"Символ колокола в поэзии А. Башлачева". Научная статья ученика 11-го класса

П.Н. Плясун

Гимназия «Арт-Этюд»,

Екатеринбург, Россия

Научный руководитель – Баруткина М. О.

Название: Символ колокола в поэзии А. Башлачева

Аннотация: В статье анализируется колокол как символ в поэзии Александра Башлачева. Колокол является значимым концептом русской культуры в целом, и литературы в частности. Целью исследования является попытка продемонстрировать, как раскрывается художественный мир и философия автора в понимании этого символа. Материалом исследования являются стихотворения Башлачева, в которых дается авторская интерпретация символа колокола, и производного от него колокольного звона.

Ключевые слова: Башлачев, символ колокола, рок-поэзия.

Колокол тесно связан с историей России — он звучал перед вечевыми собраниями в республиканском Новгороде, обозначал начало и конец церковных служб, заменял своим звоном часы. Его образ — важная часть нашей культуры, и, соответственно, не раз встречается в русских произведениях искусства: в эпоху Ивана Грозного, в Лицевом летописном своде, также известном как «Царь-книга», насчитывается несколько десятков рисунков литья, установки и починки колоколов; Рахманинов и Свиридов, крупные композиторы XX века, посвящали свои произведения колоколам («Колокола», Op.35, Рахманинов С. В.; «Колокола и рожки», Свиридов Г. В.); С. Есенин в поэме “Марфа Посадница” неоднократно использует образ колокола. В поэзии рокера Александра Башлачева колокол — символ широкий, важный, хоть и встречается нечасто.

Следует сразу отметить, что ситуация с рок-поэзией в Советском Союзе складывалась по-особенному. Рок-культура была под строгим контролем государства, а это значило, что характерные для нее бунтарские мотивы нужно было либо подавлять, либо искусно прятать. Но к концу Советского Союза государство стало немного свободнее — уже в 1986, например, Виктор Цой выпускает пластинку «Последний герой», в которой содержится известная «Хочу перемен!», в девяностом Борис Гребенщиков поет о «поезде в огне». В это же время творит Александр Башлачев — фигура для русского рока и поэзии не менее значимая, чем вышеперечисленные, но менее известная, ввиду отсутствия качественных, студийных записей песен рокера.

Александр Башлачев родился в 1960 году, рос в благополучной семье. После школы, в 1978 году, поступает на журфак УрГУ в Свердловске. Там он учится до 1983 года — и именно в это время в нем просыпается дар поэта. Александр писал стихи и ранее, для группы «Рок-Сентябрь», но это, в лучшем случае, можно назвать пробой пера. А в восемьдесят третьем году появляются первые относительно известные его песни — например, «Грибоедовский вальс».

Толковый словарь С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой дает следующее определение символу: «То, что служит условным знаком какого-н. понятия, явления, идеи» [Ожегов, Шведова: http://lib.ru/DIC/OZHEGOW/ozhegow_s_q.txt ], естественно полагать, что понятие символа глубже и сложнее этого определения. Как предлагает советский и российский филолог и культуролог Аверинцев С.С.: «СИМВОЛ художественный – универсальная категория эстетики, лучше всего поддающаяся раскрытию через сопоставление со смежными категориями образа, с одной стороны, и знака – с другой» [Аверинцев 2001: 155]. При этом, как подчеркивает автор, проще сказать, чем символ не является: символ — не аллегория, т. к. его невозможно понять только рационально, и он в отличие от аллегории требует «вживания», эмоционального понимания его сути; символ — не образ и не знак, но нечто, расположенное между этими двумя «полюсами» - материальностью, телесностью образа и семантикой знака. Подобное определение дает и советский искусствовед Губер А. А.: «...Акт понимания этого образа тем существеннее отличается от акта понимания аллегории, что значимость образа предоставляется возможность усмотрения не одного единственного понятия, а неопределённую множественность их, объединённых одной идеей, идеей данной поэмы, данного образа…Такое взаимопроникновение образа и значения, "тожество общего и особого" я называю символом, что не противоречит, кстати сказать, установившейся в литературе традиции» [Губер 1927: 125]. Русский литературовед, филолог и семиотик Юрий Лотман писал: «...представление о символе связано с идеей некоторого содержания, которое, в свою очередь, служит планом выражения для другого, как правило культурно более ценного, содержания» [Лотман 1992: 191]. Из всего вышесказанного мы можем сделать вывод, что символ — явление, распространяющее свое значение далеко за рамки своей образности, которое нельзя анализировать с сугубо рациональной, объективистской, или, напротив, исключительно субъективной, чувственной точек зрения — в первом случае мы будем вынуждены прийти к конечному значению символа (и, следовательно, признанию какой-либо его трактовки единственно верной), что несовместимо с его бесконечно интертекстуальной сутью; во втором случае мы рискуем «заглушить» собственное значение символа и авторское видение своим восприятием, начать говорить «за символ».

Определив, что для нас будет значить символ, рассмотрим появления колокола в поэзии Башлачева. Мы смогли выделить два родственных друг другу символа: непосредственно колокол и производный от него колокольный звон.

Говоря о колоколе как о символе, нельзя не вспомнить самое знаковое творение поэта - «Время колокольчиков». Это неофициальный гимн русского андерграундного рока. Башлачев рассказывает историю, главным героем которой являемся «мы» — народ. Начало носит оттенок легенды: «Долго шли — зноем и морозами./ Все снесли — и остались вольными./Если плач — не жалели соли мы./ Если пир — сахарного пряника.» [Башлачев: http://lib.ru/KSP/bashlach/bashtxt.txt] Жизнь простая, но наполненная смыслом. С точки зрения Башлачева, который всегда чувствовал свою причастность к истории, к «корням», такая жизнь - проверенная временем и многими людьми. Одновременно мы можем прочесть немало свидетельств тому, что автору не нравилось современное положение дел в стране, как на бытовом, так и на политическом уровне (к примеру, вот строки из «Случая в Сибири»: «...Не говорил ему за строй. Ведь сам я - не в строю») [Башлачев: http://lib.ru/KSP/bashlach/bashtxt.txt]. Незавуалированная диссидентская позиция.). Дальше происходит беда: время идет и «купола теряют золото», а «колокола сбиты и расколоты». Колокола — громкие, величественные, «народные» — пропали, а с ними и прошлая жизнь. «Мы», как народ, потеряли и важную часть культуры, заключенную в «колоколах», часть национальной особенности, а значит, и смысл. Восстановить их возможности нет. Попытки вести прежний образ жизни обращаются неудачей, ведь «...сколько лет лошади не кованы,/ Ни одно колесо не мазано». Но после Башлачев пишет: «Если нам не отлили колокол,/ Значит, здесь — время колокольчиков». В этом стихотворении можно прочесть историю целой культуры. Колокол — это народное искусство без авторства, фольклор. Оно существовало долгие годы, пока, из-за неизбежного технологического развития, разобщения или политических причин — неизвестно, не отошло на второй план. Одновременно с этим появляется личность, автор — колокольчик. Колокольчики, конечно, не такие громкие, как колокол, но их много, и все со своим, уникальным звучанием. Другими словами, в этом стихотворении читается путь индивидуализации искусства, постепенного перемещения фокуса с народа на личность. И Башлачев вовсе не противится этому, а наоборот — приветствует: «Я люблю время колокольчиков!».

В других стихотворениях колокола играют куда меньшую, но все же значимую роль. В «Имени имен» есть строки: «Имя имен взято ветром и предано колоколам» [Башлачев: http://lib.ru/KSP/bashlach/bashtxt.txt] - ведь колокола под небом способны распространить весть по всей земле. И Имя имен, будучи предано колоколам, символически стало известно и людям по всей земле. Колокол не символизирует человека напрямую, но влияет на его судьбу своим звоном.

Примечательна в этом контексте и песня «Ванюша»:

душа гуляла

душа летела

в рубашке белой

да в чистом поле

все прямо прямо,

и колокольчик

был выше храма

[Башлачев: http://lib.ru/KSP/bashlach/bashtxt.txt]

Здесь Башлачев принимает и воплощает в стихах народную идею «живого колокола», колокола, совмещенного с человеком, иногда прямо символизирующего человека. Любопытно, что Башлачев носил на груди связку из трех колокольцев, по воспоминаниям друзей, никогда не снимая её. О ней мы можем прочитать в стихотворении «Случай в Сибири»: «Я на груди своей ношу три звонких колокольца» [Башлачев: http://lib.ru/KSP/bashlach/bashtxt.txt]. Это еще одна своеобразная связь человек — колокол.

Звон — иной символ, но продолжающий подчеркивать связь с человеком, это голос колокола, то, ради чего он и был создан. Его появление мы наблюдаем в стихотворении «Спроси, звезда». Здесь Башлачев его упоминает непрямо: «Звезда! Я люблю колокольный звон...» [Башлачев: http://lib.ru/KSP/bashlach/bashtxt.txt]. Он общается со звездой, исповедуется перед ней: «спроси меня, <...> спаси меня, <...>». Колокольный звон Башлачев любит за то, что это — голос, способный противостоять смерти, в этом стихе образно выраженной «синим льдом»: «...да скоро ли сам усну, отлив себе шлем из синего льда?»; голос свыше, пронизывающий все - «С земли по воде сквозь огонь в небеса звон...». Продолжая аналогию колокола с человеком, звон подобен человеческому творчеству. Тогда становится ясно, почему звон противопоставлен смерти, «льду» - человек смертен, он уходит из этого мира, но его творчество способно пережить его, смерть над ним невластна. Выходит, колокол — некое подобие, аналог заветной лиры А. С. Пушкина из стихотворения «Я памятник себе воздвиг...» - поэт так же провозглашает победу над смертью через творчество, знание.

В безымянном стихотворении «Сядем рядом, ляжем ближе...» упоминание колокола следующее: «И погладишь в небе <...> звезду./ Ту, что рядом. Ту, что выше,/ Чем на колокольне звонкий звон.» [Башлачев: http://lib.ru/KSP/bashlach/bashtxt.txt]. Противопоставление «рядом»- «выше, чем...» подталкивает нас к тому, что звон находится где-то очень высоко, будто это верхний предел мира. Этот мотив мы видим и в «Ванюше»: «...и колокольчик\ был выше храма...». Это символ голоса души, превознесшегося надо всем миром и даже храмом (стоит вспомнить, что во многих городах храм раньше являлся самым высоким сооружением - как в случае с Успенским Собором в Москве до XVI века).

У Александра Башлачева означаемое в символе колокола все время меняется — от текста к тексту. Как пишет А. И. Николаев: «Трагическая невозможность выразить невыразимое заставляет поэта постоянно «переворачивать» сложившиеся знаковые системы, вести бесконечную игру с означаемым на «чужом» языке» [Николаев 1998: 205]. Поэтому множество повторяющихся образов в его творчестве в разных контекстах несут разный, порой полярный характер. В колоколе остается неизменным одно — неразрывная связь с человеком. О связи с человеком говорит и само строение колокола, точнее, названия его частей: голова, талия, язык и т.д. Но самое важное – это звон, который издает «человек-колокол», звук колокола останется в истории, и Башлачев уверен, что этот звон выше религиозных и политических убеждений, он противопоставлен гонениям и смерти, и это единственное, чем мы оправдаемся перед потомками.

Литература

Аверинцев С.С. София-Логос. Словарь. 2-е, испр. изд. - К.: Дух I Лiтера, 2001, с. 155-161.

Губер. А. Структура поэтического символа. Сб. "Художественная форма". Под ред. А. Г. Циреса, М., 1927, стр. 125-155.

Лассан, Э. (2014). Колокол как политический символ русской культуры (на материале русского поэтического дискурса). Политическая лингвистика, (2), 62-71.

Лотман Ю.М. Избранные статьи. Т. 1. - Таллинн, 1992. - С. 191-199.

Николаев А. И. Словесное и до-словесное в поэзии Александра Башлачева // Вопросы онтологической поэтики. Иваново, 1998. С. 203­—208.

Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. Издательство "Азъ", 1992. URL: http://lib.ru/DIC/OZHEGOW/ozhegow_s_q.txt (дата обращения: 25.03.2018)