Мотив опьянения в творчестве С.А. Есенина

Мотив опьянения в творчестве С.А. Есенина

АЛЁШИНА Р.К.

(Учитель русского языка и литературы КГУ «Бескольская средняя школа №2»

Я пью за разорённый дом,

За злую жизнь мою…

А.А. Ахматова

Творческий путь С.А. Есенина охватывает полтора десятилетия. Однако он необычайно насыщен художественными поисками, экспериментами. Стремясь к воплощению всех своих поэтических замыслов, С.А. Есенин обращается к разным литературным жанрам. Песенность его лирики, её гармоничность сосуществует с явными диссонансами, сочетанием несочетаемого в образах, звуках, красках. Развивая богатые духовные традиции русской литературы, С.А. Есенин обогащает их народной верой в словесную магию, в «божественный глагол» и выступает смелым реформатором русского языка и литературы, раскрывает богатство и многозначность живого русского слова [1, c. 54-56]. Он создаёт поэтику, какой не было до него в русской литературе. Система ценностей в поэзии С.А. Есенина едина и неделима, все её компоненты связаны между собой и, взаимодействуя, образуют единую, целостную картину лирического произведения. Для передачи состояния души лирического героя, его характера, описания картин природы «Родины любимой», а также для передачи своих чувств и мыслей поэт использует изобразительные, выразительные, эстетические возможности художественного стиля.

Цель нашей статьи – проследить репрезентацию мотива опьянения в творчестве С.А. Есенина. Мотив этот развивается и трансформируется из цикла в цикл.

В стихотворении «Зацелую допьяна», написанном в 1910 году и относящемуся к ранней лирике поэта, появляется опьянение любовью, мечтами. Лирический герой юноша с нетерпением ждет свидания с дорогой сердцу девушкой. Он опьянён своей любовью, погружён в мечты, касающиеся их совместного времяпрепровождения:

Зацелую допьяна, изомну, как цвет,

Хмельному от радости пересуду нет.

Ты сама под ласками сбросишь шёлк фаты,

Унесу я пьяную до утра в кусты [2, т. I, c. 28].

Далее, в более поздних стихотворениях, опьянение приобретает форму физического состояния после употребления алкогольных напитков. Приговором эпохе и знаком гибели деревни становится финальный образ «Сорокоуста» (1920): « И соломой пропахший мужик / Захлебнулся лихой самогонкой» [2, т. II, c. 84].

Стихотворения С.А. Есенина «Снова пьют здесь, дерутся и плачут…» (1922) и «Да! Теперь решено. Без возврата…» входят в сборник «Москва кабацкая» (1921–1924), который свидетельствует о душевной трагедии человека, потерявшего опору в жизни и, несмотря ни на что, надеющегося эту опору обрести. В «Москве кабацкой» отразились пессимистичные, упадочнические настроения поэта: «А когда ночью светит месяц, / Когда светит… чёрт знает как! / Я иду, головою свесясь, / Переулком в знакомый кабак. / Шум и гам в этом логове жутком, / Но всю ночь, напролёт, до зари, / Я читаю стихи проституткам / И с бандитами жарю спирт» [2, т. I, c. 167-168]. Это стихотворение поставило точку в «сельском» этапе есенинского творчества. Поэт прекрасно осознаёт, что его жизнь зашла в тупик, из которого единственным разумным выходом является смерть. Во всяком случае, для С.А. Есенина она гораздо более привлекательна, чем многочисленные столичные кабаки, в которых он проводит сутки напролёт, читает «стихи проституткам и с бандитами жарит спирт». Мотив алкоголя здесь принимает отрицательный контекст, герой приходит к его употреблению от безысходности.

Стихотворение «Снова пьют здесь, дерутся и плачут…» имеет свой сюжет. Лирический герой, находясь в кабаке, пьянствуя вместе со всеми, наблюдает за разномастными посетителями. В основном это люди, проигравшие в войне, оставшиеся за бортом жизни: «Снова пьют здесь, дерутся и плачут / Под гармоники жёлтую грусть. / Проклинают свои неудачи, / Вспоминают московскую Русь. / И я сам, опустясь головою, / Заливаю глаза вином, / Чтоб не видеть в лицо роковое, / Чтоб подумать хоть миг об ином» [2, т. I, c. 169]. И что остается этим «неудачникам»? Только заливать свою тоску по «московской Руси» в кабаках, под «жёлтую грусть» гармоники. Да и сам лирический герой занимается тем же самым – «опустясь головою, / Заливаю глаза вином…». Вино здесь принимает вид зелья, уносящего героя на какое время в забытье.

Стихотворение «Я усталым таким еще не был…» было написано С.А. Есениным 1923 году и также вошло в цикл «Москва кабацкая». Лирический герой переживает глубокий душевный кризис. Каждая строка стихотворения пронизана грустью. Поэта мучает тоска, он грустит, вспоминая свою «непутевую жизнь»:

Много женщин меня любило.

Да и сам я любил не одну.

Не от этого ль тёмная сила

Приучила меня к вину.

Бесконечные пьяные ночи

И в разгуле тоска не впервь!

Не с того ли глаза мне точит

Словно синие листья червь? [2, т. I, c. 181].

Здесь у С.А. Есенина «оживает» «тёмная сила, которая «приучила» лирического героя «к вину». Постоянная смена женщин и любовные переживания приводят поэта к утешению в вине. Мотив опьянения в поэтическом цикле «Москва кабацкая» сопровождается эпатажной образностью. Эпатажно репрезентированное опьянение помогает С.А. Есенину выразить свою оппозиционность по отношению к новой послереволюционной действительности:

Мир таинственный, мир мой древний,

Ты, как ветер, затих и присел.

Вот сдавили за шею деревню

Каменные руки шоссе [2, т. I, c. 157].

Не принимая разрушения деревни, лирический герой ощущает себя загнанным зверем, готовым в последнем смертельном прыжке кинуться на врагов: «О, привет тебе, зверь мой любимый! / Ты не даром даёшься ножу! / Как и ты, я, отвсюду гонимый, / Средь железных врагов прохожу. // Как и ты, я всегда наготове, / И хоть слышу победный рожок, / Но отпробует вражеской крови / Мой последний, смертельный прыжок» [2, т. I, c. 158].

В августе 1923 года С.А. Есенин посвящает стихотворение «Заметался пожар голубой», открывающее цикл «Любовь хулигана», Августе Миклашевской.

Основной темой стихотворения является неожиданное чувство, полностью изменившее мироощущение героя, а сюжет охватывает практически всю жизнь поэта, совмещая разные времена. Есенин вспоминает о своих ошибках, падкости на женщин и алкоголь, безудержном веселье. Он сравнивает себя с запущенным садом, говорит о том, что не в силах был устоять перед разными искушениями, при этом С.А. Есенин ставит в один ряд женщин и «зелие». Это ещё больше увеличивает пропасть между его прошлыми увлечениями и новой любовью к Августе Миклашевской:

Был я весь - как запущенный сад,
Был на женщин и зелие падкий.
Разонравилось пить и плясать
И терять свою жизнь без оглядки [2, т. I, c. 187].

«Зелие», вино здесь для лирического героя- атрибут прошлой жизни, жизни до настоящей любви.

С.А. Есенин первоначально очаровывается революцией, создаёт в цикле маленьких поэм 1916-1918 гг. свою революционно-религиозную утопию с крестьянином и деревней в центре. Однако Россия меняется буквально на глазах, и очень скоро поэт осознаёт, что в новом мире ему нет места. Пытаясь быть вне политики, но примириться с социализмом, С.А. Есенин очень скоро оказывается на задворках литературы. Его стихотворения, посвящённые красоте русской природы и пронизанные любовью к родине, у нового поколения, выросшего на лозунгах и агитационных материалах, не вызывают сочувствия. Поэтому в 1924 году он создаёт поэму «Русь уходящая», в которой пытается выплеснуть всё то, что накипело у него на душе:

Друзья! Друзья!
Какой раскол в стране,
Какая грусть в кипении весёлом!
Знать, оттого так хочется и мне,
Задрав штаны,
Бежать за комсомолом [2, т. II, c. 102].

Единственным утешением поэта является вино, благодаря которому он на время забывает о своих горестях: «И я, я сам - / Не молодой, не старый, / Для времени навозом обречён. / Не потому ль кабацкий звон гитары / Мне навевает сладкий сон?» [2, т. II, c. 103]. Но при этом поэт подчеркивает, что ему не вылечить душу таким древним способом, и, видимо, вряд ли удастся найти свое место в новом мире, который его не принимает: «Я знаю, грусть не утопить в вине, / Не вылечить души / Пустыней и отколом. / Знать, оттого так хочется и мне, / Задрав штаны, / Бежать за комсомолом» [2, т. II, c. 106].

Ещё один сборник стихотворений С.А. Есенина – «Персидские мотивы» - был написан во время трёх поездок в Грузию и Азербайджан, с осени 1924 по август 1925 года. К началу работы над циклом поэт обретает так необходимое ему душевное равновесие, которое и сам он считал важнейшей предпосылкой дальнейшей поэтической деятельности. Это свое состояние С.А. Есенин и выражает в первых же строках персидского цикла: «Улеглась моя былая рана - / Пьяный бред не гложет сердце мне». В цикле «Персидские мотивы» традиционные для поэзии темы - любовь, искусство, тоска - окрашены в восточный колорит: «Синими цветами Тегерана / Я лечу их нынче в чайхане» [2, т. I, c. 248].

Уже в этом первом стихотворении, созданном в октябре 1924 года, чувствуется тот поэтический колорит, который окрашивает весь цикл в целом [3, c. 19]. «Вместо крепкой водки и вина» появляется «красный чай», вместо кабака - чайхана. Поэта окружают розы, сады, «воздух прозрачный и синий». Он ощущает себя в обществе девушки, «что лицом похожа на зарю», и за одно движение прелестного стана готов подарить ей и шаль из Хороссана и ковер ширазский. Теперь он далек и от поцелуев за деньги и от кинжальных хитростей и драк. П.Ф. Юшин отмечает: «Так возникает атмосфера, в обстановке которой по-иному чувствует себя поэт и по-иному решает близкие ему темы. Он уже очень далеко ушел от того состояния, когда "с головой, как керосиновая лампа на плечах", шёл переулком знакомым в кабак, где его окружали проститутки, пьяный угар, сифилитики, скука и безнадежность» [4, c. 318].

Радость жизни, устойчивый оптимизм пронизывают многие стихотворения цикла. Теперь поэт опьянен «иною кровь отрезвляющею влагой». Даже само слово «пить», так часто встречающееся в «Москве кабацкой» в значении «напиваться пьяным», приобретает в «персидских» стихотворениях иной смысл. Уже не спирт, а красный чай пьет поэт, а пьянеет от ароматов южной природы («Голубая родина Фирдуси»): «Я сегодня пью в последний раз / Ароматы, что хмельны, как брага» [2, т. I, c. 265].

Для лирики 1924-1925 годов характерна философско-элегическая концепция приятия жизни и смерти. Мотив опьянения сопрягается с погружением лирического героя в мир природы. В цикле 1924 г. он признаётся: «Как не любить мне вас, цветы? / Я с вами выпил бы на «ты»» [2, т. VI, c. 203]. Параллелизм «клён» - «лирическая личность» («Клён ты мой опавший, клён заледенелый…», 1925) также включает мотив опьянения - клён уподобляется пьяному сторожу: «И, как пьяный сторож, выйдя на дорогу, / Утонул в сугробе, приморозил ногу». Лирический герой идёт «с дружеской попойки». Опьянение возвращает ему ощущение молодости: «Сам себе казался я таким же клёном, / Только не опавшим, а вовсю зелёным». Жизнеутверждающий аспект состояния опьянения сопрягает лирического героя с миром природы, в котором деревья олицетворяются – вербе и сосне герой «распевает песни. В финале опьянение достигает кульминации: «И, утратив скромность, одуревши в доску, / Как жену чужую, обнимал берёзку» [2, т. VI, c. 233]. Жизнеутверждающая эмоциональная окрашенность имманентна стихотворению «Ну целуй меня, целуй, / Хоть до крови, хоть до боли» (1925): «Опрокинутая кружка / Средь весёлых не для нас. / Понимай, моя подружка, / На земле живут лишь раз!» Лирический герой предчувствует скорую смерть: «Ну, целуй же! Так хочу я. / Песню тлен пропел и мне. / Видно, смерть мою почуял / Тот, кто вьется в вышине» [2, т. I, c. 221]. Но трагедия умирания преодолевается радостью жизни – вином и любовью: «И чтоб свет над полной кружкой / Лёгкой пеной не погас - / Пей и пой, моя подружка: / На земле живут лишь раз!» [2, т. I, c. 222].

Таким образом, мотив опьянения в творчестве С.А. Есенина отличается семантической поливалентностью. Так, в ранней лирике мотив опьянения репрезентируется как опьянение чувствами, мечтами, любовью. Позже, в циклах стихотворений «Москва кабацкая», «Любовь хулигана» алкогольный мотив звучит весьма настойчиво. Пьяный разгул приобретает отрицательный контекст, принимает форму зелья, уносящего героя в забытье, становится способом выражения оппозиционных настроений поэта. Переломным становится стихотворение «Заметался пожар голубой» 1923 года, в котором зелье превращается в атрибут прошлой разгульной жизни. Лирический герой отказывается от вина ради настоящей любви. В позднем творчестве, в цикле «Персидские мотивы» С.А. Есенин окончательно уходит от разгульной «винной» темы. Теперь поэт опьянен не алкоголем, а радостью, красотой возлюбленной и ароматами южной природы. Кабак сменяется чайханой, а вымышленная Персия позволяет залечить душевные раны, а фантазиями о «голубой родине Фирдуси» лирический герой пытается преодолеть тоску о разрушенной России. Лирика 1924-1925 годов открывает новый аспект мотива опьянения в творческой практике С.А. Есенина. Вино и опьянение раскрепощают лирического героя, позволяют ему слиться с антропоморфным миром природы – цветами, вербой, клёном, сосной, берёзкой. Мотив опьянения в конце творческого пути С.А. Есенина сопрягается с преодолением трагедии умирания, утверждением ценности жизни и умением принимать всю полноту бытия и мироздания («Свищет ветер, серебряный ветер…», 1925):

Жить нужно легче, жить нужно проще,

Всё принимая, что есть на свете.

Вот почему, обалдев, над рощей

Свищет ветер, серебряный ветер [2, т. I, c. 290].

Литература:

1. Шейхмамбетов С. Р. Вечно молодая поэзия // Филология и лингвистика в современном обществе: материалы IV Международной научной конференции (Москва, июнь 2016 г.). - М.: Буки-Веди, 2016. - С. 54-56.

2. Есенин С.А. Полное собрание сочинений. В 7-ми томах. Т. 1. Стихотворения. – М.: «Наука» - «Голос», 1995. – 672 с. - Т. 2. Стихотворения (Маленькие поэмы). – М., 1997. – 464 с. – Т. 4. Изд. 2-е. Стихотворения, не вошедшие в «Собрание стихотворений». – М., 2004. – 544 с.

3. Белоусов В. Персидские мотивы. - М.: Знание, 1968. – 80 с.

4. Юшин П.Ф. Сергей Есенин. Идейно-творческая эволюция. – М.: Издательство Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова, 1969. – 480 с.