в гостиной. Он как раз включил радию, когда горничная объявила об ужине, поэтому оставил его включенным, и они с Айрин подошли к столу. За ужином не было ничего такого, что могло бы заинтересовать Айрин, поэтому ее внимание переключилось с еды на музыку в соседней комнате. Мгновение она слушала прелюдию Шопена, а затем с удивлением услышала, как в разговор вмешался мужской голос.

«Ради бога, Кэти,» - сказал он, «тебе всегда приходится играть на пианино, когда я прихожу домой?». Музыка резко оборвалась. «Это единственный шанс который у меня есть,» - сказала женщина. «Я весь день в офисе.»

«Я тоже,» - сказал мужчина.

«Ты это слышал?»

«Что?»- Джим ел свой десерт.

«По радио. Мужчина что-то сказал, пока еще играла музыка.»

«Наверное, это пьеса"

«Я не думаю, что это пьеса,» - сказала девушка.

Они встали из-за стола и пошли пить свой кофе в гостиную. Айрин попросила Джима переключить на другую станцию. Он повернул ручку.

«Ты не видела мои подвязки?» - спросил некто.

«Застегни мне все пуговицы,» - произнесла какая-то женщина.

Джим переключил на другую станцию. «Я бы хотел, чтобы ты оставляла яблочные огрызки в пепельнице.» - заявил мужчина.

«Странно,» - удивился Джим.

«Разве не так?» - подтвердила Айрин.

Джим снова повернул ручку. Женщина с ярко выраженным английским акцентом читала детский стишок.

«Боже мой,» - воскликнула Айрин. «Это медсестра Суини. Поверни эту штуку. Может, они могут услышать нас».

Джим выключил радио. «Это была мисс Армстронг,» - вымолвила Айрин.

«Она, должно быть, читает маленькой девочке. Они живут в квартире 17-Б. Видимо, мы слышим квартиры других людей.»

«Невероятно,» - отрезал молодой человек.

«Попробуй что-нибудь другое,» - предложила жена.

Джим переключил радио на другую станцию, и гостиная наполнилась шумом вечеринки с коктейлями.

«Это, должно быть, Фуллеры из квартиры 11-Е,» - сказала Айрин. «Я знала, что сегодня они устраивают вечеринку. Я видела ее в винном магазине.»

В тот вечер Уэсткотты прослушали монолог о ловле лосося в Канаде, игре в бридж и ожесточенной семейной ссоре из-за превышения кредита в банке. В полночь они выключили радио и легли спать, обессилев от смеха.

На следующий вечер Джим вернулся домой около шести. Горничная Эмма впустила его, он уже снял шляпу и начал снимать пальто, когда в холл вбежала Айрин. Ее лицо блестело от слез, а волосы были взъерошены.

"Поднимайся в 16-К, Джим!" - закричала она. «Мистер Осборн избивает свою жену. Они ссорились с четырех часов, а теперь он бьет ее. Поднимись туда и останови его.»

Из радиоприемника в гостиной он услышал крики и глухие удары.

«Ты же знаешь, что тебе не обязательно слушать подобное,». Мужчина прошел в гостиную и повернул выключатель. «Это неприлично. Это тоже самое, что заглядывать в окна.»

«О, как это ужасно и страшно,» - всхлипывала Айрин. «Я слушала целый день, это невыносимо угнетает.»

«Ну, так зачем ты это слушаешь? Я купил это чудовищное радио, чтобы порадовать тебя,» - сказал он. «Я заплатил за это кучу денег и думал, что это могло бы тебя осчастливить.»

«Не надо, нет, не ссорься со мной,»- простонала она. «Они грызлись весь день. Все поссорились. Их всех беспокоят деньги. Мать миссис Хатчинсон умирает от рака во Флориде, и у них нет средств, чтобы отправить ее в клинику Майо. По крайней мере, мистер Хатчинсон говорит, что у них недостаточно денег. А ещё у миссис Мелвилл больное сердце, и мистер Хендрикс потеряет работу в апреле, и…»

«И почему тебя волнует это?» - переспросил Джим.

«Ох, не надо,» - воскликнула она. «Жизнь слишком ужасна, слишком убога и омерзительна. Но мы никогда не были такими, дорогой! И мы не беспокоимся о деньгах или нечестности, не так ли?»

«Нет, любимая,» - сказал Джим.

Утром пришел мужчина и починил радио. Айрин включила его и с радостью услышала запись Девятой симфонии Бетховена. Она весь день включала радио, и из динамика не доносилось ничего неподобающего. Когда Джим вернулся домой, играла испанская сюита. «Все хорошо?» - спросил мужчина.

Его лицо было бледным, подумала она.

«Я сегодня оплатил счет за радио,» - сказал Джим. «Четыреста долларов. Это намного больше, чем я могу себе позволить,» - продолжал он. «Я вижу, ты еще не оплатила свои счета за одежду. Ты должна научиться обращаться с деньгами. Нам следует начать сокращать расходы. Я итак работаю много, чтобы обеспечить нам с детьми комфортную жизнь,» - с горечью сказал он.

«Пожалуйста, Джим,» - сказала она. «Пожалуйста. Они нас услышат.»

«Кто? Эмма не слышит нас!»

«По радио».

«Меня уже тошнит!» - закричал он. «Мне до смерти надоели твои опасения. Радио не слышит нас. Никто не слышит нас. Да даже если и слышат? Кого это волнует?»

Айрин встала из-за стола и прошла в гостиную. Джим подошел к двери и крикнул ей оттуда.

«С каких пор ты стала святой? Ты стащила украшения своей матери до того, как её завещание утвердили. Ты никогда не давала своей сестре ни цента из денег, предназначенных ей, даже когда была необходимость.»

Айрин постояла мгновение перед отвратительным корпусом, опозоренная и испытывающая отвращение, но она положила руку на выключатель, прежде чем выключить музыку и голоса, надеясь, что прибор будет благосклонным. Джим продолжал кричать на нее из-за двери. Голос по радио был учтивым и ни к чему не обязывающим.

«Рано утром в результате железнодорожной катастрофы в Токио,» - сказал громкоговоритель, «погибло двадцать девять человек... Пожар в католической больнице… Температура составляет сорок семь градусов. Влажность воздуха составляет восемьдесят девять.»