Сборник русских народных сказок

Сборник русских народных сказок

 Оглавление

Бобовое зернышко

или-были петушок да курочка. Рылся петушок и вырыл бобок.

- Ко-ко-ко, курочка, ешь бобовое зернышко!

- Ко-ко-ко, петушок, ешь сам!

Съел петушок зернышко и подавился. Позвал курочку:

- Сходи, курочка, к речке, попроси водицы напиться. Побежала курочка к речке:

- Речка, речка, дай мне водицы: петушок подавился бобовым зернышком! Речка говорит:

- Сходи к липке, попроси листок, тогда дам водицы.

Побежала курочка к липке:

- Липка, липка, дай мне листок! Отнесу листок речке - речка даст водицы петушку напиться: петушок подавился бобовым зернышком.

Липка говорит:

- Сходи к девушке, попроси нитку. Побежала курочка:

- Девушка, девушка, дай нитку! Отнесу нитку липке - липка даст листок, отнесу листок речке - речка даст водицы петушку напиться: петушок подавился бобовым зернышком.

Девушка отвечает:

- Сходи к гребенщикам, попроси гребень, тогда дам нитку.

Курочка прибежала к гребенщикам:

- Гребенщики, гребенщики, дайте мне гребень! Отнесу гребень девушке - девушка даст нитку, отнесу нитку липке - липка даст листок, отнесу листок речке - речка даст водицы петушку напиться: петушок подавился бобовым зернышком.

Гребенщики говорят:

- Сходи к калашникам, пусть дадут нам калачей. Побежала курочка к калашникам:

- Калашники, калашники, дайте калачей! Калачи отнесу гребенщикам - гребенщики дадут гребень, отнесу гребень девушке - девушка даст нитку, нитку отнесу липке - липка даст листок, листок отнесу речке - речка даст водицы петушку напиться: петушок подавился бобовым зернышком.

Калашники говорят:

- Сходи к дровосекам, пусть нам дров дадут. Пошла курочка к дровосекам:

- Дровосеки, дровосеки, дайте дров! Отнесу дрова калашникам - калашники дадут калачей, калачи отнесу гребенщикам - гребенщики дадут гребень, гребень отнесу девушке - девушка даст нитку, нитку отнесу липке - липка даст листок, листок отнесу речке - речка даст водицы петушку напиться: петушок подавился бобовым зернышком.

Дровосеки дали курочке дров.

Отнесла курочка дрова калашникам - калашники дали ей калачей, калачи отдала гребенщикам - гребенщики дали ей гребень, отнесла гребень девушке - девушка дала ей нитку, нитку отнесла липке - липка дала листок, отнесла листок речке - речка дала водицы.

Петушок напился, и проскочило зернышко.

Запел петушок:

- Ку-ка-ре-куу!

Лиса и журавль

иса с журавлем подружилась.

Вот и вздумала однажды лиса угостить журавля, пошла звать его к себе в гости:

— Приходи, куманёк, приходи, дорогой! Уж как я тебя угощу!

Идёт журавль на званый пир, а лиса наварила манной каши и размазала ее по тарелке. Подала и потчует:

— Покушай, мой голубчик куманек! Сама стряпала.

Журавль хлоп-хлоп носом, стучал-стучал, ничего не попадает. А лисица в это время лижет себе да лижет кашу — так всю сама и скушала. Каша съедена; лисица и говорит:

— Не обессудь, любезный кум! Больше потчевать нечем!

— Спасибо, кума, и на этом! Приходи ко мне в гости.

На другой день приходит лиса, а журавль приготовил окрошку, положил в кувшин с узким горлышком, поставил на стол и говорит:

— Кушай, кумушка! Не стыдись, голубушка.

Лисица начала вертеться вокруг кувшина, и так зайдет и этак, и лизнет его и понюхает; толку всё нет как нет! Не лезет голова в кувшин. А журавль меж тем клюет себе да клюет, пока все поел.

— Ну, не обессудь, кума! Больше угощать нечем.

Взяла лису досада: думала, что наестся на целую неделю, а домой пошла, как несолоно хлебала. С тех пор и дружба у лисы с журавлем врозь.

Гуси-лебеди

или старичок со старушкою; у них была дочка да сынок маленький.

- Дочка, дочка! - говорила мать. - Мы пойдем на работу, принесем тебе булочку, сошьем платьице, купим платочек; будь умна, береги братца, не ходи со двора.

Старшие ушли, а дочка забыла, что ей приказывали; посадила братца на травке под окошком, а сама побежала на улицу, заигралась, загулялась. Налетели гуси-лебеди, подхватили мальчика, унесли на крылышках.

Пришла девочка, глядь - братца нету! Ахнула, кинулась туда-сюда - нету! Кликала, заливалась слезами, причитывала, что худо будет от отца и матери, - братец не откликнулся!

Выбежала в чистое поле; метнулись вдалеке гуси-лебеди и пропали за темным лесом.

Гуси-лебеди давно себе дурную славу нажили, много шкодили и маленьких детей крадывали; девочка угадала, что они унесли ее братца, бросилась их догонять. Бежала, бежала, стоит печка.

- Печка, печка, скажи, куда гуси полетели?

- Съешь моего ржаного пирожка, - скажу.

- О, у моего батюшки пшеничные не едятся!

Печь не сказала.

Побежала дальше, стоит яблонь.

- Яблонь, яблонь, скажи, куда гуси полетели?

- Съешь моего лесного яблока, - скажу.

- О, у моего батюшки и садовые не едятся!

Побежала дальше, стоит молочная речка, Кисельные берега.

- Молочная речка, кисельные берега, куда гуси полетели?

- Съешь моего простого киселика с молоком, - скажу.

- О, у моего батюшки и сливочки не едятся!

И долго бы ей бегать по полям да бродить по лесу, да, к счастью, попался еж; хотела она его толкнуть, побоялась наколоться и спрашивает:

- Ежик, ежик, не видал ли, куда гуси полетели?

- Вон туда-то! - указал.

Побежала - стоит избушка на курьих ножках, стоит-поворачивается. В избушке сидит баба-яга, морда жилиная, нога глиняная; сидит и братец на лавочке, играет золотыми яблочками. Увидела его сестра, подкралась, схватила и унесла; а гуси за нею в погоню летят; нагонят злодеи, куда деваться? Бежит молочная речка, кисельные берега.

- Речка-матушка, спрячь меня!

- Съешь моего киселика!

Нечего делать, съела. Речка ее посадила под бережок, гуси пролетели. Вышла она, сказала: “Спасибо!” - и опять бежит с братцем; а гуси воротились, летят навстречу. Что делать? Беда! Стоит яблонь.

- Яблонь, яблонь-матушка, спрячь меня!

- Съешь мое лесное яблочко!

Поскорей съела. Яблонь ее заслонила веточками, прикрыла листиками; гуси пролетели. Вышла и опять бежит с братцем, а гуси увидели - да за ней; совсем налетают, уж крыльями бьют, того и гляди - из рук вырвут! К счастью, на дороге печка.

- Сударыня печка, спрячь меня!

- Съешь моего ржаного пирожка!

Девушка поскорей пирожок в рот, а сама в печь, села в устьецо. Гуси полетали-полетали, покричали-покричали и ни с чем улетели.

А она прибежала домой, да хорошо еще, что успела прибежать, а тут и отец и мать пришли.

Крошечка-Хаврошечка

ы знаете, что есть на свете люди и хорошие, есть и похуже, есть и такие, которые бога не боятся, своего брата не стыдятся: к таким-то и попала Крошечка-Хаврошечка. Осталась она сиротой маленькой; взяли ее эти люди, выкормили и на свет божий не пустили, над работою каждый день занудили, заморили; она и подает, и прибирает, и за всех и за все отвечает.

А были у хозяйки три дочери большие. Старшая звалась Одноглазка, средняя - Двуглазка, а меньшая - Триглазка; но они только и знали у ворот сидеть, на улицу глядеть, а Крошечка-Хаврошечка на них работала, их обшивала, для них и пряла и ткала, а слова доброго никогда не слыхала. Вот то-то и больно - ткнуть да толкнуть есть кому, а приветить да приохотить нет никого!

Выйдет, бывало, Крошечка-Хаврошечка в поле, обнимет свою рябую корову, ляжет к ней на шейку и рассказывает, как ей тяжко жить-поживать:

- Коровушка-матушка! Меня бьют, журят, хлеба не дают, плакать не велят. К завтрему дали пять пудов напрясть, наткать, побелить, в трубы покатать.

А коровушка ей в ответ:

- Красная девица! Влезь ко мне в одно ушко, а в другое вылезь - все будет сработано.

Так и сбывалось. Вылезет красная девица из ушка - все готово: и наткано, и побелено, и покатано.

Отнесет к мачехе; та поглядит, покряхтит, спрячет в сундук, а ей еще больше работы задаст. Хаврошечка опять придет к коровушке, в одно ушко влезет, в другое вылезет и готовенькое возьмет принесет.

Дивится старуха, зовет Одноглазку:

- Дочь моя хорошая, дочь моя пригожая! Доглядись, кто сироте помогает: и ткет, и прядет, и в трубы катает?

Пошла с сиротой Одноглазка в лес, пошла с нею в поле; забыла матушкино приказанье, распеклась на солнышке, разлеглась на травушке; а Хаврошечка приговаривает:

- Спи, глазок, спи, глазок!

Глазок заснул; пока Одноглазка спала, коровушка и наткала и побелила. Ничего мачеха не дозналась, послала Двуглазку. Эта тоже на солнышке распеклась и на травушке разлеглась, матернино приказанье забыла и глазки смежила; а Хаврошечка баюкает;

- Спи, глазок, спи, другой!

Коровушка наткала, побелила, в трубы покатала; а Двуглазка все еще спала.

Старуха рассердилась, на третий день послала Триглазку, а сироте еще больше работы дала. И Триглазка, как ее старшие сестры, попрыгала-попрыгала и на травушку пала. Хаврошечка поет:

- Спи, глазок, спи, другой! - а об третьем забыла. Два глаза заснули, а Третий глядит и все видит, все - как красная девица в одно ушко влезла, в другое вылезла и готовые холсты подобрала. Все, что видела, Триглазка матери рассказала; старуха обрадовалась, на другой же день пришла к мужу:

- Режь рябую корову! Старик так, сяк:

- Что ты, жена, в уме ли? Корова молодая, хорошая!

- Режь, да и только!

Наточил ножик...

Побежала Хаврошечка к коровушке:

- Коровушка-матушка! Тебя хотят резать.

- А ты, красная девица, не ешь моего мяса; косточки мои собери, в платочек завяжи, в саду их рассади и никогда меня не забывай, каждое утро водою их поливай.

Хаврошечка все сделала, что коровушка завещала: голодом голодала, мяса ее в рот не брала, косточки каждый день в саду поливала, и выросла из них яблонька, да какая - боже мой! Яблочки на ней висят наливные, листвицы шумят золотые, веточки гнутся серебряные; кто ни едет мимо - останавливается, кто проходит близко - тот заглядывается.

Случилось раз - девушки гуляли по саду; на ту пору ехал по полю барин - богатый, кудреватый, молоденький. Увидел яблочки, затрогал девушек:

- Девицы-красавицы! - говорит он. - Которая из вас мне яблочко поднесет, та за меня замуж пойдет.

И бросились три сестры одна перед другой к яблоньке. А яблочки-то висели низко, под руками были, а то вдруг поднялись высоко-высоко, далеко над головами стали. Сестры хотели их сбить - листья глаза засыпают, хотели сорвать - сучья косы расплетают; как ни бились, ни метались - ручки изодрали, а достать не могли.

Подошла Хаврошечка, и веточки приклонились, и яблочки опустились. Барин на ней женился, и стала она в добре поживать, лиха не знавать.

Иванушка-дурачок

ыл-жил старик со старухой; у них было три сына: двое умные, третий - Иванушка-дурачок. Умные-то овец в поле пасли, а дурак ничего не делал, все на печке сидел да мух ловил.

В одно время наварила старуха аржаных клецок и говорит дураку:

- На-ко, снеси эти клецки братьям; пусть поедят.

Налила полный горшок и дала ему в руки; побрел он к братьям. День был солнечный; только вышел Иванушка за околицу, увидел свою тень сбоку и думает:

“Что это за человек? Со мной рядом идет, ни на шаг не отстает: верно, клецок захотел?” И начал он бросать на свою тень клецки, так все до единой и повыкидал; смотрит, а тень все сбоку идет.

- Эка ненасытная утроба! - сказал дурачок с сердцем и пустил в нее горшком - разлетелись черепки в разные стороны.

Вот приходит с пустыми руками к братьям; те его спрашивают:

- Ты, дурак, зачем?

- Вам обед принес.

- Где же обед? Давай живее.

- Да вишь, братцы, привязался ко мне дорогою незнамо какой человек да все и поел!

- Какой такой человек?

- Вот он! И теперь рядом стоит!

Братья ну его ругать, бить, колотить; отколотили и заставили овец пасти, а сами ушли на деревню обедать.

Принялся дурачок пасти; видит, что овцы разбрелись по полю, давай их ловить да глаза выдирать. Всех переловил, всем глаза выдолбил, собрал стадо в одну кучу и сидит себе радёхонек, словно дело сделал. Братья пообедали, воротились в поле.

- Что ты, дурак, натворил? Отчего стадо слепое?

- Да почто им глаза-то? Как ушли вы, братцы, овцы-то врозь рассыпались, а я и придумал: стал их ловить, в кучу сбирать, глаза выдирать - во как умаялся!

- Постой, еще не так умаешься! - говорят братья и давай угощать его кулаками; порядком-таки досталось дураку на орехи!

Ни много ни мало прошло времени, послали старики Иванушку-дурачка в город к празднику по хозяйству закупать. Всего закупил Иванушка: и стол купил, и ложек, и чашек, и соли; целый воз навалил всякой всячины. Едет домой, а лошаденка такая, знать, неудалая: везет - не везет!

“А что, - думает себе Иванушка, - ведь у лошади четыре ноги и у стола тоже четыре, так стол-от и сам добежит”.

Взял стол и выставил на дорогу. Едет-едет, близко ли, далеко ли, а вороны так и вьются над ним да все каркают.

“Знать, сестрицам поесть-покушать охота, что так раскричались!”-подумал дурачок. Выставил блюда с яствами наземь и начал потчевать:

- Сестрицы-голубушки! Кушайте на здоровье.

А сам все вперед да вперед подвигается.

Едет Иванушка перелеском; по дороге все пни обгорелые.

“Эх, - думает, ребята-то без шапок; ведь озябнут, сердечные!”

Взял понадевал на них горшки да корчаги. Вот доехал Иванушка до реки, давай лошадь поить, а она все не пьет.

“Знать, без соли не хочет!”- и ну солить воду. Высыпал полон мешок соли, лошадь все не пьет.

- Что же ты не пьешь, волчье мясо? Разве задаром я мешок соли высыпал?

Хватил ее поленом, да прямо в голову - и убил наповал. Остался у Иванушки один кошель с ложками, да и тот на себе понес. Идет - ложки назади так и брякают: бряк, бряк, бряк! А он думает, что ложки-то говорят: “Иванушка-дурак!”- бросил их и ну топтать да приговаривать:

- Вот вам Иванушка-дурак! Вот вам Иванушка-дурак! Еще вздумали дразнить, негодные! Воротился домой и говорит братьям:

- Все искупил, братики!

- Спасибо, дурак, да где ж у тебя закупки-то?

- А стол-от бежит, да, знать, отстал, из блюд сестрицы кушают, горшки да корчаги ребятам в лесу на головы понадевал, солью-то пойло лошади посолил; а ложки дразнятся - так я их на дороге покинул.

- Ступай, дурак, поскорее! Собери все, что разбросал по дороге!

Иванушка пошел в лес, снял с обгорелых пней корчаги, повышибал днища и надел на батог корчаг с дюжину всяких: и больших и малых. Несет домой. Отколотили его братья; поехали сами в город за покупками, а дурака оставили домовничать. Слушает дурак, а пиво в кадке так и бродит, так и бродит.

- Пиво, не броди! Дурака не дразни! - говорит Иванушка.

Нет, пиво не слушается; взял да и выпустил все из кадки, сам сел в корыто, по избе разъезжает да песенки распевает.

Приехали братья, крепко осерчали, взяли Иванушку, зашили в куль и потащили к реке. Положили куль на берегу, а сами пошли прорубь осматривать.

На ту пору ехал какой-то барин мимо на тройке бурых; Иванушка и ну кричать:

- Садят меня на воеводство судить да рядить, а я ни судить, ни рядить не умею!

- Постой, дурак, - сказал барин, - я умею и судить и рядить; вылезай из куля!

Иванушка вылез из куля, зашил туда барина, а сам сел в его повозку и уехал из виду. Пришли братья, спустили куль под лед и слушают; а в воде так и буркает.

- Знать, бурка ловит! - проговорили братья и побрели домой.

Навстречу им, откуда ни возьмись, едет на тройке Иванушка, едет да прихвастывает:

- Вот-ста каких поймал я лошадушек! А еще остался там сивко - такой славный!

Завидно стало братьям; говорят дураку:

- Зашивай теперь нас в куль да спускай поскорей в прорубь! Не уйдет от нас сивко...

Опустил их Иванушка-дурачок в прорубь и погнал домой пиво допивать да братьев поминать.

Был у Иванушки колодец, в колодце рыба елец, а моей сказке конец.

Похороны козла

или старик со старухою; не было у них ни одного детища, только и был, что козел: тут все и животы. Старик никакого мастерства не знал, плел одни лапти - только тем и питался. Привык козел к старику: бывало, куда старик ни пойдет из дому, козел бежит за ним.

Вот однажды случилось идти старику в лес за лыками, и козел за ним побежал.

Пришли в лес; старик начал лыки драть, а козел бродит там и сям и травку щиплет; щипал, щипал, да вдруг передними ногами и провалился в рыхлую землю, начал рыться и вырыл котелок с золотом.

Видит старик, что козел гребет землю, подошел к нему и увидал золото; несказанно возрадовался, побросал свои лыки, подобрал деньги - и домой. Рассказал обо всем старухе.

- Ну, старик, - говорит старуха, - это нам бог дал такой клад на старость за то, что столько лет с тобою потрудились в бедности. А теперь поживем в свое удовольствие.

- Нет, старуха! - отвечал ей старик. - Эти деньги нашлись не нашим счастьем, а козловым; теперича нам жалеть и беречь козла пуще себя!

С тех пор стали они жалеть и беречь козла пуще себя, стали за ним ухаживать да и сами-то поправились - лучше быть нельзя. Старик позабыл, как и лапти-то плетут; живут себе поживают, никакого горя не знают.

Вот через некоторое время козел захворал и издох. Стал старик советоваться со старухою, что делать:

- Коли выбросить козла собакам, так нам за это будет перед богом и перед людьми грешно, потому что все счастье наше мы через козла получили. А лучше пойду я к попу и попрошу похоронить козла по-христиански, как и других покойников хоронят.

Собрался старик, пришел к попу и кланяется:

- Здравствуй, батюшка!

- Здорово, свет! Что скажешь?

- А вот, батюшка, пришел к твоей милости с просьбою, у меня на дому случилось большое несчастье: козел помер. Пришел звать тебя на похороны.

Как услышал поп такие речи, крепко рассердился, схватил старика за бороду и ну таскать по избе!

- Ах ты, окаянный, что выдумал - вонючего козла хоронить!

- Да ведь этот козел, батюшка, был совсем православный; он отказал тебе двести рублей.

- Послушай, старый хрыч! - сказал поп. - Я тебя не за то бью, что зовешь козла хоронить, а зачем ты по сю пору не дал мне знать о его кончине: может, он у тебя уж давно помер.

Взял поп с мужика двести рублей и говорит:

- Ну, ступай же скорее к отцу дьякону, скажи, чтобы приготовлялся; сейчас пойдем козла хоронить. Приходит старик к дьякону и просит:

- Потрудись, отец дьякон, приходи ко мне в дом на вынос.

- А кто у тебя помер?

- Да вы знавали моего козла, он-то и помер! Как зачал дьякон хлестать его с уха на ухо!

- Не бей меня, отец дьякон! - говорит старик. - Ведь козел-то был, почитай, совсем православный; как умирал, тебе сто рублей отказал за погребение.

- Эка ты стар и глуп! - сказал дьякон. - Что ж ты давно не известил меня о его преславной кончине; ступай скорее к дьячку: пущай прозвонит по козловой душе!

Прибегает старик к дьячку и просит:

- Ступай, прозвони по козловой душе. И дьячок рассердился, начал старика за бороду трепать.

Старик кричит:

- Отпусти, пожалуй, ведь козел-то был православный, он тебе за похороны пятьдесят рублей отказал!

- Что ж ты до этих пор копаешься! Надобно было пораньше сказать мне: следовало бы давно уж прозвонить!

Тотчас бросился дьячок на колокольню и начал валять во все колокола.

Пришли к старику поп и дьякон и начали похороны отправлять; положили козла в гроб, отнесли на кладбище и закопали в могилу.

Вот стали про то дело говорить промеж себя прихожане, и дошло до архиерея, что-де поп козла похоронил по-христиански. Потребовал архиерей к себе на расправу старика с попом:

- Как вы смели похоронить козла? Ах вы, безбожники!

- Да ведь этот козел, - говорит старик, - совсем был не такой, как другие козлы: он перед смертью отказал вашему преосвященству тысячу рублей.

- Эка ты глупый, старик! Я не за то сужу тебя, что козла похоронил, а зачем ты его заживо маслом не соборовал!

Взял тысячу и отпустил старика и попа по домам.

Хорошо, да худо

стретились на дороге барин и мужик.

- Мужик, откуда ты?

- Издалеча, барин!

- А откуда?

- Из Ростова города, а барина Толстова.

- А велик ли город?

- Не мерил.

- А силен?

- Не боролся.

- Что ж там почем?

- Рожь да овес по мешкам, табак по рожкам, пряники по лавкам, калачи по санкам.

- А за чем ездил?

- За покупкой дорогою: за мерою гороха.

- Вот это хорошо!

- Хорошо, да не дюже!

- А что ж?

- Ехал да рассыпал.

- Вот это худо!

- Худо, да не дюже!

- А что ж?

- Рассыпал-то меру, а подгреб-то две!

- А вот это хорошо!

- Хорошо, да не дюже!

- Да что ж?

- Посеял, да редок.

- Вот это худо!

- Худо, да не дюже!

- А что ж?

- Хоть редок, да стручист!

- Вот это хорошо!

- Хорошо, да не совсем!

- А что ж?

- Поповы свиньи повадились горох топтать-топтать да и вытоптали.

- Этак худо!

- Худо, да не дюже!

- А что ж?

- Я поповых свиней убил да два чана свежины насолил.

- Вот это хорошо!

- Хорошо, да не дюже!

- А что ж?

- Поповы собаки повадились свежину таскать-таскать да повытаскали.

- Вот это худо!

- Худо, да не дюже!

- А что ж?

- Я тех собак убил да жене шубу сшил.

- Вот это хорошо!

- Хорошо, да не дюже!

- А что ж?

- Пошла моя жена мимо попова двора; поп-то узнал да шубу снял.

- Вот это худо!

- Худо, да не дюже!

- А что ж?

- Я с попом судился-судился, сивого мерина да рыжую корову спустил - вот мое дело и выгорело.