Джордж из веселой Англии

St. George Of Merrie England

 In the darksome depths of a thick forest lived Kalyb the fell enchantress. Terrible were her deeds, and few there were who had the hardihood to sound the brazen trumpet which hung over the iron gate that barred the way to the Abode of Witchcraft. Terrible were the deeds of Kalyb; but above all things she delighted in carrying off innocent new-born babes, and putting them to death.

And this, doubtless, she meant to be the fate of the infant son of the Earl of Coventry, who long long years ago was Lord High Steward of England. Certain it is that the babe's father being absent, and his mother dying at his birth, the wicked Kalyb, with spells and charms, managed to steal the child from his careless nurses.

But the babe was marked from the first for doughty deeds; for on his breast was pictured the living image of a dragon, on his right hand was a blood-red cross, and on his left leg showed the golden garter.

And these signs so affected Kalyb, the fell enchantress, that she stayed her hand; and the child growing daily in beauty and stature, he became to her as the apple of her eye. Now, when twice seven years had passed the boy began to thirst for honourable adventures, though the wicked enchantress wished to keep him as her own.

But he, seeking glory, utterly disdained so wicked a creature; thus she sought to bribe him. And one day, taking him by the hand, she led him to a brazen castle and showed him six brave knights, prisoners therein. Then said she:

"Lo! These be the six champions of Christendom. Thou shalt be the seventh and thy name shall be St. George of Merrie England if thou wilt stay with me."

But he would not.

Then she led him into a magnificent stable where stood seven of the most beautiful steeds ever seen. "Six of these," said she, "belong to the six Champions. The seventh and the best, the swiftest and the most powerful in the world, whose name is Bayard, will I bestow on thee, if thou wilt stay with me."

But he would not.

Then she took him to the armoury, and with her own hand buckled on a corselet of purest steel, and laced on a helmet inlaid with gold. Then, taking a mighty falchion, she gave it into his hand, and said: "This armour which none can pierce, this sword called Ascalon, which will hew in sunder all it touches, are thine; surely now thou wilt stop with me?"

But he would not.

Then she bribed him with her own magic wand, thus giving him power over all things in that enchanted land, saying:

"Surely now wilt thou remain here?"

But he, taking the wand, struck with it a mighty rock that stood by; and lo! it opened, and laid in view a wide cave garnished by the bodies of a vast number of innocent new-born infants whom the wicked enchantress had murdered.

Thus, using her power, he bade the sorceress lead the way into the place of horror, and when she had entered, he raised the magic wand yet again, and smote the rock; and lo! it closed for ever, and the sorceress was left to bellow forth her lamentable complaints to senseless stones.

Thus was St. George freed from the enchanted land, and taking with him the six other champions of Christendom on their steeds, he mounted Bayard and rode to the city of Coventry.

Here for nine months they abode, exercising themselves in all feats of arms. So when spring returned they set forth, as knights errant, to seek for foreign adventure.

And for thirty days and thirty nights they rode on, until, at the beginning of a new month, they came to a great wide plain. Now in the centre of this plain, where seven several ways met, there stood a great brazen pillar, and here, with high heart and courage, they bade each other farewell, and each took a separate road.

Hence, St. George, on his charger Bayard, rode till he reached the seashore where lay a good ship bound for the land of Egypt. Taking passage in her, after long journeying he arrived in that land when the silent wings of night were outspread, and darkness brooded on all things. Here, coming to a poor hermitage, he begged a night's lodging, on which the hermit replied:

"Sir Knight of Merrie England—for I see her arms graven on thy breastplate—thou hast come hither in an ill time, when those alive are scarcely able to bury the dead by reason of the cruel destruction waged by a terrible dragon, who ranges up and down the country by day and by night. If he have not an innocent maiden to devour each day, he sends a mortal plague amongst the people. And this has not ceased for twenty and four years, so that there is left throughout the land but one maiden, the beautiful Sâbia, daughter to the King. And to-morrow must she die, unless some brave knight will slay the monster. To such will the King give his daughter in marriage, and the crown of Egypt in due time."

"For crowns I care not," said St. George boldly, "but the beauteous maiden shall not die. I will slay the monster."

So, rising at dawn of day, he buckled on his armour, laced his helmet, and with the falchion Ascalon in his hand, bestrode Bayard, and rode into the Valley of the Dragon. Now on the way he met a procession of old women weeping and wailing, and in their midst the most beauteous damsel he had ever seen. Moved by compassion he dismounted, and bowing low before the lady entreated her to return to her father's palace, since he was about to kill the dreaded dragon. Whereupon the beautiful Sâbia, thanking him with smiles and tears, did as he requested, and he, re-mounting, rode on his emprise.

Now, no sooner did the dragon catch sight of the brave Knight than its leathern throat sent out a sound more terrible than thunder, and weltering from its hideous den, it spread its burning wings and prepared to assail its foe.

Its size and appearance might well have made the stoutest heart tremble. From shoulder to tail ran full forty feet, its body was covered with silver scales, its belly was as gold, and through its flaming wings the blood ran thick and red.

So fierce was its onset, that at the very first encounter the Knight was nigh felled to the ground; but recovering himself he gave the dragon such a thrust with his spear that the latter shivered to a thousand pieces; whereupon the furious monster smote him so violently with its tail that both horse and rider were overthrown.

Now, by great good chance, St. George was flung under the shade of a flowering orange tree, whose fragrance hath this virtue in it, that no poisonous beast dare come within the compass of its branches. So there the valiant knight had time to recover his senses, until with eager courage he rose, and rushing to the combat, smote the burning dragon on his burnished belly with his trusty sword Ascalon; and thereinafter spouted out such black venom, as, falling on the armour of the Knight, burst it in twain. And ill might it have fared with St. George of Merrie England but for the orange tree, which once again gave him shelter under its branches, where, seeing the issue of the fight was in the Hands of the Most High, he knelt and prayed that such strength of body should be given him as would enable him to prevail. Then with a bold and courageous heart, he advanced again, and smote the fiery dragon under one of his flaming wings, so that the weapon pierced the heart, and all the grass around turned crimson with the blood that flowed from the dying monster. So St. George of England cut off the dreadful head, and hanging it on a truncheon made of the spear which at the beginning of the combat had shivered against the beast's scaly back, he mounted his steed Bayard, and proceeded to the palace of the King.

Now the King's name was Ptolemy, and when he saw that the dreaded dragon was indeed slain, he gave orders for the city to be decorated. And he sent a golden chariot with wheels of ebony and cushions of silk to bring St. George to the palace, and commanded a hundred nobles dressed in crimson velvet, and mounted on milk-white steeds richly caparisoned, to escort him thither with all honour, while musicians walked before and after, filling the air with sweetest sounds.

Now the beautiful Sâbia herself washed and dressed the weary Knight's wounds, and gave him in sign of betrothal a diamond ring of purest water. Then, after he had been invested by the King with the golden spurs of knighthood and had been magnificently feasted, he retired to rest his weariness, while the beautiful Sâbia from her balcony lulled him to sleep with her golden lute.

So all seemed happiness; but alas! dark misfortune was at hand.

Almidor, the black King of Morocco, who had long wooed the Princess Sâbia in vain, without having the courage to defend her, seeing that the maiden had given her whole heart to her champion, resolved to compass his destruction.

So, going to King Ptolemy, he told him—what was perchance true—namely, that the beauteous Sâbia had promised St. George to become Christian, and follow him to England. Now the thought of this so enraged the King that, forgetting his debt of honour, he determined on an act of basest treachery.

Telling St. George that his love and loyalty needed further trial, he entrusted him with a message to the King of Persia, and forbade him either to take with him his horse Bayard or his sword Ascalon; nor would he even allow him to say farewell to his beloved Sâbia.

St. George then set forth sorrowfully, and surmounting many dangers, reached the Court of the King of Persia in safety; but what was his anger to find that the secret missive he bore contained nothing but an earnest request to put the bearer of it to death. But he was helpless, and when sentence had been passed upon him, he was thrown into a loathly dungeon, clothed in base and servile weeds, and his arms strongly fettered up to iron bolts, while the roars of the two hungry lions who were to devour him ere long, deafened his ears. Now his rage and fury at this black treachery was such that it gave him strength, and with mighty effort he drew the staples that held his fetters; so being part free he tore his long locks of amber-coloured hair from his head and wound them round his arms instead of gauntlets. So prepared he rushed on the lions when they were let loose upon him, and thrusting his arms down their throats choked them, and thereinafter tearing out their very hearts, held them up in triumph to the gaolers who stood by trembling with fear.

After this the King of Persia gave up the hopes of putting St. George to death, and, doubling the bars of the dungeon, left him to languish therein. And there the unhappy Knight remained for seven long years, his thoughts full of his lost Princess; his only companions rats and mice and creeping worms, his only food and drink bread made of the coarsest bran and dirty water.

At last one day, in a dark corner of his dungeon, he found one of the iron staples he had drawn in his rage and fury. It was half consumed with rust, yet it was sufficient in his hands to open a passage through the walls of his cell into the King's garden. It was the time of night when all things are silent; but St. George, listening, heard the voices of grooms in the stables; which, entering, he found two grooms furnishing forth a horse against some business. Whereupon, taking the staple with which he had redeemed himself from prison, he slew the grooms, and mounting the palfrey rode boldly to the city gates, where he told the watchman at the Bronze Tower that St. George having escaped from the dungeon, he was in hot pursuit of him. Whereupon the gates were thrown open, and St. George, clapping spurs to his horse, found himself safe from pursuit before the first red beams of the sun shot up into the sky.

Джордж из веселой Англии

в тёмных глубинах густого леса жила Калиб, злая заклинательница. Ужасны были её поступки, и немногие смели затрубить в бронзовый рожок, висящий над железными воротами, запирающими путь к обители колдовства. Ужасны были дела Калиб; но, прежде всего, она наслаждалась похищением невинных новорождённых детей и их убийством.
И, несомненно, такова должна была быть судьба младенца-сына графа Ковентри, который давным-давно был верховным судьёй Англии. Фактом остаётся, что, отсутствуя его отец, а его мать умирая при его рождении, злая Калиб, с помощью заклятий и обаяния, сумела украсть ребёнка из-под бдительного присмотра нянь.

Но младенец был изначально отмечен доблестными подвигами; на его груди было изображение живого дракона, на его правой руке — кровавый крест, а на его левой ножке виднелась золотистая лента.
И эти знаки так воздействовали на Калиб, злую заклинательницу, что она воздержалась от убийства. И ребёнок, растущий с каждым днём в красоте и статности, стал для неё всем на свете. Теперь, когда промчались двенадцать лет, юноша начал жаждать честных приключений, хотя злая волшебница желала удержать его у себя.

Но он, ища славы, совершенно презирал такое никчёмное создание; поэтому она пыталась выкупить его. И однажды, взяв его за руку, она провела его в бронзовый замок и показала ему шестерых отважных рыцарей, заключенных в его стенах. Тогда сказала она:
«Вот они — шесть защитников Христианства. Ты станешь седьмым, и будешь назван святым Георгием весёлой Англии, если останешься со мной».
Но он не захотел этого.

Потом она провела его в великолепный конюшенный двор, где стояли семь самых красивых коней, когда-либо виданных. «Шесть из них», сказала она, «принадлежат шести защитникам. Седьмой, лучший, самый быстрый и могущественный в мире, по имени Байард, я дарую тебе, если останешься со мной».

Но он не захотел этого.

Затем она отвела его в оружейную, и собственной рукой надела на него нагрудник из чистейшей стали, надела шлем, украшенный золотом. Затем, взяв могучий фальшион, она положила его в его руку и сказала: «Это броня, которую нельзя пробить, и меч по имени Аскалон, который рассечёт всё, чего коснется, — твои; неужели ты все ещё не останешься со мной?»
Но он не захотел этого.

Затем она подкупила его своей собственной волшебной палочкой, дав ему власть над всеми в той волшебной стране, и сказала:
«Неужели теперь ты останешься здесь?»

Но он, взяв палочку, ударил ею могучую скалу, которая стояла рядом; и вот, она раскрылась, и перед ним открылся просторная пещера, украшенная телами множества невинных новорожденных детей, которых злая волшебница убила.

И, используя свою силу, он велел заклинательнице идти в это место ужаса, и когда она вошла, он снова поднял волшебную палочку и ударил скалу; и вот, она навсегда закрылась, а волшебница была оставлена, чтобы ныть перед бездушными камнями.

Так освободился святой Георгий от волшебной страны и, взяв с собой остальных шести защитников Христианства на своих конях, он взобрался на Байард и поехал в город Ковентри.

Здесь они пробыли девять месяцев, занимаясь всеми видами боевых искусств. И когда наступила весна, они отправились в путь, в рыцарские поиски приключений за границей.

И тридцать дней и тридцать ночей они ехали, пока, в начале нового месяца, они не пришли на широкую равнину. Теперь в центре этой равнины, где пересекались семь разных путей, стоял большой бронзовый столб. Тут, с гордым сердцем и отвагой, они попрощались друг с другом и каждый взял свой отдельный путь.

Итак, святой Георгий, на своём коне Байарде, ехал до тех пор, пока не добрался до берега моря, где лежал хороший корабль, отправляющийся в землю Египта. После долгого путешествия он прибыл в эту страну, когда тихие крылья ночи распростерлись, и тьма обняла всё. Здесь, придя к бедному убежищу отшельника, он попросил ночлега, на что отшельник ответил:
«Господин рыцарь весёлой Англии — ибо я вижу гербы её вырезанные на твоей броне — ты пришёл в неудобное время, когда живые едва могут хоронить мёртвых из-за жестокого разрушения, наносимого ужасным драконом, который бродит по стране день и ночь. Если у него нет невинной девы, чтобы съесть каждый день, то он посылает смертельную чуму на народ. И это не прекращается уже двадцать четыре года, так что во всей стране осталась лишь одна девственница, прекрасная Сабия, дочь короля. И завтра ей придётся умереть, если какой-нибудь отважный рыцарь не убьёт чудовище. Тогда король даст свою дочь в брак, а в своё время — корону Египта».

"Неважны короны," гордо сказал святой Георгий, "но прекрасная дева не умрет. Я убью чудовище".

Итак, восходящим солнцем стал день, он завязал свою броню, заплатил свой шлем и, держа в руке меч Аскалон, принесенный Баярдом, отправился в долину дракона. В пути он встретил процессию плачущих и стонущих старых женщин, а посреди них самую прекрасную девушку, которую он когда-либо видел. Волнуясь от сострадания, он спешился и, наклонив голову перед леди, умолял ее вернуться во дворец своего отца, так как он собирался убить опасного дракона. На что прекрасная Сабия, благодаря ему улыбкой и слезами, сделала, как он просил, и он, снова взойдя на коня, отправился в свою задачу.

Тут же дракон, увидев храброго рыцаря, из его кожаной горла раздался звук, более ужасный, чем гром, и, пробиваясь из своего отвратительного логова, развернул свои горящие крылья, готовясь напасть на врага.
Его размер и вид могли бы заставить трепетать самое смелое сердце. От плеча до хвоста длиной было сорок футов, его тело было покрыто серебряными чешуйками, его живот был из золота, и через его пылающие крылья текла густая и красная кровь.

Такая яростная атака, что с самого первого столкновения рыцарь почти упал на землю; но оправившись, он так пронзил дракона копьем, что тот разлетелся в тысячу кусочков; после чего яростное чудовище так сильно ударило его хвостом, что как лошадь, так и всадник оказались повержены.

Теперь, с большой удачей, святой Георгий был выброшен в тень цветущего апельсинового дерева, аромат которого обладал таким воздействием, что никакое ядовитое существо не решалось подойти к его ветвям. Таким образом, храбрый рыцарь имел время прийти в себя, пока со смелым страхом он встал и, настоя, бросился в бой, ударив горящего дракона по его блестящему животу своим верным мечом Аскалоном; после чего из него брызнул такой черный яд, что, падая на доспехи рыцаря, они раскололись пополам. Святому Георгию Мерри Ингланда было не по себе, если бы не апельсиновое дерево, которое снова дало ему убежище под своими ветвями, где, увидев, что исход битвы в руках Всевышнего, он опустился на колени и молился об укреплении тела, способного обеспечить его победу. Тогда смелым и храбрым сердцем он снова приступил к битве и ударил огненного дракона под его одним пылающим крылом так, что оружие проникло в сердце, и вся трава вокруг покрылась кровью, вытекающей из умирающего чудовища. Так святой Георгий Англии отсек страшную голову и, повесив ее на флягушку, сделанную из копья, которое в начале битвы разломилось о чешуйчатую спину зверя, вернулся на своем коне Баярде к дворцу короля.

Теперь имя короля было Птолемей, и когда он увидел, что опасный дракон был действительно убит, он отдал приказ о том, чтобы город был украшен. И он отправил золотую колесницу на черных колесах из эбенового дерева и подушками из шелка, чтобы привести святого Георгия во дворец, и приказал сотню благородных джентльменов в багроватом бархате, верхом на молочно-белых конях со всяческим пышным убранством, сопроводить его до туда со всей почестью, пока музыканты шли перед ним и за ним, наполняя воздух самыми сладкими звуками.

Теперь сама прекрасная Сабия вымыла и перевязала раны утомленного рыцаря и в знак помолвки подарила ему бриллиантовое кольцо чистейшей воды. Затем, после того, как он был наделен королем золотыми шпорами рыцарства и был великолепно угощен, он ушел отдохнуть от своей усталости, пока прекрасная Сабия с ее балкона успокаивала его золотым лютнем.
Так все казалось настоящим счастьем; но, увы! Темнейшая несчастия была уже близко.

Альмидор, черный король Марокко, который долго женился на принцессе Сабии безуспешно и не имея смелости защищать ее, увидев, что девушка отдала свое сердце своему защитнику, решил уничтожить его.
Так, подойдя к королю Птолемею, он рассказал ему - что было возможно правдой - а именно, что прекрасная Сабия обещала святому Георгию стать христианкой и следовать за ним в Англию. Теперь мысль об этом так рассердила короля, что, забыв о своей чести, он решил совершить предательский поступок.

Говоря святому Георгию, что его любовь и преданность требовали дальнейшей проверки, он поручил ему послание для короля Персии и запретил брать с собой его лошадь Байарда и меч Аскалон; и даже позволил ему не попрощаться со своей возлюбленной Сабией.
Таким образом, святой Георгий отправился в печали, и преодолевая множество опасностей, благополучно достиг двора короля Персии; но каково было его гнев, когда он обнаружил, что секретное послание, которое он нес, содержало только умоляющую просьбу убить его. Но он был беспомощен, и когда приговор был вынесен, его бросили в отвратительную темницу, одетого в пошлую и подчиненную одежду, а его руки были крепко окованы к железным болтам, пока ревы двух голодных львов, которые вскоре должны были поглотить его, не оглушили его уши. Теперь его ярость и ярость от этой черной предательства были такими, что они дали ему силу, и мощным усилием он вырвал скобы, удерживающие его оковы; таким образом, частично свободный, он вырвал свои длинные волосы янтарного цвета с головы и обмотал ими свои руки вместо перчаток. Так подготовленный, он бросился на львов, когда они были выпущены на него, и засунув свои руки в их горла, задушил их, а затем, вырвав из них самые сердца, держал их в триумфе перед тюремщиками, которые стояли дрожа от страха.

После этого царь Персии отказался от надежды лишить жизни святого Георгия и, укрепив замки его темницы, оставил его там медлить. И так несчастный рыцарь пробыл там семь долгих лет, его мысли наполнялись о скорбной утрате принцессы; его единственными спутниками были крысы и мыши, ползучие черви, а пища и питье состояли из хлеба из самой грубой отруби и грязной воды.

Наконец, однажды в темном углу своей темницы он нашел одну из железных скоб, которые выбил в ярости и безумии. Она была наполовину скрыта ржавчиной, но все же в его руках она была достаточна, чтобы открыть проход сквозь стены его камеры в сад царя. Была ночь, когда все утихает; но святой Георгий, обострив слух, услышал голоса конюхов в конюшнях. Входя туда, он обнаружил двух конюхов, заботящихся о коне перед неким делом. На что, взяв скобу, с помощью которой он освободил себя из тюрьмы, он умертвил конюхов и, вскочив на рысака, отважно направился к воротам города, где он сообщил стражникам на бронзовой башне, что святой Георгий, избежав из темницы, был преследован им. После чего ворота распахнулись, и святой Георгий, подзадоривая лошадь шпорами, оказался в безопасности от преследования еще до первых красных лучей восходящего солнца.