Эссе «Полёта вольное упорство…»

Со школьной поры  увлекалась Лилит Николаевна горными лыжами. А заведуя кафедрой биологии и физиологии в Благовещенском  институте со студентами занималась  водным туризмом. В студенческие годы  - альпинизмом.  Имеет второй спортивный разряд по этим видам спорта. 

Лыжи

(из воспоминаний Л.Н.Козловой)

Мы ездили по субботам на  воскресенье  в Турист по Савёловской железной дороге,  где для нас университет (МГУ) снимал базу - деревенский дом в деревне Стрёково для ночевки. Катались на  горах  и в соседних деревнях -  в Муханках или в Парамоново.

К  Новому 1947 году я  уже была членом бюро этой секции и активным участником тренировок. 

На горке порой складывались напряжённые ситуации,  особенно когда мы,  накатавшись, начинали развлекаться. Любимым занятием была организация спуска цугом. 

Обычно три  или  четыре  лыжника брали  каждого следующего за носки лыж и торжественно,  поначалу медленно начинали катиться вниз. 

Одни лыжи внутри, у следующего – снаружи. Дальше – опять внутри – и так до последнего. 

Но больше четырёх обычно не сцеплялись. Самое весёлое было орать во всю глотку.   Масса   у   такого   устройства   была  250-300  кг.  и инерционность  необыкновенная. 

Поэтому,   если   чуть   не   то направление  бралось изначально - по дороге ничего уже исправить было нельзя. При падениях бывали травмы.

Очень мы любили кататься с гор ночью.  Масса необычных ощущений. Ничего не видно,  едешь наугад.  Вдруг земля уходит куда-то или, наоборот,  прижимает  твой  подбородок  к  откуда-то   взявшимся коленкам.

Мы там, в Стрёкове,  обычно тренировались по воскресеньям. 

А среда была общим днём присутствия всех слаломистов Москвы на Воробьевских склонах, где мы, тренируясь, наивно воображали, что сможем  дорасти до международного  стандарта... 

Приезжали со всех вузов не только студенты, но и преподаватели, -  прогуливали.  В  те поры   у нас было свободное посещение, так что это было только наше дело.

Вот  именно тогда параллельно слалому  и началось моё постепенное врастание в туризм. Он, как таковой,  закладывался в меня постепенно, как бы сам собой.

Все годы,  начиная  с  47-го,  пока  учились,   ежесубботне, ещё до снега,   мы собирались  на вокзале к определённому поезду - студенты, и преподаватели, - и ехали с ночёвкой куда-нибудь,  если осень и  весна,  и  в  Турист  -  если  зима.

Осенью шли  километров  15-20, ночевали  в  палатке,  а  чаще  в деревенской избе,  где спали на полу,  укладываясь рядком. 

Иногда начинали путь от одной станции, а кончали на другой ветке. Часто попадали в дождь и грязь, весело скользили по ней на косогорах и спускающихся дорогах.

 «Ой, я запоролась!» -  радостно  кричала Ренька Соколовская,  не умея слезть  с грязного бугра. Всё было очень здорово. Это было счастье.

Помню, раз вернулась домой, промокшая выше колен (сверху у  всех были какие-нибудь непромокаемые накидки). 

Мама увидела меня в прихожей в таком  виде   -  мокрую  и  грязную,  -  и  тоскливо воскликнула: «Неужели тебе это нравится?» - «Очень!»  -  честно ответила я. 

Это было как раз то, что мне было надо - экзотика и передвижение, нерегламентированное общение,    полная неизвестность впереди, отсутствие твёрдой колеи.

 Мама называла это спортивной  богемой.  Ради  этого  я  отдавала  всё  и  не воспринимала   жертвой  или  неудобством.  Это  было начало моего пути к себе, к самопознанию.

Я поняла - правда,  значительно позднее,  - что туристы,  а  тем более альпинисты,  ставят себя в положение первобытного человека и,  покинув  кров,  начинают   бороться   за   существование   с минимальными  для  этого  средствами. 

А главное - они живут  сейчас, они  живут.

Так, начиная с 47-го, мой образ жизни позволил смещение главного в моём мироощущении  внутрь,  а всё внешнее стало приноситься ему в жертву,  - с лёгкостью,  как второстепенное. 

И по сию пору от   меня   отнимаются вещи, стабильность жилья, деньги, а внутренний мир растёт и расширяется.