Блокадное письмо

БЛОКАДНОЕ ПИСЬМО

Рассказ

Я иду по проспекту, который во время войны носил название проспект 25 Октября. Сейчас это снова Невский. Мне ещё непривычно его новое старое название, ведь прошло совсем мало времени. Как не вспомнить классика: «Нет ничего лучше Невского проспекта, по крайней мере, в Петербурге; для него он составляет все!» - утверждал Н.В Гоголь в 1833 году. Сейчас это уже снова самая красивая артерия города. Но я вспоминаю, какой я увидел эту улицу во время войны, в конце 1944 году, когда жители уже начали восстанавливать Ленинград. Мы разгребали руины, убирали мусор и снова любовались городом, пережившим блокаду, бомбежки, голод и холод. Таким я и запомнил Ленинград - раненым, но живым. Работали много. На восстановление выходили все. Я, комиссованный по ранению, считал, что могу ещё принести пользу.

Когда мы разбирали руины одного дома, я нашёл письмо. Это был свёрнутый листок между страниц книжки, книжка его и спасла – обгорели страницы, но листок уцелел. Сколько надежды хранило оно!

«Здравствуй, папа! Пишет тебе твоя дочь Аня. Не знаю, дойдет ли до тебя это письмо, ведь сейчас война. Город в блокаде. Но я сильная, папка, я уже многое умею, поэтому ты воюй спокойно, бей фрицев», - читал я, и перед глазами вставали картины блокадного города. Помню рассказ моего сослуживца, как старик вез на саночках хлеб в детдом. У пункта выдачи хлеба была огромная очередь. Когда люди увидели хлеб, они налетели на старика, а тот кричал: «Не трогайте! Это в детдом!» - но его не слышали, голод затмил человеческий разум, и тогда голодный мальчишка-сирота помог старику забрать хлеб и отвезти его в детский дом. Я ясно представлял себе, как они, старик и мальчишка, голодные и напуганные, шли замёрзшей улицей, и темные дома настороженно провожали их заколоченными окнами. Это был новогодний подарок, самый дорогой новогодний подарок!

«26 апреля я устроилась на завод, получаю рабочие карточки. Работаем мы помногу, но это так надо», - я невольно согласился с этой девочкой, на чьи плечи легла тяжесть войны: взрослые ушли на фронт, но производство останавливать ни в коем случае нельзя! И тогда вместо отцов к станкам встали их дети - мальчишки и девчонки, не успевшие побыть детьми и в одночасье ставшие взрослыми. Только с Обуховского завода на фронт ушло около шести тысяч работников, мужчин заменили женщины и подростки, на завод вернулись ветераны, работа не прекращалась ни днём, ни ночью. Предприятие работало для фронта. И само стало частью фронта. На территории возведены оборонительные укрепления, огневые точки. Несмотря на отсутствие топлива и электроэнергии, смертность людей от истощения, бомбежки и обстрелы, завод работал: вручную ремонтировали прибывающие с фронта искалеченные орудия. Одним из таких сборщиков был и мой отец. Вместе с другими обуховскими рабочими отец строил Дорогу жизни. Примеров трудовых подвигов ленинградцев не счесть. Может, на этом заводе работала незнакомая мне девочка Аня?

«Немцы скинули бомбу на соседний дом. Все погибли. Хлеба стали давать меньше, но не забывай, что у меня есть рабочая карточка. В августе мама попала под бомбёжку, не успела спуститься в убежище. Но сейчас ей лучше. А помнишь наших соседей? В ноябре 1942 года Саша Петров ушел на фронт. Служит в обороне. Там многие ребята помогают. Когда у меня нет смены, мы с соседскими мальчишками и девчонками ночью поднимаемся на крышу нашего дома, сбрасываем немецкие «зажигалки»»,- самоотверженность этой девочки восхищала и заставляла читать дальше. А перед глазами вставала станция Лычково. Я вспоминаю, как рассказывал о тех событиях их очевидец, Валентин Динабургский: «На станции стояли два поезда, один с детьми, другой с раненными, несколько авианалётов разнесли их в клочья. Фрагменты детских тел висели на проводах и деревьях. Стаи ворон кружили на месте трагедии, а через пару дней на Лычково нахлынули матери: обезумевшие глаза, растерянность, безысходность…»

«В декабре мы жили в нашей квартире вместе с Анной Петровной, соседкой. Она переехала к нам с мамой, когда стало совсем холодно. Мы топили буржуйку, грели воду. Соседка топила печку, когда мы уходили на работу. Это и помогло нам выжить зимой. На Новый год нас пригласили на ёлку. Детям подарили по яблоку. Опять была бомбежка. На углу Невского и Садовой разбомбили пути, там стоял трамвай. Девушки из медзвена засыпали снегом кровь. На машину грузили девочку-подростка, она все кричала: «Где мои карточки? Они были в руке!», - а руки-то не было, оторвало», - на этом письмо обрывалось.

Я много раз тогда перечитывал ровные ученические строчки. Нам не удалось найти имя или адрес отца: блокада все поглотила. Но и забыть об этом письме я не смог. Вот и сейчас, спустя много лет, проходя по Невскому, я вспоминаю о тех страшных днях, что пришлось пережить девочке Ане, старику с саночками, храброму мальчишке-сироте, матерям на станции Лычково и всем-всем жителям Ленинграда.

Что случилось с юной защитницей города и её мамой? Живы ли они? Жив ли их отец и муж? На эти вопросы мы не получим ответ. Но город жив! Он живёт вопреки всем трудностям, всем сброшенным бомбам и выпущенным снарядам. Живёт, как нечто незыблемое, как символ надежды для всех. Живёт с ноткой горечи, как то новогоднее яблоко.

​​​​​​​Помните это! Помните!