«Двойное кодирование» в детективах Б. Акунина

«Двойное кодирование» в детективах Б. Акунина.

Остановимся подробнее на этом приеме в романах Б. Акунина, т.к. писатель композиционно строит свои романы по тому же принципу "двойного кодирования", что и У. Эко. «У меня, конечно, есть математический расчет, и довольно замысловатый, многослойный. Скажем, есть слой исторических шуток и загадок. Есть слой намеренных литературных цитат – так веселее мне и интереснее взыскательному читателю» - говорит автор [4, с.3]. Роман "Имя розы" стал для многих читателей идеальным постмодернистским текстом, который многие современные писатели постмодернисты берут за образец. Б. Акунин также опирается на некоторые черты постмодернизма У. Эко (особо отметим важность для Акунина детективного и исторического пластов). В его проектах о Фандорине и Пелагии "наслаиваются" и "пересекаются" детективные, исторические, литературные, философские и семиотические нюансировки смысла. Эта стратегия моделирует «горизонт ожидания» разных читательских групп, а также предполагает возникновение между автором и читателем увлекательного диалога: "Если текст является многоуровневым построением, то читатель (начиная с "проницательного" и заканчивая настоящим эрудитом) может строить свое общение с произведением как проникновение в различные пласты романа" [5, с.55].

Прием "двойного кодирования" позволяет автору открыть перед читателем сразу несколько "дверей". Итак, первая "дверь» - "детективный роман". Такая повествовательная стратегия избрана автором не без основания. Это наиболее доступный пласт смыслов, который может быть "считан" с текстовой поверхности романов писателя. Этот слой, по замыслу автора, лежит на поверхности и является привлекательным для массового читателя, увлекающегося различного рода приключениями с острым и запутанным сюжетом, похожим на головоломку. Чаще всего Б. Акунин придерживается традиционной, классической схемы написания детективов, которым свойственно: убийство в замкнутом пространстве, повествование от лица персонажей, в том числе и преступника, перенесение действия романов в какую-либо экзотическую страну или историческую эпоху, далекую от современности, ложная смерть героя, поединок сыщика с преступником.

Обратимся к примерам. В романе "Левиафан" писатель воссоздает классическую модель детектива, характерную для творчества Агаты Кристи, – убийство в замкнутом кругу. На многопалубном судне "Левиафан" расследуется убийство. Среди пассажиров обязательно находится убийца, которого хитроумный сыщик должен по законам детектива разгадать и предать правосудию. Некоторые романные события рассказываются самим преступником, как в детективе А. Кристи "Убийство Роджера Экройда". Классическая для детектива ситуация представлена и в романном цикле о Пелагии, в частности, в романе "Пелагия и красный петух". Замкнутое пространство - пароход "Севрюга", где происходит загадочное убийство сектантского проповедника Мануйлы, свидетелем которого случайно становится возвращающаяся из Петербурга в Заволжск монахиня Пелагия.

Другого своего героя - Эраста Фандорина Б. Акунин наделяет чертами уже знакомых и полюбившихся читателям сыщиков. Это сходство проявляется, например, в методике раскрытия преступления. И комиссар Мегрэ, и Эркюль Пуаро, и Шерлок Холмс, и Ниро Вульф предпринимали определенные действия, способствующие активной мыслительной деятельности. Э. Пуаро для того, чтобы заставить работать свои "серые клеточки", часто прибегал к отвару ячменного чая. Ш. Холмс, как известно, принимал наркотики, объясняя это тем, что они стимулируют умственную деятельность. Н.Вульф любовался орхидеями на крыше собственного дома. Мегрэ, чтобы понять логику преступника, погружался в среду, где было совершено преступление, и старался понять, что за личности подозреваемые, поставив себя на их место. У Фандорина тоже есть свой способ, помогающий ему сосредоточиться и принять правильные действия в отношении расследуемого преступления: он обращается к медитации, выводит иероглифы. Как и Ш. Холмс, Фандорин – мастер дедуктивного метода. Черты Ш. Холмса проявляются и в безразличном отношении Фандорина к славе. Высшая награда для Холмса не успех и слава, а разгадка сложного преступления. Распутав опасное преступление, Э. П. Фандорин, как и Холмс, часто остается в стороне, а лавры пожинает кто-то другой. Так происходит в романах "Коронация", "Любовник смерти". Награды получают другие люди, их поощряют, о них пишут в газетах, а наш герой вместо награды вынужден (в который раз!) покинуть родину. Неустроенность в личной жизни также роднит Фандорина со знаменитыми предшественниками. Начиная с первого романа, ему не везет в личной жизни, погибает его невеста, этот рок преследует Фандорина и в других романах.

У героини другого цикла - монахини Пелагии есть тоже литературные предшественники. Патер Браун Честертона, как и Пелагия, не является профессиональным сыщиком: изворотливый ум, умение логически мыслить и делать умозаключения, проницательность, желание наказать преступника и восстановить справедливость помогают ему распутывать загадочные преступления. Такова и Пелагия. Обладая непоседливым характером, любопытством, живым воображением, острым умом, она имеет пристрастие к разгадыванию преступлений. Как и герой Честертона, Пелагия, всегда умудряется оказаться в тех местах, где или уже совершено преступление, или только совершится. И Пелагия, и Фандорин, расследуя преступления, ухитряются изменять свою внешность до неузнаваемости. В романах "Пелагия и белый бульдог" и "Пелагия и черный монах" мы становимся свидетелями того, как монахиня Пелагия появляется в свете в образе соблазнительной светской дамы: это преображение необходимо в интересах следствия. Эта светская дама умеет блестяще вести себя в обществе, при случае даже кокетничать, не вызывая подозрений ни у полиции, ни у преступника, при этом Пелагия - монахиня очень неуклюжа и застенчива по натуре, часто выглядит смешной из-за своей неловкости. Но, эти недостатки, кажется, полностью исчезают из поведения героини – светской дамы. Искусство маскировки, перевоплощения главных героев цикла о Фандорине и Пелагии, вне всякого сомнения, навевают читателю образы полюбившихся классических героев детективных романов.

В образе Фандорина «высвечиваются» еще и черты персонажа классического постмодернистского романа «Имя розы» Вильгельма Баскервильского. Как и его знаменитый «коллега» Фандорин приходит слишком поздно к месту преступления. По мнению Ю. М. Лотмана, Вильгельм Баскервильский не оправдывает надежд, возложенных на него обитателями монастыря. "Он всегда приходит слишком поздно. Его остроумные силлогизмы и глубокомысленные умозаключения не предотвращают ни одного из всей цепи преступлений, составляющих детективный слой сюжета романа, а таинственная рукопись, поискам которой он отдал столько усилий, энергии и ума, погибает в самый последний момент, так и ускользая навсегда из его рук" [6, с. 651]. Эраст Петрович также до последнего момента не может разгадать, что под маской скромной гувернантки скрывается международная авантюристка – доктор Линд ("Коронация"). В романе "Статский советник" он до конца повествования не может определить, кто из полиции информирует Боевую Группу. Только благодаря случайному обстоятельству сыщик узнает, что создателем и вдохновителем Боевой Группы был московский обер-полицмейстер Пожарский. Классический детектив будь то Холмс, Пуаро, или Мегрэ таких бы промахов не допустили. К концу детективного повествования они обязательно блестяще распутали бы преступления и успели предотвратить новые. Но, так или иначе, любитель детективной интриги, приходя вместе с главным героем слишком поздно к месту преступления, не отчаивается, в конце концов, его раскрыть, а читатель спешит войти в другую "дверь" - "исторический роман".

Историческим фоном романов Б. Акунина является Россия второй половины XIX столетия, с ее техническим прогрессом и научными достижениями ("Азазель", "Любовник смерти"), русско-турецкой войной 1877-1878 годов ("Турецкий гамбит", "Смерть Ахиллеса"), борьбой с терроризмом ("Статский советник"), коронацией Николая II ("Коронация или Последний из романов"). Благодаря этому историческому фону оживает сюжет, а у читателя создается впечатление, что Б. Акунин "пишет" художественную историю России второй половины XIX века, подобно Александру Дюма. Напомним, что у »короля» авантюрного романа, описанные исторические события узнаваемы для читателей во многом благодаря известным историческим персонажам (Анна Австрийская, Ришелье, Мазарини). В романах Б. Акунина тоже действуют исторические лица: члены царской семьи Романовых, Юрий Долгорукий, генерал Скобелев др., что заставляет доверчивого читателя поверить в реальность описываемых событий Б. Акунина. Возможно поэтому, известный критик Роман Арбитман, скрывающийся под литературной маской Льва Гурского, дает негативную оценку детективным романам писателя, полагая, что Акунин "пытается лукаво подменить реальную тогдашнюю гнусноватую российскую действительность (с ее грязью, самодурством, бюрократизмом, косностью, полицейщиной) этакой яркой олеографией с изображением конфетно-пряничной державы» [7, с. 3].

Что ж, можно согласиться с критиком, но только в том, что исторические события XIX века описаны Б. Акуниным в несколько своеобразной иронической интерпретации, свойственной творчеству писателя. Но вправе ли мы осуждать его за это? Ведь известно, что в истории литературы существует немало примеров, когда великие романисты, в том числе Александр Дюма, Жорж Санд, в своих романах, повинуясь собственному замыслу, смещают реальные исторические события, даты, действия реальных исторических лиц вольно интерпретируя историю. На страницах романов А.Дюма «…история утрачивает свое эпическое величие. Она становится простой и домашней. Отдаленные исторические события даны на фоне интимной жизни героев. Писатель стремится показать, что короли, королевы, полководцы и министры тоже были людьми, над которыми страсти и капризы имели большую власть," – отмечает М. Трескунов [8, с. 393].

Б. Акунин поясняя исторический контекст своих романов признается: "Я с историей обращаюсь примерно, как А. Дюма. Когда беру исторического персонажа, слегка изменяю ему фамилию, чтобы не вводить читателя в заблуждение ложным историзмом" [2, с. 256]. Действительно, можно привести достаточно примеров таких персонажей, о которых говорит писатель: шеф Третьего жандармского отделения, покровитель Фандорина Лаврентий Аркадьевич Мизинов в истории – Николай Владимирович Мезенцев ("Азазель", "Турецкий гамбит", "Смерть Ахиллеса"). Любовница всех членов царской семьи Романовых, балерина Изольда Фелициановна Снежневская в истории – балерина Кшесинская («Коронация»). Московский генерал-губернатор великий князь Симеон Александрович в "Коронации" – великий князь Сергей Александрович Романов, белый генерал Михаил Соболев - генерал Скобелев в романе "Смерть Ахиллеса" и др. Впрочем, к подобному приему прибегает и Умберто Эко. В знаменитом романе писателя вымышленные персонажи Вильгельм Баскервильский, Адсон, Хорхе и др. соседствуют с реально существовавшими историческими лицами - францисканцами Михаилом Чезенским и Марсилием Падуанским. Писатель излагает исторические события, реальные факты, сочетая их с безграничной фантазией и воображением. В связи с этим Е. В. Крупенина замечает: "У. Эко демонстрирует, что изложение исторических событий – это всегда лишь интерпретация. В художественном произведении исторические факты подвергаются дополнительной обработке, вследствие чего их необходимо воспринимать, главным образом, в качестве сюжетной составляющей, а не достоверного источника информации" [9, с. 53].

Вот и Б. Акунин в своих произведениях изменяет исторический горизонт XIX столетия: В романе «Коронация» писатель мастерски вплетает увлекательный детективный сюжет – похищение младшего сына Георгия Александровича Романова известным авантюристом доктором Линдом, в события, предшествующие коронации. Вымышленные действующие лица – Фандорин, его слуга Маса, мадемуазель Деклик – доктор Линд и др. участвуют в реальном событии - коронации великого князя Николая Александровича Романова. Так создается иллюзия правдоподобия сюжетных событий, поступков героев, придуманных автором.

Можно согласиться с точкой зрения А. Ранчина: "В романной игре Бориса Акунина история превращается в шахматную доску, на которой разыгрывается партия, и Фандорин – один из игроков. Пусть он и не всегда выигрывает, но обычно знает ход игры. А игра эта такова, что эпохальные события оказываются следствием поступков вымышленных персонажей. История и частная жизнь вымышленных персонажей ходят рука об руку," – полагает исследователь [2, с. 259]. В этих вымышленных исторических сюжетах, сказалось, по нашей мысли, не только мастерство писателя - историка, но и писателя - патриота своей страны. Исторические события, описанные в его романах, пронизаны, прежде всего, любовью к прошлому величию России, историческим оптимизмом. Возможно, поэтому романы Б. Акунина являются для многих «утешительным чтением» (А. Ранчин). Незатейливый читатель, действительно верит в ту историю, которая оживает на страницах романных событий писателя. А знаток истории, осознав, что эта "дверь", на самом деле, никуда его не привела, а история, ожившая на страницах романов писателя, не что иное, как плод воображения автора, спешит покинуть эту "дверь", чтобы войти в другую.

Литература

1. Барт, Р. Семиотика. Поэтика / Р. Барт // Избранные работы. - М.: Прогресс, 1989.

2. Ранчин, А. Романы Б. Акунина и классическая традиция / А. Ранчин // Новое литературное обозрение, 2004. - №67.

3. Борев, Ю. Б. Литературный процесс / Ю.Б. Борев // Теория литературы. ИМЛИ РАН. – М.: Наследие, 2001.- Т.4.

4. Акунин Б. Так веселее мне и интереснее взыскательному читателю / Б. Акунин //Независимая газета, 2000. – 22 дек.

5.Лурье Л. Борис Акунин как учитель истории / Л. Лурье //Искусство кино, 2000. - №8.

6.Лотман, Ю. М. Выход из лабиринта / Ю. М. Лотман // www.philosophy.ru / Library /eco/ zametki. html. [26 июня].

7.Арбитман, Р. Э. Детектив и фантастика / Р. Э. Арбитман // Русский журнал, 2003. - №8.

8. Трескунов, М. Александр Дюма / М. Трескунов // Эмма Лиона / А. Дюма – Л., 1991.

9. Крупенина, Е. В. Философская проблематика в романах Умберто Эко. Диссертация. М.: Российский Государственный Гуманитарный Университет, 2005.

10. Данилкин, Л. Убит по собственному желанию. Послесловие / Л. Данилкин // Особые поручения / Б. Акунин – М., 2002.

11. Эко, У. Открытое произведение. – СПб.: Симпозиум, 2006.

12. Эко, У. Имя розы / Пер. с ит. Е. А. Костюкович. – СПб.: Симпозиум, 2005.

13. Акунин, Б. Коронация, или последний из романов / Б. Акунин – М.: Захаров, 2002.

14. Захарова, М. Языковая игра как факт современного этапа развития русского литературного языка / М. Захарова // Знамя, 2006. - №5.