Увидела приглашение в группу "Учительские династии" и невольно всколыхнулись воспоминания о моих маме и папе, молодость которых пришлась на годы войны.
Детство мамы было тяжёлым, она помнила "голодомор", который им пришлось пережить в 1931 году, как ели одну лебеду, превращая её в муку, и кашу из репы, как бегали со старшей сестрой зимой босиком через замёрзшую Каму, чтобы принести с другого берега вязанку хвороста, протопить печь. А вокруг выли и сверкали глазами голодные волки, но ни один из них не тронул маленьких одиноко бредущих через реку девчонок.
Рассказывала мама, как девчонкой бегала по берегу Камы и собирала кости животных, чтобы сдать ведро костей в заготконтору и получить за это атласную ленту для косы. Вспоминала, как не пускал её отец в школу, считая, что хватит и 8 классов для учёбы, а дальше надо идти работать, семье помогать, а не "дурью маяться". Но мама каждое утро выскакивала в окно и бежала огородами учиться в школу, так ей хотелось закончить 10 классов.
Мама окончила школу в июне 1941 года в селе Каракулино, которое находится на высоком берегу любимой реки Кама. Из большого класса выпускников в живых осталось всего двое - моя мама и её подруга Лиза, которая прошла всю войну медсестрой, не получив ни одного ранения. Маму в то время сберёг от мобилизации на фронт военком. В первые месяцы войны были мобилизованы все одноклассники, и, как рассказывала мама, через 2 месяца после отправки на фронт, в живых не осталось никого, кроме её подруги. Военком пожалел маленькую худенькую девчушку из бедной семьи, ростом 1,5 метра, взял её в военкомат секретарём. Через год, когда начиналась вторая волна мобилизации, он вновь спас её, направив в Молотов (Пермь), учиться в педагогическом институте по путёвке военкомата.
Я помню рассказы мамы, как она отправилась в Пермь в юбке, сшитой из большого серого платка, и лёгкой кофточке, сшитой из наволочки её старшей сестрой (мама была 12 в семье, где всего было 13 детей, но до взрослого возраста дожили только шестеро). Так началась её студенческая жизнь.
Она пухла от голода, питаясь только жареными очистками от картошки, которые ей давала жена брата (сами они ели картошку, а маме доставались только очистки от неё), падала в голодные обмороки на улице. Ей от голода отказывала память, поэтому мама закончила только 3 курса института и всю жизнь стеснялась этого факта и старалась, по-возможности, скрывать. В годы войны можно было получить диплом, в котором стояла запись об окончании учительского института, уже после 3 курса (тем, кто проучился до конца, выдавали диплом об окончании педагогического института, что было уровнем выше, и отразилось затем на педагогической пенсии: окончившие, как мама учительский институт, получали всего 40 рублей, без права работы даже уборщицей, а те, у кого было полное высшее образование - 70 рублей).
Всю жизнь мама работала учителем, сначала истории в г. Кудымкар, куда она попала по распределению, затем преподавала математику в мужской школе в Перми, потом переквалифицировалась и стала учителем начальных классов.
Папу своего я знала только по фотографиям и рассказам мамы. Он был старше её на 2 года и во время войны работал во внутренних войсках г. Кизел.
Много раз, будучи офицером, он писал рапорты, просился на фронт, но его так и не отпустили, считая, что и в тылу оборонного края нужны военные люди.
Через несколько лет после войны ему удалось добиться разрешения подать рапорт об увольнении, чтобы поехать в Пермь (тогда это был город Молотов) для поступления в Университет на исторический факультет.
Родных в Молотове у отца не было, поэтому он подрабатывал тем, что писал курсовые для студентов военного института. Его мама и папа - польский гусар - совсем молодыми переехали из Польши в Казахстан, где и родились у них 2 детей - мой папа и его старшая сестра. Мама (моя бабушка) умерла рано, ей было всего 34 года, и дед один воспитывал детей. Я не знаю, как молодой паренёк оказался на Урале, но мой дедушка до конца своих дней жил в Казахстане. Папина сестра, как и бабушка умерла в 36 лет. В этом же возрасте не стало и папы, мне тогда было всего 2 месяца от роду, я была его единственным ребёнком, поэтому, по рассказам мамы, он не спускал меня с рук, сам купал, пеленал, сам шил для меня распашонки, одеялки (одно из них долго оставалось в нашей семье, и мои дети играли на нём, сидя летом на балконе).
Папа был умнейшим человеком, обладая всеми видами феноменальной памяти. В нашей семье хранится его университетская зачётка, где нет ни одной иной оценки, кроме "отлично", ни по одному из предметов. Учился он экстерном, закончив программу пятилетнего курса за 3 года. В университете его ожидало место старшего преподавателя исторического факультета по окончании сдачи государственных экзаменов. Папа не успел сдать последний экзамен, его не стало от быстро прогрессирующей саркомы - служба во внутренних войсках в годы войны не прошла для него даром.
Мама больше так и не вышла замуж, хотя была неординарным, очень красивым и талантливым человеком. Её любили и ученики, и родители. Каждого из них она знала по имени, отчеству до самого своего последнего дня, обладая, как и папа, феноменальной памятью. Она прекрасно пела, имея абсолютный слух и красивейший по тембру голос, играла на гитаре, знала наизусть все романсы (классические, цыганские, современные) и песни, была частушечницей, великолепно танцевала.
Мамы нет уже 23 года, но все, кто знал её, до сих пор вспоминают с теплотой. Один из её учеников стал завучем школы, где работала мама, только потому что любил свою первую учительницу и всегда играл в "Клавдию Ипполитовну". Он рассказывал, как просил свою маму дать ему туфли на каблуках, надевал на себя её платье, нацеплял очки на нос, как у Клавдии Ипполитовны, потому что был уверен, только так и должен выглядеть учитель, брал палочку-указку и "учил", усаживая своих домашних за стол - это была его любимая игра "в учительницу" в детстве. Окончив школу, он не мыслил другого пути, кроме учительского поприща.
А я вспоминаю своё детство, как гуляла вдоль парт, когда закрывался на карантин мой детский сад, и заглядывала в тетради первоклашек. Дома мама позволяла мне проверять их тетради и ставить оценки. Это было моим любимейшим занятием.
Я также играла в школу, садя всех своих игрушек на диван (а у нас их было немного, поэтому и помним каждую из них). У меня была сделана небольшая игрушечная школьная доска, где я писала игрушкам примеры, обучала их буквам. Был и учительский столик, сколоченный из фанеры на деревянных ножках. Я до сих пор помню маленькие тетрадочки, классные журнальчики, которые я мастерила и расчерчивала сама, выставляя своим игрушкам оценки (в "журнале" так и писала: белка - 4, мишка - 3, поскольку он играл у меня роль слабого ученика, но 2 ему я поставить не могла - жалко было мишку, единственная кукла всегда была отличница и т. д.). Сколько себя помню, я всегда кого-то чему-то учила.
Мама родила меня поздно, поэтому понимала, что сил и здоровья у неё не хватит, чтобы дать мне высшее образование. Целый год она уговаривала меня пойти после 8 класса в музыкально-педагогическое училище. Я же, как и мама в юности, мечтала только о высшем образовании, а для этого нужно было закончить 10-летку. Но мама была упрямым и сильным человеком. Чтобы учить меня и оплачивать кооперативную квартиру, ей приходилось работать на 3 работах - вести 2 класса (лучший вариант был, когда она вела в своём же классе продлёнку, что было хорошо и для учеников, которых она выучивала всех так, чтобы даже двоечники заканчивали начальное звено на крепкие тройки). По вечерам мы мыли с ней полы в классах, каждый день ворочая тяжёлыми партами. Последние годы мама была ещё и секретарём у директора школы, так как единственная в школе в совершенстве владела печатной машинкой.
Помните, у неё был опыт работы секретаря в течение первого года войны - этого багажа ей хватило на всю жизнь, и в 50 лет, когда снова пришлось сесть за печатную машинку по просьбе директора, руки сами всё вспомнили. Печатала мама вслепую, не совершая ни одной ошибки, даже в запятых. Я просто обожала наблюдать за тем, как она печатала на огромной скорости на электрической машинке, ни разу не взглянув на клавиатуру - вот это была настоящая "песня" для меня.
Почему я столько времени уделила этому таланту мамы? Только потому, что он сыграл судьбоносную роль в моей жизни. Директор школы не разрешала маме, как она говорила, "портить судьбу дочери", и не давала ей мои документы, настаивая на учёбе в старших классах. Поэтому однажды, мама просто выкрала мои документы из сейфа директора и отправила их без моего ведома в училище.
После экзаменов по окончании 8 класса, я "сломалась" и пошла у мамы на поводу, думая, что не сумею сдать профессиональные вступительные экзамены по сольфеджио. Но всё прошло успешно, и на 4 года я стала учащейся музыкально-педагогического училища.
Перед распределением мама просила меня, чтобы на комиссии я рассказала о её заболевании (она понимала, что не сможет работать дальше из-за повторяющихся всё чаще гипертонических кризов, когда прямо в школу приходилось вызывать скорую помощь, хотя ей в то время было всего 53 года, что ей понадобится моя помощь). Каково же было моё удивление, когда вместо области, комиссия мне предложила распределение в школу в том же районе, где мы с мамой жили, для работы по экспериментальной программе Д.Б.Кабалевского. Некоторые школы Перми тогда были экспериментальными площадкками по внедрению его программы, в том числе и школа, в которой началась моя педагогическая деятельность.
Самым интересным и символическим моментом стала моя первая районная августовская педагогическая конференция, когда на одной сцене оказались я, как молодой специалист, и мама, которую провожали на педагогическую пенсию, благодаря за педагогический многолетний труд в школе.
Так встретились два поколения нашей маленькой учительской династии на одной сцене детского дома творчества, где проходила конференция. Таким образом, мама передала мне свою "эстафетную палочку", которую я "несу" вот уже 40 лет. Мои дети не стали педагогами, но у меня подрастает трое внуков, и кто знает, может быть и не оборвётся эта нить.
Медведева Татьяна Петровна
Нина Ивановна