Статья «Образ предка в семейных преданиях западной Сибири»

Образ предка в семейных преданиях Урала и Западной Сибири

Подгорбунских Н.А.,

канд. филол. наук,

преподаватель Колледжа русской культуры

им. А.С. Знаменского

Наблюдения показывают, что в живом бытовании, наряду с семейными преданиями, в контексте беседы, участниками которой являются родственники и близкие, обычно сосуществуют рассказы-хроники, рассказы-воспоминания, размышления о времени и нравах, облаченные в сюжетные повествования, слухи и толки о родствен­никах, рассказы демонологического и легендарного характера. Эти жанры объединяет отношение рассказчика к прошлому, как к дей­ствительному факту из жизни его семьи и рода, ставшему истори­ей. В понятие "история" входят не только события далекого прош­лого, но и современные, участниками которых были поколения, жи­вущие сейчас.

История рода в семейных преданиях и рассказах мо­жет быть условно разделена на четыре периода: на "золотой век"- время дедов и прадедов, "серебряный век"- время отнов, "медный век" - время деятельной жизни рассказчика и "железный век"- время детей и внуков. "Золотой век" семейных преданий - это вре­мя людей, о которых рассказчик знает только по рассказам стар­ших родственников. Семейные предания повествуют о давно про­шедшем времени, поэтому им свойственен эпический стиль повест­вования.

О событиях "серебряного века" семейной истории повест­вуют детские воспоминания рассказчика о жизни родителей. В рас­сказах это время "растягивается", приобретает черты "века"-эпохи, вмещающей всю деятельную жизнь родителей. Детское восприя­тие окружаюшего мира обусловило изображение событий прошлого как вереницу ярких запоминающихся эпизодов, деятельная, трудовая жизнь рассказчика нашла отражение в рассказах-воспоминаниях о зрелых годах жизни. Название этого периода семейной истории - "медный век"- обусловлено народным восприятием исторического прошлого, т. к, пространственно-временной масштаб событий "золо­того" и "серебряного" веков представляется рассказчику значи­тельнее, чем масштаб собственной судьбы.

Повествования старшего поколения о собственной жизни перемежаются с размышлениями о сов­ременности, судьбах детей и внуков, современник нравах. Многое из того, что старики видят вокруг себя, их не устраивает, не укладывается в их представлениях о достойной жизни и получает определенную негативную оценку. Время старения, немощи воспри­нимается ими как "злой"."железный век" - эпоха, которая агрес­сивна к старикам.

Помимо утилитарной функции "практического воспитания" на примере жизни предков, семейные повествования выполняют нравственно - философскую задачу убеждения подрастающего поколения в святости и нерушимости кровного родства. Семейные пре­дания как эпический жанр фольклора осуществляют связь времен с помощью утверждения генеалогического кровного родства геро­ев прошлого с их потомками и служат средством сохранения ис­торического нравственного и художественного опыта народа, что и обусловливает их место и значение в системе несказоч­ной прозы.

Существование человека в фольклоре мыслится в категориях кровно-родственных от­ношений, поэтому история человечества представляется в мифе как процесс формирования обшинно-родовой организации. Мифо­логическое моделирование историии повлияло на организацию со­бытий в архаических преданиях, в них история рода предваряется мифологической экспозицией: род ведет свое начало от то­темного предка. Применительно к семейным преданиям древнейшие представления о предке-родоначальнике являются архетипом, связь с которым и последующей традицией заключаются в трансформации старого мотива и демифологизации составляющих его элементов.

Художественный идеал в преданиях воплощается посред­ством описания конкретных бытовых реалий, но конкретно-исто­рическое изображение действительности не противоречит мифо­логическим принципам моделирования истории, благодаря чему ход событий приобретает мистическую трактовку.

Этико-эстетичес­кое своеобразие сюжетики антропонимических преданий обуслов­лено особенностями фольклорного обобщения в фамилии примет внешности и черт характера, деяний родоначальника.

В преданиях, повествующих о предке - переселенце, пришед­шем из Европейской России, реализуется древнейший мифологи­ческий мотив о деяниях первочеловека, который выполняет в сю­жете функцию культурного героя. Предок учит людей пользовать­ся дарами природы и получает фамилию по своему нововведению, при этом деяния первопредка в преданиях приобретают значение "столповых событий", заложивших основы мироустройства, деяния пращура становятся своеобразным ориентиром, по которому по­томки оценивают нравственное содержание своих поступков. Мотив мнимого и реального родства с "ермачками", "вольными людьми", разбойниками и каторжниками в семейных преданиях имеет социально и исторически обусловленную причину: первыми засельшиками Западной Сибири были первопроходцы, ссыльно-поселенцы, бродяги, каторжники.

Имя фольклорного героя всегда этически и эстетически значимо и соответствует поступкам персонажа в сюжете, поэто­му фамилия предка становится в предании средством типизации действительности. Сюжетообразуюшую функцию в антропонимических преданиях часто выполняет мотив изменения фамилии, кото­рый всегда связан с каким-либо экстраординарными обстоятель­ствами в жизни семьи, т. к., по народным верованиям, перемена имени выполняет предохранительную, защитную функцию. Хотя изменения в написании фамилии порой незначительны одна - две буквы), тем не менее в семейных преданиях утверждается, что эта мера спасла предков от преследования властей. Преда­ния с мотивом переименования иллюстрируют представления на­рода о фамилии как идеальном воплощении индивидуальности ро­да и родовой чести.

Во многих семейных преданиях крестьян сюжетообразующим является мотив именования предка по прежнему хозяину, т. к. в крестьянской среде довольно прочно удерживался культ хозяи­на, в основе этого мотива скрывается идея «представительства», «символа». Эта идея проявляется в том, что помещик в кресть­янских преданиях иногда выполняет функцию родоначальника.

В антропонимических преданиях часто встречается одна и та же сюжетная схема: фамилия или фамильное прозвище даны за здешний вид предка, черту характера, привычку, любимое присло­вье и т. д. В описании внешности предка рассказчики обязатель­но упоминают цвет волос, такое восприятие облика человека об­условлено не только психологическими закономерностями иден­тификации людей человеческим сознанием, но и мифологическими представлениями народа о волосах, как символе силы, здоровья, мудрости и человеческой индивидуальности. Указание на волосы в преданиях является доказательством красоты предка, причем эстетически значимым становится не цвет волоса степень цве­товой интенсивности, насыщенности. Потомки людей, имевших прозвища, за которыми скрыты неприличные или неприятные истории, зачастую не сохраняют в памяти истинные причины появления прозвища, а создают иную, этически и эстетически облагорожен­ную версию происхождения фамилии.

В преданиях о предках-первопоселеннах драматизм насиль­ственного переселения характеризуется совокупностью сюжетов, основу которых составляют апокалипсические мотивы, отражаю­щие трагическое восприятие действительности. В преданиях так­же сильны социально-утопические идеи, зафиксировавшиеся в мо­тивах свободной жизни и изобилия нетронутых человеком природ­ных богатств. Противопоставление минувшего изобилия нынешнему осквернению и оскудению природы приобретает в преданиях нрав­ственные критерии в сюжетах о рачительном отношении предков к природе.

Мотив «основание населенного пункта» варьирует в ко­личестве первопоселенцев, которых рассказчики считают своими предками, и имеет столько вариантов, сколько разных обществен­ных категорий представлено в образах первопоселенцев, функцио­нально образ первопоселенца тождествен архаическому предшест­веннику, тотемному первопредку, воплощавшему в себе всю силу рода, в семейных преданиях этот герой действует как единствен­ный персонаж и совершает титанические деяния, что обусловлива­ет гиперболизацию физической силы предка.

Сила героя проявляется в типичных сюжетных ситуациях, набор которых определяется характером крестьянского труда и быта, поэтому физическая мощь измеряется сугубо крестьянскими мерами. В сюжетах прочно удерживается мотив сравнения силы че­ловека с силой лошади, культ которой имел для крестьян не только практическое, но и мифологическое значение. Комический эф­фект в сюжетной ситуации, показывающей физическое превосход­ство предка над спорщиком, обидчиком проявляется в том, что силач использует необычные средства наказания, создает комич­ные ситуации, в которых соперник выглядит нелепо. В преданиях о рукопашном бое с кочевниками сюжет заключает в себе ярко выраженный национально-политический конфликт. Мотив варьиру­ет в численном превосходстве противника, но сохраняет основ­ное противопоставление безоружного силача и вооруженного врага.

Идеализации силача служит мотив употребления водки на спор, в основе этого мотива лежат древние представления о спо­собности сильного человека пить не пьянея. Мотив демонстрации силы, помимо количества выпитого, может включать и способ упот­ребления спиртного, приэтом водка выступает мерилом жизнен­ной силы человека и генетически связана с образом «живой воды» Эпическая мера «ведро водки» типологически близка былинной «чаше в полтора ведра», которую может осилить только необыкно­венный герой, физическая сила предка в преданиях является од­ним из компонентов обшего здоровья, показателем которого могут быть невосприимчивость холода, ловкость, хорошее зрение, креп­кие зубы и т. п. Сохранение этих качеств до глубокой старости, в глазах крестьян, служит доказательством физической крепости.

Сила и здоровье предков в преданиях объясняется тем, что люди раньше вели здоровый образ жизни: много работали, по работе и ели. Противопоставление поколений по силе и здоровью («Богаты­ри - не вы») составляет основу мифологического мотива, посред­ством которого в жанрах несказочной прозы воплощается идеал счастливой жизни, который мыслится в глубоком прошлом.

Идеали­зация прошлого обнаруживается в противопоставлении работы предков и оплаты их труда современным заработным платам. День­ги как мера труда приобретают в преданиях физическую весо­мость, материализуя представления об интенсивности, концентра­ции труда предков и насыщенности жизненного процесса.

Характерной особенностью крестьянских преданий является идеализация предка - «мастера на все руки». Высоко оценивая трудовое искусство пращура, потомки используют в преданиях мотив виртуозного владения инструментом. Косвенную оценку работе предка рассказчики дают через описание топора, таким образом, качество инструмента характеризует самого владельца и его работу. Описание производственных приуготовлений при­обретает в преданиях характер тайных действий, а профессио­нальные умения мастера возводятся на уровень сакральных зна­ний, которые передавались наследникам под большим секретом.

Необыкновенные умения предка, его контакты с нечистой силой в преданиях интерпретируются как его постоянные, естест­венные качества, что вызвано представлениями о дедах как о родственниках, стоящих на границе между миром мертвых и миром живых, поэтому образ деда в преданиях изначально мифологичен, за ним закрепляется функция помощника и защитника. Выбор мотивов, организующих подавляющее число сюжетов о предках-колду­нах, обусловлен стремлением информантов показать родственника, обладающего необыкновенными знаниями и умениями, как человека, в котором нуждаются соседи и односельчане.

В сюжетах преданий с предке-антигерое мотивы отрицания Бога и убийства человека определяют крайние проявления нрав­ственного падения человека, весь спектр всевозможных проступ­ков, которые только можно помыслить. В преданиях о тайных преступлениях закономерно возникает мотив Божьей кары, т. к, этические воззрения народа предполагают обязательное наказа­ние за грех, причем ответственность ложится на детей и внуков злодея. Справедливость Божьего наказания заключается в равновеликости преступлению: насилие влечет за собой больное потом­ство и угасание рода. При таком понимании хода истории собы­тия прошлого есть предзнаменование настоящего и будущего. Пос­тупки предков не исчезают во времени, в том смысле, что их эманации продолжают ощущаться во всякое время, а потомки про­должают судьбы предков и несут крест рода. Историческое соз­нание в таких сюжетах как бы уступает место космологическому, которое характеризуется замкнуто-циклическим отношением ко времени, являющемуся формой существования рода.

В семейно-бытовых преданих главным объектом изображения является жизнь семьи с ее укладом и обычаями. Набор мотивов и способ их организации в сюжетах отражают существенные явления патриархального быта и раскрывают нравственную основу взаимоотношений членов семьи, взаимоот­ношения поколений раскрываются в свете идей патернализма и патриархальной морали, когда нравственность человека пред­ставлялась в виде его обязанностей по отношению к семье. Многие обрядовые элементы патриархального быта, имеющие свое­образное нравственно-религиозное содержание, получают в пре­даниях иное толкование с позиции морали современного челове­ка и становятся средством характеристики убеждений предков. Самым частотным в семейных преданиях является мотив, свадьбы т. к. семья является главнейшей ценностью в иерархии этических универсалий, в которой формируется ценностный набор моральных установок: почтительное отношение к старшим, понятия чести, достоинства, скромности и т. д. Главным критерием счаст­ливой семьи является большое количество детей, которые вырос­ли и стали достойными и самостоятельными людьми, эта идея утверждается мотивом наследования родовых черт.

В преданиях о важных семейных событиях отчетливо про­является стремление людей вскрыть тайный сокровенный смысл истории, увидеть за внешне незначительными, казалось бы, ничем не связанными явлениями цепь закономерных судьбоносных собы­тий. Предания с мифологическими мотивами объективно способст­вуют поддержанию культа предков, при этом архаические пред­ставления становится органичной частью этико - эстетического мировосприятия наших современников благодаря положительному нравственному потенциалу мифологического ядра. Мотивы в сюже­тах организованы в соответствии с представлениями о том, что судьба каждого человека связана невидимыми нитями с судьбами родственников, предков, последние в преданиях выполняют роль охранителей судеб потомков.

Мотивы чудесного рождения и предсказания судьбы младен­цу в сюжетах преданий имеет трагическую окраску и генетичес­ки связаны с мифологическими представлениями народа о неиз­бежности судьбы и о уязвимости младенца со стороны враждеб­ных сил, которые могут причинить ему вред. Мотивы предсказан­ной смерти и гибели ребенка имеют глубинную связь с верова­ниями о выборе жертвы божеством. Имеющиеся материалы позволя­ют говорить о том, что в преданиях встречается двойственное отношение к случайности, двойная опенка несчастного случая, в таких рассказах параллельно материалистическому толкова­нию случившегося дается и мифологическая версия событий, с понятием судьбы в народных рассказах тесно связано представ­ление о счастливом избавлении от смерти. Независимо от уров­ня образования и конфессиональных различий информантов в преданиях присутствуют элементы мифологического видения ми­ра: вера в магию слова («спасенная молитва») и Фетишизация та­лисманов, доставшихся по наследству от предков.

В преданиях о семейных реликвиях сюжетным центром явля­ется мотив дара. Подарок, как правило, для потомков имеет не ма­териальное, а символическое значение, вещь подтверждает истин­ность слов рассказчика о близких отношениях предка с извест­ным историческим деятелем. Мотив наследования семейных релик­вий удерживается в преданиях благодаря вере в чудесную силу предметов, имеющих сакральное значение: связь с судьбой предков. Предания о поновляющихся иконах призваны убедить слушателя в том, что иконы, подобно людям, переживают все катаклизмы эпохи и предупреждают семью о предстоящих переменах. Мотив мгновен­ного обновления иконы приобретает в семейных преданиях значе­ние неожиданных испытаний, которые уготованы семье.

Мотив наследования семейных реликвий может сочетаться в преданиях с мотивом клада и мотивом мученической смерти пред­ка за веру. Выбор места для клада под домом объясняется, поми­мо утилитарно-практических причин, мифологической семантикой подполья как места обитания душ покойных предков. Мотив за­хоранивания клада на огороде, наряду с культом предков, связан также с аграрно-магическими представлениями крестьян о земле как источнике жизненных благ и богатства. Функциональная тождественность сабли и золота в преданиях казаков выражается в том, что оружие и драгоценности могут выступать в сюжете как единый клад. Мотив наследования чудесного оружия предков в сказке, средневековом эпосе, семейных преданиях имеет сквозную этичес­кую доминанту - священное оружие должно послужить правому де­лу, поэтому оружие само находит достойного владельца.