Рассказ «Только у здоровой нации есть будущее»

Вдовина Василиса, 9б класс,

Только у здоровой нации есть будущее
 

Он быстро шел по улице. Начинался дождь, и мальчики с газетами, выкрикивая что-то вроде «Два боксера – одна победа», «Только у здоровой нации есть будущее», прятались под козырьки дорогих кафе на оживленной улице. За шиворот попадали холодные капли и стекали вниз, под одежду, оставляя неприятный, щекочущий след на спине.
   
Мужчина резко свернул в омертвевший переулочек, вплетенный в огромную улицу, и скрылся в тени тесно стоящих домов.
   
Была приоткрыта всего одна дверь – оттуда струился теплый свет, опускаясь лучами на промокший асфальт, мусор и сложенные в кучу пустые ящики из-под помидоров. Доносились резкие отзвуки голосов, оживленная речь. Струился приятный запах жареного картофеля, присыпанного укропом. Подхватываемая порывами ветра дверь изредка качалась из стороны в сторону со сладким скрипом.

У двери стоял полный мужчина в засаленных штанах, белом фартуке, режущем своей чистотой глаза и дурацкой сеточке на вьющихся локонах. Он курил под моросящим дождем, задумчиво поднося толстую сигарету к губам, прищуриваясь и как будто смакуя каждую затяжку. Огонек окурка мелькал в тени, небрежно брошенной на землю невысоким домом.

Мужчина с портфелем приблизился к тому, что курил, окликнул его и протянул руку:

- Здравствуй, Марк.

Тот с удовольствием пожал ему руку, переложив сигарету в другую:

- Льюис, как далеко тебя занесло сегодня вечером! Боюсь, что сегодня даже смогу пропустить тебя через служебный вход.

- Отлично, дружище. Как сам поживаешь?

Тот с минуту промолчал.

- Да все своим ходом, как обычно, - он поспешил сменить тему, - проходи, сейчас у нас даже неприлично пусто в зале. Тебе как обычно?

Льюис кивнул, прошел в узкую дверь и был поглощен светом широкой лампы.

Пройдя холл, он оказался на кухне – обычной кухне обычного кафе, где днем любили заказать картофель-фри (отчего Марк был в диком негодовании) или выпить лимонад перед долгой поездкой в автобусе, а по вечерам играли в бильярд и много пили.

На кухне орудовал ножом лысый молодой человек, яростно рубивший лук-порей, с глубокими глазами и острым носом, который, казалось, мог бы не хуже ножа резать лук. От разных запахов могла закружиться голова. За большой плитой стояла миниатюрная девушка в безмерно длинном фартуке. Между столами ходила уборщица.

Льюис вежливо отсалютовал каждому и прошел сквозь двойные двери в зал, стараясь сильно не шуметь, как это обычно делают официанты.

В кафе, как сказал Марк, было неприлично пусто – заняты были только дальние столики у бильярдных столов. Мужчина подошел к окну и расположился около него, поставив портфель на соседний стул. Он снял шляпу, повесил пальто, немного расстегнул пиджак и ослабил галстук.

Усевшись наконец за столик, он облегченно вздохнул.

За окном суетились люди. Сквозь стекло, покрытое дождевыми каплями, словно маленькими улитками, можно было разглядеть кусочек сквера, выглядывающего из-за серых домов, бегущих куда-то женщин в ярких пальто, вздернутых мужчин с тростями или строгими черными зонтиками. По дорогам проносились, ревя, машины, окатывая мостовую водой из-под колес. Мальчишки с газетами продолжали голосить и всовывать товар каждому встречному.

«Только у здоровой нации есть будущее» - донеслось легким отзвуком до Льюиса.

Мужчина достал свой блокнот и ручку из внутреннего кармана висевшего пальто и записал аккуратным почерком на исписанную, хрустящую страничку книжечки эти слова.

По окну забарабанил ливень. В кафе забежало несколько промокших людей, из вежливости заказавших по чашечке теплого чая. На заднем плане тихо постукивали шары бильярда.

Что значит здоровая нация?

Льюис убрал ручку и блокнот обратно в карман пальто, сложил руки и откинулся на спинку стула. Он снова смотрел в окно. Какой-то оборванец прошлепал мимо окон, запустив руки в карманы.

Льюису вспомнилась сцена, в которой он мог участвовать лишь как зритель. Беспомощный зритель, который может встать с мягкого кресла и уйти, но никак не помешать действию, переписать сценарий.

Когда-то по пути на юбилей к племяннице, которую он совсем не знал, Льюис заказал такси. Спустя несколько минут приехала машина, таксист оказался молчаливым и строгим молодым человеком, безукоризненно выполняющим наставления начальства.

Проколесив большие проспекты, машине предстояло проехать еще пару узких переулков, что и оставило отпечаток в памяти Льюиса – в мелькнувшем простенке между домами трое мальчишек издевались над больной бездомной женщиной – стягивали с нее одежду, брали за волосы, били по лицу и швырялись мусором. Она пыталась защититься от них, беспомощно поднимая руки и стараясь закрыть ими лицо. Но удары и мусор сыпались на нее с разных сторон. Один из них был высокий и худой, явно заводила. Он стоял чуть в стороне и курил в затяжку дешевые сигареты с синей полоской на пачке, и двое парней были чуть помельче. Это доставляло им какое-то удовольствие, как позже думал Льюис, они самоутверждались за счет этого, чувствовали свое «взросление». Он хотел было попросить таксиста остановиться, в красноречивом жесте прислонился к стеклу и попытался открыть заблокированную дверь.

Но машина проехала дальше, мальчики и женщина остались сзади, а водитель с невозмутимым выражением лица, с каменными и точными движениями, завернул за угол и выехал на оживленную улицу, забыв включить поворотник. Что-то в нем дало сбой, вот только не в том направлении.

Проводив взглядом бездомного мальчишку в изорванной одежде, Льюис отвернулся от окна.

Так что же такое – здоровая нация? Подтянутые мужчины, здоровые женщины и не болеющие дети? Самая отзывчивая и предприимчивая власть над понимающим народом? Какую вообще роль здесь играет здоровье?

Или это то, что отменяет такое поведение людей?

Льюис понимал здесь только понятное каждому – только у сильной нации есть будущее. Возводят огромные города только великие люди, запускают железных птиц в небо только великие люди, только великие люди дарят другим людям жизнь. Люди - народ - нация.

Опустив глаза, он стал разглядывать свои руки. Смуглые, широкие, испещренные фиолетовыми и зелеными венами кисти, немного узловатые пальцы, кольцо из серебра на мизинце с рисунком кадуцея.

Великая нация, здоровая нация, нация сплоченная, с богатой культурой, нация, которая идет за руку со временем и его бесконечными цифрами, имеющими отсчет только в одну сторону. Нация, следящая за развитием своего гражданского общества и его институтов, которая помнит свои традиции, свою историю, этнос и корни, не только помнит, но и уважает.

Почему-то такие мысли ставили Льюиса в тупик. Обычно на этом его размышления кончались, либо все сводилось к тому, что сейчас много алкоголиков и разбоя. Но почему-то осенний холодный ветер, стреляющий речитативом в стекло, как будто что-то пытался сегодня донести до Льюиса что-то такое, после чего можно было бы самодовольно причмокнуть губами и гордо сидеть в гостиной с сигарой, анализируя все то, что только что было воспроизведено.

Великая, здоровая нация, где любой, каждый человек будет уважаем и относительно свободен. Но относительно чего? Где проходит эта грань? Ведь полная свобода – это анархия.

Он снова посмотрел на врезающиеся в стекло капли. Что ты хочешь сказать, дождь?

С кухни доносился легкий крик, двойные двери снова распахнулись, засуетились оба официанта.

Здоровая нация. Много осталось таких и остались ли вообще? Можно ли назвать здоровой нацию, где молодые и сильные издеваются над старыми и беспомощными?

Долговязый официант виновато подошел ко Льюису с подносом и поставил на стол бифштекс с запеченным картофелем, непонятный овощной салат, суп-пюре, рюмку двойного кальвадоса и аккуратно завернутую плитку шоколада на сладкую закуску к выпивке. Льюис кивнул и развернул столовые приборы из салфеток.

В двойных дверях появился Марк, прервавший нить мыслей Льюиса. Добряк оперся рукой с кухонным полотенцем о дверной косяк, другой придерживая легкую дверь, чтобы его не прихлопнуло. Он дружелюбно улыбнулся, окинул взглядом полупустой зал, задержался на пьяных мужчинах за столами бильярда, задел взглядом настенные часы, отчего секундная стрелка слегка вздрогнула и отсчитала секунду немного позже, чем нужно.

Льюис отвел глаза от Марка и принялся за еду. Здесь он ужинал каждую пятницу и каждый понедельник, заказывая все время одно и то же. Готовил ему лично Марк, почему именно так вышло – не понятно, но оба были весьма расположены друг ко другу, повар даже как-то побывал в гостях у нового приятеля.

Льюис работал журналистом самой престижной столичной газеты, в отделе деловых новостей. Он много знал о людях, о законах, умел правильно работать над интервью. Много знал о людской ненависти и фальши, много понимал в литературе. Часто писал статьи о темах, заголовки которых написаны на огромных плакатах или напечатаны черными буквами на засаленной бумаге газет, но до которых никому нет дела – например, «Только у здоровой нации есть будущее».

Закончив с трапезой, журналист опрокинул рюмку («Салют!»), попросил счет и спешно собрался, оставив официанту с виноватым лицом немного чаевых. Он зашел на кухню пожать руку Марку, снова вдохнуть ассорти запахов, поспешно прошагал вдоль всего кафе и вышел из парадного, дзынькнув колокольчиками.

Морось продолжалась. Льюис окинул взглядом улицу. Все продолжали куда-то бежать, они скрывались за углами, в переулках, в машинах, но тут же с новых улиц, из магазинов и из дворов поворачивало несметное количество новых людей. Как же их много.

Он двинулся вдоль дома, в котором находилось кафе, заглянул в последнее окно, в котором можно было увидеть бильярдные столы, за которыми играли выпившие мужчины, но увидел лишь свое отражение и критично поправил шляпу.

Перед ним неспешно шел куда-то мальчишка со стопкой газет в руках. Оба, молчаливые и суровые, завернули в один переулок. Мальчик резко остановился за углом, ловким движением вынул из кармана потертой курточки пачку дешевых сигарет с синей полоской.

Льюис остановился рядом разносчиком газет. Что-то дало сбой голове журналиста. Он приблизился и встал настолько рядом с мальчиком, что тот мог увидеть несколько шерстинок домашней кошки мужчины на его рукаве. Затем размеренным, немного медлительным, но точным и уверенным движением Льюис протянул руку к пачке сигарет и забрал ее у мальчишки.

Повернувшись к стоящей на углу урне, он швырнул туда смятую пачку с синей полоской. В руке осталось немного вывалившегося табака. Мужчина с трудом разжал кулак, маленькие крупинки посыпались вниз. Он старался как будто закончить этим для себя ту историю, на которую никак не мог повлиять, глядя из окна такси.

Он бездумно посмотрел в урну на смятые сигареты. Затем вытащил из кармана, смял и выбросил и свою пачку, он давно хотел бросить курить. Но что-то как будто мешало ему пойти дальше. Точно! В голову ударила мысль. Завтра собрание жильцов дома в семь часов вечера. Кажется, там будут обсуждать ремонт отопления. Его давно звали, но он никогда не приходил, прикрываясь занятостью.

Завтра он уйдет с работы пораньше, не зайдет в кофейню, чтобы лишний раз оставить там деньги на бесполезный кофе, который он не любит пить по вечерам, но, чтобы додумать статьи, садится с блокнотом и ручкой у окна на высокий стул и пишет, пишет, пишет. Его это удовлетворяло – уйти с работы и прийти в кофейню продолжать работать. Но завтра он так не поступит, он не задержится на работе, не зайдет за чашкой кофе без молока, он пойдет на собрание не ради себя, своей репутации, даже не ради мальчишки – ради общества, пускай хотя бы в масштабе дома, в котором квартиры напротив, с которой он сталкивался по утрам и всегда удивлялся ее шляпкам - их он был маленькую собачку - так вот, ей можно было бы просто так, без всякой причины подарить коробку конфет.

Все эти мысли вихрем пронеслись в голове у Льюиса, а мальчишка, у которого он забрал сигареты, продолжал молча стоять и смотреть на него.

Льюис нащупал в подкладке кармана шиллинг, вручил мальчишке, ткнул пальцем в заголовок газеты, которая лежала сверху пачки сотни таких же, и пошел прочь. Он мог слышать, как мальчик по слогам читал такую умную фразу, которая могла бы заставить весь мир измениться, но лишь слетала с его уст и рассыпалась каплями на мокром асфальте – «Только у здоровой нации есть будущее».