Диктанты по русскому языку

1

Поэт не человек поступка, он человек слова. Слово и есть поступок поэта. И не только слово-­глагол, слово-­действие, но любое слово, его фактура, его полный внутренний смысл и весь объём связанных с ним ощущений. Те слова, что звучат из уст Маяковского на самых высоких подъёмах его стиха, вызывают только отталкивание.

Ко времени пришествия Революции Маяков­ский, единственный из всех современников, был уже готовым её поэтом. И дело тут не в идейной его подготовленности, которая, кстати, очень сомнительна. К семнадцатому году молодой Маяков­ский оказался единственным из известных поэтов, у которого не просто темой, но самим материалом стиха, его фактурой были кровь и насилие. Он был готов перейти к штыку и нагану.

На словах, только на словах. Но об этом только и речь.

У него была удивительная способность к ненависти. Эта ненависть билась в нём и металась, прорываясь то в одну, то в другую сторону. Революция дала ненависти Маяковского направление и тем самым спасла от вечной истерики. На какое-­то время он успокоился, обрёл равновесие. Он стал ненавидеть только туда. Вся энергия была брошена в одну сторону. Концентрация при этом вышла фантастической.

А ещё Революция дала ему в руки оружие.

Раньше это были только нож и кастет, теперь же самые различные виды до маузера и пулемёта. Он и пользовался ими отныне по мере надобности, но всем другим предпочитал штык.

Обладал ли Маяковский воображением, этим первейшим свойством поэта, то есть попросту видел ли он то, что писал? Мы знаем, что в жизни Маяковский не резал глоток, не глушил кастетом, не колол штыком. Он и на войне-­то ни разу не был и даже в партию, как сам признаётся, не вступил, чтобы не попасть на фронт. А вот в стихах идёт “чужими трупами” и даже собирается отца облить керосином и пустить на улицы “для иллюминаций”. Так представлял ли он себе всё то, что писал, видел ли, допустим, эти самые трупы, ощущал ли чьё-то мёртвое тело под твёрдо знающими своими ногами?

Ситуация складывается таким образом, что любой ответ на этот вопрос губителен для поэта.

Обладал ли Маяковский воображением? Разумеется, и очень мощным. Но вся его безудержная фантазия, как в области изобретения образов, так и в области слова и словотворчества, удерживалась границами не внутреннего, а внешнего мира, его механическими законами.

В этом — ключ ко всему Маяковскому.

По Ю.Карабчиевскому («Воскресение Маяковского»)

Задание. Ответьте на вопрос: согласны ли вы с такой трактовкой творчества Маяковского? Ответ обоснуйте.

2

Маргаритой, героиней известного романа, принято восхищаться, видеть в ней возвышенный образ любящей, милосердной женщины. Но так ли это? Милосердна ли Маргарита?

Да, Воланду заступничество Маргариты за Фриду поначалу кажется милосердием. Но Маргарита успокаивает духа зла, говоря, что она не милосердна, а легкомысленна.

Как видим, свой внутренний комфорт Маргарита ценит выше встречи с Мастером. Воланд предупредил, что исполнит лишь одну её просьбу. Маргарита имеет все основания подозревать, что Мастер в тюрьме. Но просит она не за него. За себя. За свой покой. Так что Маргарита успешно прошла испытание Воланда. Вот если бы она бросилась сразу просить за Мастера, жертвуя собой, тогда она явила бы чужеродность своего духа духу Воланда. А так они оказались одного поля ягодами. Ради себя они могут помогать людям, но ради себя же могут и перешагивать через них.

Булгаков гениально владел русским языком. Если он для описания героинь подобрал именно такие слова, как “оскалив зубы”, — значит, не стоит романтизировать Маргариту, отдирать от неё те черты, которые ей придал Булгаков, а насильственно отреставрированный лик ведьмы возносить на одну ступень со светлыми Мадоннами русской классики… Вы можете себе представить, чтобы у Льва Толстого Наташа Ростова улыбнулась Пьеру, “оскалив зубы”?

Так что Маргарита — отнюдь не милосердна, не “ангел­-хранитель” и не “добрый гений” Мастера.

По А.Кураеву («“Мастер и Маргарита”: за Христа или против?»)

Задание. Ответьте на вопрос: согласны ли вы с позицией диакона Андрея Кураева, высказанной в данном отрывке?

3

Первое, что я узнала о Пушкине, это — что его убили. Потом я узнала, что Пушкин — поэт, а Дантес — француз. Дантес возненавидел Пушкина, потому что сам не мог писать стихи, и вызвал его на дуэль, то есть заманил на снег и там убил его из пистолета в живот. Так я с трёх лет твёрдо узнала, что у поэта есть живот. С пушкинской дуэли во мне началась сестра. Больше скажу — в слове “живот” для меня что-то священное. Даже простое “болит живот” меня заливает волной содрогающегося сочувствия, исключающего всякий юмор. Нас этим выстрелом всех в живот ранили.

О Гончаровой не упоминалось вовсе, и я о ней узнала только взрослой. Да, по существу, третьего в этой дуэли не было. Было двое: любой и один. То есть вечные действующие лица пушкинской лирики: поэт — и чернь. Чернь, на этот раз в мундире кавалергарда, убила — поэта. А Гончарова, как и Николай I, — всегда найдётся.

Пушкин был мой первый поэт, и моего первого поэта — убили. С тех пор я поделила весь мир на поэта — и всех, и выбрала — поэта: защищать — поэта — от всех, как бы эти все ни одевались и ни назывались.

Пушкин был негр. У Пушкина были бакенбарды. У Пушкина были волосы вверх и губы наружу, и чёрные, с синими белками, как у щенка, глаза.

Памятник Пушкина был не памятник Пушкина, а просто Памятник-Пушкина, в одно слово. То, что вечно, под дождём и под снегом, в зарю или в метель стоит с вечной шляпой в руке, называется «Памятник-Пушкина».

Памятник Пушкина был цель и предел прогулок: от памятника Пушкина — до памятника Пушкина. И я предпочитала к нему бежать и, добежав, обходить, а потом, подняв голову, смотреть на чернолицего и чернорукого великана, на меня не глядящего, ни на кого и ни на что в моей жизни не похожего.

С памятником Пушкина была и отдельная игра, моя игра, а именно: приставлять к его подножию мизинную, с детский мизинец, белую фарфоровую куколку и, постепенно проходя взглядом снизу вверх весь гранитный отвес, пока голова не отваливалась, рост — сравнивать.

По М.Цветаевой («Мой Пушкин»)

4

Поступила просьба ответить: “Каково ваше отношение к Пушкину? Каково вообще его воздействие на вас?”

Давно дивлюсь: откуда такой интерес к Пушкину в последние десятилетия, что общего с Пушкиным у “новой” русской литературы. Можно ли представить себе что-нибудь более противоположное, чем она — и Пушкин, то есть воплощение простоты, благородства, свободы, здоровья, ума, такта, меры, вкуса? А потом — какой характерный вопрос: “Каково ваше отношение к Пушкину?” В одном моём рассказе семинарист спрашивает мужика:

— Ну, а скажи, пожалуйста, как относятся твои односельчане к тебе?

И мужик отвечает:

— Никак они не смеют относиться ко мне.

Вот вроде этого и я мог бы ответить:

— Никак я не смею относиться к нему…

И всё-таки долго сидел, вспоминал, думал. И о Пушкине, и о былой, пушкинской, России, и о себе, и о своём прошлом…

Подражал ли я ему? Но кто же из нас не подражал? Конечно, подражал и я. В самой ранней молодости подражал даже в почерке. Затем вспоминаю уже не подражания, а просто желание, которое страстно испытывал много, много раз в жизни, желание написать что-нибудь по-пушкински, что-нибудь прекрасное, стройное, желание, проистекавшее от любви, от чувства родства к нему, от тех светлых настроений, что Бог порою давал в жизни.

Вот, например, изумительно чудесный летний день дома, в орловской усадьбе. Помню так, точно это было вчера. Весь день пишу стихи. После завтрака перечитываю «Повести Белкина» и так волнуюсь от их прелести и желания тотчас же написать что-нибудь старинное, пушкинских времён, что не могу больше читать. Бросаю книгу, прыгаю в окно, в сад и долго, долго лежу на траве, в страхе и радости ожидая того, что должно выйти из той напряжённой, беспорядочной, нелепой и восторженной работы, которой полно сердце и воображение, и чувствуя бесконечное счастье от принадлежности всего моего существа к этому летнему деревенскому дню, к этому саду, ко всему этому родному миру моих отцов и дедов и всех их далёких дней, пушкинских дней…

Когда я узнал и полюбил его? Но когда вошла в меня Россия? Когда я узнал и полюбил её небо, воздух, солнце, родных, близких? Ведь он со мной — и так особенно — с самого начала моей жизни.

По И.Бунину («Думая о Пушкине»)

Выполните одно из заданий.

1. Ответьте на вопрос: “Что сближает произведения И.Бунина и А.Пушкина?” Поясните ответ примерами.

2. Напишите эссе на тему: «Каково моё отношение к Пушкину?»

5

У каждого человека свои звёзды. Одним – тем, кто странствует, – они указывают путь. Для других это просто маленькие огоньки. Для учёных они – как задача, которую надо решить. Для моего дельца они – золото. Но для всех этих людей звёзды – немые. А у тебя будут совсем особенные звёзды… – Как так? – Ты посмотришь ночью на небо, а ведь там будет такая звезда, где я живу, где я смеюсь, – и ты услышишь, что все звёзды смеются. У тебя будут звёзды, которые умеют смеяться! И он сам засмеялся. – И когда ты утешишься – в конце концов всегда утешаешься, – ты будешь рад, что знал меня когда-то. Ты всегда будешь мне другом. Тебе захочется посмеяться со мною. Иной раз ты вот так распахнёшь окно, и тебе будет приятно… И твои друзья станут удивляться, что ты смеёшься, глядя на небо. А ты им скажешь: «Да, да, я всегда смеюсь, глядя на звёзды!» И они подумают, что ты сошёл с ума. Вот какую злую шутку я с тобой сыграю…

6

Каждый день я узнавал что-нибудь новое о его планете, о том, как он ее покинул и как странствовал. Он рассказывал об этом понемножку, когда приходилось к слову. Так, на третий день я узнал о трагедии с баобабами.
        Это тоже вышло из-за барашка. Казалось, Маленьким принцем вдруг овладели тяжкие сомнения, и он спросил:
        - Скажи, ведь правда барашки едят кусты?
        - Да, правда.
        - Вот хорошо!
        Я не понял, почему это так важно, что барашки едят кусты. Но Маленький принц прибавил: - Значит, они и баобабы тоже едят?
        Я возразил, что баобабы - не кусты, а огромные деревья, вышиной с колокольню, и если даже он приведет целое стадо слонов, им не съесть и одного баобаба.
        Услыхав про слонов, Маленький принц засмеялся:
        - Их пришлось бы поставить друг на друга...

        А потом сказал рассудительно:
        - Баобабы сперва, пока не вырастут, бывают совсем маленькие.
        - Это верно. Но зачем твоему барашку есть маленькие баобабы?
        - А как же! - воскликнул он, словно речь шла о самых простых, азбучных истинах.
        И пришлось мне поломать голову, пока я додумался, в чем тут дело.
        На планете Маленького принца, как на любой другой планете, растут травы полезные и вредные. А значит, есть там хорошие семена хороших, полезных трав и вредные семена дурной, сорной травы. Но ведь семена невидимы. Они спят глубоко под землей, пока одно из них не вздумает проснуться. Тогда оно пускает росток; он расправляется и тянется к солнцу, сперва такой милый, безобидный. Если это будущий редис или розовый куст, пусть его растет на здоровье. Но если это какая-нибудь дурная трава, надо вырвать ее с корнем, как только ее узнаешь. И вот на планете Маленького принца есть ужасные, зловредные семена... Это семена баобабов. Почва планеты вся заражена ими. А если баобаб не распознать вовремя, потом от него уже не избавишься. Он завладеет всей планетой. Он пронижет ее насквозь своими корнями. И если планета очень маленькая, а баобабов много, они разорвут ее на клочки.
        - Есть такое твердое правило, - сказал мне после Маленький принц. - Встал поутру, умылся, привел себя в порядок - и сразу же приведи в порядок свою планету. Непременно надо каждый день выпалывать баобабы, как только их уже можно отличить от розовых кустов: молодые ростки у них почти одинаковые. Это очень скучная работа, но совсем не трудная.

Антуан де Сент-Экзюпери. «Маленький принц»