Всероссийский литературный конкурс художественных переводов «Юный переводчик»

Всероссийский литературный конкурс художественных переводов «Юный переводчик»

The Nightingale and the Rose

Fairy tale by Oscar Wilde

“She said that she would dance with me if I brought her red roses,” cried the young Student; “but in all my garden there is no red rose.”

From her nest in the holm-oak tree the Nightingale heard him, and she looked out through the leaves, and wondered.

“No red rose in all my garden!” he cried, and his beautiful eyes filled with tears. “Ah, on what little things does happiness depend! I have read all that the wise men have written, and all the secrets of philosophy are mine, yet for want of a red rose is my life made wretched.”

“Here at last is a true lover,” said the Nightingale. “Night after night have I sung of him, though I knew him not: night after night have I told his story to the stars, and now I see him. His hair is dark as the hyacinth-blossom, and his lips are red as the rose of his desire; but passion has made his face like pale ivory, and sorrow has set her seal upon his brow.”

“The Prince gives a ball to-morrow night,” murmured the young Student, “and my love will be of the company. If I bring her a red rose she will dance with me till dawn. If I bring her a red rose, I shall hold her in my arms, and she will lean her head upon my shoulder, and her hand will be clasped in mine. But there is no red rose in my garden, so I shall sit lonely, and she will pass me by. She will have no heed of me, and my heart will break.”

“Here indeed is the true lover,” said the Nightingale. “What I sing of, he suffers—what is joy to me, to him is pain. Surely Love is a wonderful thing. It is more precious than emeralds, and dearer than fine opals. Pearls and pomegranates cannot buy it, nor is it set forth in the marketplace. It may not be purchased of the merchants, nor can it be weighed out in the balance for gold.”

“The musicians will sit in their gallery,” said the young Student, “and play upon their stringed instruments, and my love will dance to the sound of the harp and the violin. She will dance so lightly that her feet will not touch the floor, and the courtiers in their gay dresses will throng round her. But with me she will not dance, for I have no red rose to give her”; and he flung himself down on the grass, and buried his face in his hands, and wept.

“Why is he weeping?” asked a little Green Lizard, as he ran past him with his tail in the air.

“Why, indeed?” said a Butterfly, who was fluttering about after a sunbeam.

“Why, indeed?” whispered a Daisy to his neighbour, in a soft, low voice.

“He is weeping for a red rose,” said the Nightingale.

“For a red rose?” they cried; “how very ridiculous!” and the little Lizard, who was something of a cynic, laughed outright.

But the Nightingale understood the secret of the Student’s sorrow, and she sat silent in the oak-tree, and thought about the mystery of Love.

Suddenly she spread her brown wings for flight, and soared into the air. She passed through the grove like a shadow, and like a shadow she sailed across the garden.

In the centre of the grass-plot was standing a beautiful Rose-tree, and when she saw it she flew over to it, and lit upon a spray.

“Give me a red rose,” she cried, “and I will sing you my sweetest song.”

But the Tree shook its head.

“My roses are white,” it answered; “as white as the foam of the sea, and whiter than the snow upon the mountain. But go to my brother who grows round the old sun-dial, and perhaps he will give you what you want.”

So the Nightingale flew over to the Rose-tree that was growing round the old sun-dial.

“Give me a red rose,” she cried, “and I will sing you my sweetest song.”

But the Tree shook its head.

“My roses are yellow,” it answered; “as yellow as the hair of the mermaiden who sits upon an amber throne, and yellower than the daffodil that blooms in the meadow before the mower comes with his scythe. But go to my brother who grows beneath the Student’s window, and perhaps he will give you what you want.”

So the Nightingale flew over to the Rose-tree that was growing beneath the Student’s window.

“Give me a red rose,” she cried, “and I will sing you my sweetest song.”

But the Tree shook its head.

“My roses are red,” it answered, “as red as the feet of the dove, and redder than the great fans of coral that wave and wave in the ocean-cavern. But the winter has chilled my veins, and the frost has nipped my buds, and the storm has broken my branches, and I shall have no roses at all this year.”

“One red rose is all I want,” cried the Nightingale, “only one red rose! Is there no way by which I can get it?”

“There is a way,” answered the Tree; “but it is so terrible that I dare not tell it to you.”

“Tell it to me,” said the Nightingale, “I am not afraid.”

“If you want a red rose,” said the Tree, “you must build it out of music by moonlight, and stain it with your own heart’s-blood. You must sing to me with your breast against a thorn. All night long you must sing to me, and the thorn must pierce your heart, and your life-blood must flow into my veins, and become mine.”

“Death is a great price to pay for a red rose,” cried the Nightingale, “and Life is very dear to all. It is pleasant to sit in the green wood, and to watch the Sun in his chariot of gold, and the Moon in her chariot of pearl. Sweet is the scent of the hawthorn, and sweet are the bluebells that hide in the valley, and the heather that blows on the hill. Yet Love is better than Life, and what is the heart of a bird compared to the heart of a man?”

So she spread her brown wings for flight, and soared into the air. She swept over the garden like a shadow, and like a shadow she sailed through the grove.

The young Student was still lying on the grass, where she had left him, and the tears were not yet dry in his beautiful eyes.
“Be happy,” cried the Nightingale, “be happy; you shall have your red rose. I will build it out of music by moonlight, and stain it with my own heart’s-blood. All that I ask of you in return is that you will be a true lover, for Love is wiser than Philosophy, though she is wise, and mightier than Power, though he is mighty. Flame-coloured are his wings, and coloured like flame is his body. His lips are sweet as honey, and his breath is like frankincense.”

The Student looked up from the grass, and listened, but he could not understand what the Nightingale was saying to him, for he only knew the things that are written down in books.

But the Oak-tree understood, and felt sad, for he was very fond of the little Nightingale who had built her nest in his branches.

“Sing me one last song,” he whispered; “I shall feel very lonely when you are gone.”

So the Nightingale sang to the Oak-tree, and her voice was like water bubbling from a silver jar.

When she had finished her song the Student got up, and pulled a note-book and a lead-pencil out of his pocket.

“She has form,” he said to himself, as he walked away through the grove—“that cannot be denied to her; but has she got feeling? I am afraid not. In fact, she is like most artists; she is all style, without any sincerity. She would not sacrifice herself for others. She thinks merely of music, and everybody knows that the arts are selfish. Still, it must be admitted that she has some beautiful notes in her voice. What a pity it is that they do not mean anything, or do any practical good.” And he went into his room, and lay down on his little pallet-bed, and began to think of his love; and, after a time, he fell asleep.

And when the Moon shone in the heavens the Nightingale flew to the Rose-tree, and set her breast against the thorn. All night long she sang with her breast against the thorn, and the cold crystal Moon leaned down and listened. All night long she sang, and the thorn went deeper and deeper into her breast, and her life-blood ebbed away from her.

She sang first of the birth of love in the heart of a boy and a girl. And on the top-most spray of the Rose-tree there blossomed a marvellous rose, petal following petal, as song followed song. Pale was it, at first, as the mist that hangs over the river—pale as the feet of the morning, and silver as the wings of the dawn. As the shadow of a rose in a mirror of silver, as the shadow of a rose in a water-pool, so was the rose that blossomed on the topmost spray of the Tree.

But the Tree cried to the Nightingale to press closer against the thorn. “Press closer, little Nightingale,” cried the Tree, “or the Day will come before the rose is finished.”

So the Nightingale pressed closer against the thorn, and louder and louder grew her song, for she sang of the birth of passion in the soul of a man and a maid.

And a delicate flush of pink came into the leaves of the rose, like the flush in the face of the bridegroom when he kisses the lips of the bride. But the thorn had not yet reached her heart, so the rose’s heart remained white, for only a Nightingale’s heart’s-blood can crimson the heart of a rose.

And the Tree cried to the Nightingale to press closer against the thorn. “Press closer, little Nightingale,” cried the Tree, “or the Day will come before the rose is finished.”

So the Nightingale pressed closer against the thorn, and the thorn touched her heart, and a fierce pang of pain shot through her. Bitter, bitter was the pain, and wilder and wilder grew her song, for she sang of the Love that is perfected by Death, of the Love that dies not in the tomb.

And the marvellous rose became crimson, like the rose of the eastern sky. Crimson was the girdle of petals, and crimson as a ruby was the heart.

But the Nightingale’s voice grew fainter, and her little wings began to beat, and a film came over her eyes. Fainter and fainter grew her song, and she felt something choking her in her throat.

Then she gave one last burst of music. The white Moon heard it, and she forgot the dawn, and lingered on in the sky. The red rose heard it, and it trembled all over with ecstasy, and opened its petals to the cold morning air. Echo bore it to her purple cavern in the hills, and woke the sleeping shepherds from their dreams. It floated through the reeds of the river, and they carried its message to the sea.

“Look, look!” cried the Tree, “the rose is finished now”; but the Nightingale made no answer, for she was lying dead in the long grass, with the thorn in her heart.

And at noon the Student opened his window and looked out.

“Why, what a wonderful piece of luck!” he cried; “here is a red rose! I have never seen any rose like it in all my life. It is so beautiful that I am sure it has a long Latin name”; and he leaned down and plucked it.

Then he put on his hat, and ran up to the Professor’s house with the rose in his hand.

The daughter of the Professor was sitting in the doorway winding blue silk on a reel, and her little dog was lying at her feet.

“You said that you would dance with me if I brought you a red rose,” cried the Student. “Here is the reddest rose in all the world. You will wear it to-night next your heart, and as we dance together it will tell you how I love you.”

But the girl frowned.

“I am afraid it will not go with my dress,” she answered; “and, besides, the Chamberlain’s nephew has sent me some real jewels, and everybody knows that jewels cost far more than flowers.”

“Well, upon my word, you are very ungrateful,” said the Student angrily; and he threw the rose into the street, where it fell into the gutter, and a cart-wheel went over it.

“Ungrateful!” said the girl. “I tell you what, you are very rude; and, after all, who are you? Only a Student. Why, I don’t believe you have even got silver buckles to your shoes as the Chamberlain’s nephew has”; and she got up from her chair and went into the house.

“What a silly thing Love is,” said the Student as he walked away. “It is not half as useful as Logic, for it does not prove anything, and it is always telling one of things that are not going to happen, and making one believe things that are not true. In fact, it is quite unpractical, and, as in this age to be practical is everything, I shall go back to Philosophy and study Metaphysics.”

So he returned to his room and pulled out a great dusty book, and began to read.

Соловей и Роза.

Оскар Уайлд

«Она сказала, что потанцует со мной, если я принесу ей красные розы», - воскликнул молодой студент. – «Но во всем моем саду нет ни одной красной розы».

Соловей услышал его из своего гнезда на каменном дубе, выглянула из-за листвы и задумалась.

«Во всем моем саду нет ни одной красной розы!» - воскликнул он, и его прекрасные глаза наполнились слезами. «Ах, от каких мелочей зависит счастье! Я прочитал все, что написали мудрецы, и все секреты философии принадлежат мне, но моя жизнь стала несчастнойиз-за того, что у меня нет красной розы».

«Наконец-то появился настоящий Любящий», - сказал Соловей. «Ночь за ночью я пел о нем, хотя и не знал его; ночь за ночью я рассказывал его историю звездам, и теперь я вижу его. Его волосы темны, как цветок гиацинта, а губы алы, как роза его желания; но страсть сделала его лицо похожим на бледную слоновую кость, а печаль наложила свою печать на его чело».

«Завтра вечером принц дает бал, - пробормотал молодой студент, - и моя Возлюбленная будет там. Если я принесу ей красную розу, она будет танцевать со мной до рассвета. Если я принесу ей красную розу, я буду держать ее в своих объятиях, и она положит голову мне на плечо, и я сожму в своей руке её руку. Но в моем саду нет красной розы, поэтому я буду сидеть одиноко, и она пройдет мимо меня. Она не обратит на меня внимания, и мое сердце разобьется».

«Вот воистину настоящий Влюбленный», - сказал Соловей. «О чем я пою, так это о его страданиях. То, что для меня радость, для него – боль. Несомненно, любовь – удивительная вещь. Онадрагоценнее изумрудов и дороже прекрасных опалов. Её нельзя купить за жемчуг и гранаты, и она не продается на рынке. Её нельзя купить у торговцев и нельзя обменять на золото на весах».

«Музыканты будут сидеть на своей галерее, - сказал молодой Студент, - и играть на своих струнных инструментах, а моя Возлюбленная будет танцевать под звуки арфы и скрипки. Она будет танцевать так легко, что ее ноги не будут касаться пола, а придворные в своих ярких платьях будут толпиться вокруг нее. Но со мной она танцевать не будет, потому что у меня нет красной розы, которую я мог бы подарить ей»; и он бросился на траву, закрыл лицо руками и горько заплакал.

«Почему он плачет?» - спросила маленькая Зеленая ящерица, пробегая мимо него, задрав хвост.

«В самом деле, почему?» - спросила Бабочка, порхавшая вслед за солнечным лучом.

«В самом деле, почему?» прошептала Маргаритка своему соседу мягким, низким голосом.

«Он оплакивает красную розу», - сказал Соловей.

«Красную розу?» - воскликнули они. «Какая нелепость!» и маленькая Ящерица, которая была в некотором роде циником, откровенно рассмеялась.

Но Соловей понял тайну печали Студента, и он молча сидела на дубе и думал о тайне Любви.

Внезапно он расправил свои коричневые крылья для полета и взмыл в воздух. Он прошёл через рощу, как тень, и, как тень, он проплыл через сад.

В центре лужайки стояло красивое Розовое дерево, и когда Соловей увидела его, то подлетел к нему и сел на ветку.

«Подари мне красную розу, - воскликнул он, - и я спою тебе свою самую сладкую песню».

Но Дерево покачало головой.

«Мои розы белые, - ответило оно, - белые, как морская пена, и белее снега на горе. Но пойди к моему брату, который растет около старых солнечных часов, и, возможно, он даст тебе то, что ты хочешь».

И вот Соловей полетел к Розовому дереву, которое росло около старых солнечных часов.

«Подари мне красную розу, - воскликнул он, - и я спою тебе свою самую сладкую песню».

Но Дерево покачало головой.

«Мои розы желтые, - ответило оно, - желтые, как волосы русалки, восседающей на янтарном троне, и желтее нарцисса, который распускается на лугу перед приходом косаря со своей косой. Но пойди к моему брату, который растет под окном у Студента, и, возможно, он даст тебе то, что ты хочешь».

Итак, Соловей перелетел к Розовому дереву, которое росло под окном Студента.

«Подари мне красную розу, - воскликнул он, - и я спою тебе свою самую сладкую песню».

Но Дерево покачало головой.

«Мои розы красные, - ответило оно, - такие же красные, как лапки голубки, и краснее, чем огромные коралловые веера, которые колышутся в океанской пещере. Но зима заморозила мои вены, и мороз сковал мои почки, и буря сломала мои ветви, и в этом году у меня вообще не будет роз». «Одна красная роза – это все, чего я хочу, - воскликнул Соловей, - только одна красная роза! Нет ли какого-нибудь способа, которым я мог бы это получить?»

«Такой способ есть, - ответило Дерево, - но он так ужасен, что я не осмеливаюсь рассказать тебе онём».

«Расскажи это мне, - сказал Соловей, - я не боюсь».

«Если ты хочешь красную розу, - сказало Дерево, - ты должен сотворить ее из музыки при лунном свете и обагрить кровью своего собственного сердца. Ты должен петь для меня, прижавшись грудью к шипу. Всю ночь напролет ты должен петь для меня, и шип должен пронзить твое сердце, и твоя живая кровь должна потечь по моим венам и стать моей» .

«Смерть – это большая цена за красную розу, - воскликнул Соловей, - а Жизнь очень дорога всем. Приятно сидеть в зеленом лесу и наблюдать за Солнцем в его золотой колеснице и Луной в ее жемчужной колеснице. Сладок аромат боярышника, и сладки колокольчики, которые прячутся в долине, и вереск, который веет на холмах. И все же Любовь лучше Жизни, и что такое сердце птицы по сравнению с сердцем человека?»

И он расправил свои коричневые крылья для полета и взмыл в воздух. Он пронесся над садом, как тень, и, как тень, он проплыл через рощу.

Молодой Студент все еще лежал на траве, там, где он его оставил, и слезы еще не высохли в его прекрасных глазах.

«Будь счастлив, - воскликнул Соловей, - будь счастлив; ты получишь свою красную розу. Я создам ее из музыки при лунном свете и обагрю кровью моего собственного сердца. Все, о чем я прошу тебя взамен, - это быть настоящим Любящим, ибо Любовь мудрее Философии, хотя она и мудра, и могущественнее Власти, хотя она и могущественна. Цвета пламени его крылья, и цвета пламени её тело. Её губы сладки, как мед, а дыхание подобно ладану».

Студент поднял глаза от травы и прислушался, но он не мог понять, что говорил ему Соловей, потому что он знал только то, что записано в книгах.

Но Дуб понял и опечалился, потому что он очень любил маленького Соловушку, который свил свое гнездо в его ветвях.

«Спой мне одну последнюю песню, - прошептал он. – Мне будет очень одиноко, когда ты уйдешь».

И запел Соловей Дубу, и голос его был подобен воде, журчащей в серебряном кувшине.

Когда он закончил свою песню, Студент встал и достал из кармана записную книжку и грифельный карандаш.

«У него есть стиль, - сказал он себе, удаляясь через рощу, - в этом ему нельзя отказать; но есть ли у него чувства? Боюсь, что нет. На самом деле, он такой же, как большинство артистов; он сам стиль, без всякой искренности. Он не пожертвовал бы собой ради других. Он думает только о музыке, а все знают, что искусство эгоистично. Тем не менее, следует признать, что в его голосе есть несколько прекрасных нот. Как жаль, что они ничего не значат и не приносят никакой практической пользы.» И он пошел в свою комнату, и лег на свой маленький тюфяк, и начал думать о своей любви; и через некоторое время он заснул.

И когда на небе засияла Луна, Соловей подлетел к Розовому дереву и прижался грудью к шипу. Всю ночь напролет он пел, прижавшись грудью к шипу, а холодная хрустальная Луна наклонилась и слушала. Всю ночь напролет он пел, и шип все глубже и глубже вонзался ему в грудь, и жизненная сила покидала его.

Сначала он спела о зарождении любви в сердцах мальчика и девочки. И на самой верхней ветке Розового дерева распустилась чудесная роза, лепесток за лепестком, как песня за песней. Поначалу все было бледно, как туман, нависший над рекой, - бледно, как утро, и серебристо, как крылья зари. Как тень розы в серебряном зеркале, как тень розы в пруду, так и роза, распустившаяся на самой верхней ветке Дерева.

Но Дерево крикнуло Соловью, чтобы он прижался теснее к шипу. «Прижмись теснее, маленький Соловей, - крикнуло Дерево, - или День наступит раньше, чем роза будет готова».

Итак, Соловей теснее прижался к шипу, и все громче и громче становилась его песня, ибо он пел о зарождении страсти в душе мужчины и девушки.

И нежный розовый румянец появился на листьях розы, как румянец на лице жениха, когда он целует губы невесты. Но шип еще не добрался до ее сердца, поэтому сердце розы оставалось белым, ибо только кровь сердца Соловья может окрасить сердце розы в алый цвет.

И Дерево крикнуло Соловью, чтобы он прижался теснее к шипу. «Прижмись теснее, маленький Соловей, - крикнуло Дерево, - или День наступит раньше, чем роза будет готова».

Итак, Соловей теснее прижался к шипу, и шип коснулся его сердца, и острая боль пронзила его. Горькой, горькой была боль, и все более дикой становилась ее песня, ибо она пела о Любви, которая совершенствуется Смертью, о Любви, которая не умирает в могиле.

И чудесная роза стала алой, как роза восточного неба. Алым был пояс лепестков, и алой, как рубин, была сердцевина.

Но голос Соловья становился все слабее, и его маленькие крылышки начали биться, а глаза заволокла пелена. Его песня становилась все тише и тише, и он почувствовала, как что-то сдавливает ей горло.

Затем он в последний раз запел музыку. Белая Луна услышала это, и она забыла о рассвете, и осталась в небе. Красная роза услышала это и затрепетала всем телом в экстазе, раскрыв свои лепестки навстречу холодному утреннему воздуху. Эхо донесло его до своей пурпурной пещеры в холмах и пробудило спящих пастухов от их грез. Песнь проплыла сквозь камыши реки, и она донесли его весть до моря.

«Смотри, смотри!» - закричало Дерево, «роза уже готова»; но Соловей не ответил, потому что он лежал мертвый в высокой траве, с шипом в сердце.

А в полдень Студент открыл окно и выглянул наружу.

«О, какая чудесная удача!» он воскликнул: «Вот красная роза! Я никогда в жизни не видел такой розы. Это так красиво, что я уверен, у него длинное латинское название»; и он наклонился и сорвал его.

Затем он надел шляпу и побежал к дому профессора с розой в руке.

Дочь профессора сидела в дверях, наматывая голубой шелк на катушку, а ее маленькая собачка лежала у ее ног.

«Ты сказала, что станцуешь со мной, если я принесу тебе красную розу», - воскликнул Студент. «Вот самая красная роза во всем мире. Сегодня вечером ты приколешьеё рядом со своим сердцем, и когда мы будем танцевать вместе, он скажет тебе, как я люблю тебя».

Но девушка нахмурилась.

«Боюсь, эта роза не подойдет к моему платью», - ответила она. – «И, кроме того, племянник камергера прислал мне несколько настоящих драгоценностей, а все знают, что драгоценности стоят гораздо дороже цветов».

«Ну, честное слово, ты очень неблагодарна», - сердито сказал Студент; и он выбросил розу на улицу, где она упала в канаву, и по ней проехалось тележное колесо.

«Неблагодарна!» - сказала девушка. «Вот что я тебе скажу, ты очень груб; и, в конце концов, кто ты такой? Всего лишь студент. Что-то мне не верится, что у тебя даже серебряные пряжки на туфлях, как у племянника камергера»; и она встала со стула и пошла в дом.

«Какая глупая штука эта Любовь», - сказал Студент, уходя. «Это и вполовину не так полезно, как Логика, поскольку ничего не доказывает и всегда говорит о вещах, которые не произойдут, и заставляет человека верить в то, что не соответствует действительности. На самом деле, это совершенно непрактично, и, поскольку в наш век быть практичным – это все, я вернусь к философии и буду изучать метафизику».

Итак, он вернулся в свою комнату, достал большую пыльную книгу и начал читать.