Статья «Художественные средства сатирической прозы и их перевод на английский язык»

Художественные средства сатирической прозы и их перевод на английский язык ( на примере повести М. Булгакова «Собачье сердце»).

В настоящее время произведения русских классиков пользуются широкой популярностью за рубежом. Однако адекватность переводов часто носит весьма проблематичный характер. Очень часто переводчики пытаются максимально приблизить текст к иностранным читателям, сделать его более доходчивым, при этом забывают об особенностях стиля, языка и повествовательной манере. Наиболее трудными для перевода на иностранные языки являются произведения тех авторов, проза которых насыщена особыми средствами выразительности, просторечными словами, выражениями, фразеологизмами, авторскими неологизмами и т.д. Среди таких писателей можно назвать М.А. Булгакова.

Несмотря на то, что произведения М.А. Булгакова широко изучают как в России, так и за рубежом, основные исследования направлены на роман «Мастер и Маргарита», тогда как критических работ, специально посвященных «Собачьему сердцу» и сатире писателя крайне мало.

В своей работе я провела сравнительный анализ двух переводов этого произведения Х. Эплин и М. Гленни.

Теоретическое понятие сатиры

Моя работа связанна с таким понятием как сатирическое произведение. Для того чтобы понять, что включает в себя понятие сатира, необходимо разобраться в терминологии, которую большинство словарей трактует по-разному. Обращаясь к словарю иностранных слов, мы находим следующее определение:

«Сатира – (лат. satire – переполненное блюдо, мешанина) – 1. Стихотворное произведение в античности и литературе классицизма, осмеивающее пороки, недостатки. 2. В литературе и искусстве – жестокое, бичующее, издевательское обличие людских пороков и недостатков общественной жизни, а также произведения, содержащие такое обличие» [Словарь иностранных слов 1986: 444].

Открывая словарь В.И. Даля можно найти следующее определение сатиры: «Сатира – сочинение насмешливое, осмеяние слабости и порока» [Даль 2001: 301].

Словарь литературоведческих терминов и литературный энциклопедический словарь предлагают следующие трактовки этого понятия:

«Сатира – это разновидность литературы, специфическими формами обличающая пороки людей и общества. Формы эти могут быть самыми разнообразными – парадокс и гипербола, гротеск и пародия и т.д.» [Белокурова 2006: 191].

«Сатира как вид комического - это беспощадное, уничтожающее переосмысление объекта изображения, разрешающееся смехом, специфический способ художественного воспроизведения действительности, раскрывающий её как нечто превратное, несообразное, внутренне несостоятельное» [Литературный энциклопедический словарь 1987: 150].

Таким образом, можно утверждать, что сатира не имеет одного четкого определения, и её нельзя отнести к какому-то определенному жанру или роду искусства, но однозначно можно утверждать, что она обличает человеческие пороки и содержит такие компоненты как юмор, иронию, пародию и сарказм.

Сатирическое произведение, как правило, можно распознать по способу выражения, форме, технике и производимому стилистическому эффекту. Но все эти категории остаются дискуссионными. Американский исследователь сатиры Джордж Тест в своей книге «Satire and Art» выделяет четыре основные элемента, которые присущи, по его мнению, всем сатирическим произведениям – агрессия, игра, смех и осуждение (Test: 1991).

С сатирой в основном всегда ассоциируется прямая или косвенная словесная агрессия. Элементом игры выступают причудливые шаржи, карикатуры и сказочные персонажи произведений. Сатира подразумевает под собой и смех, хотя не все критики с этим согласны. И, наконец, тот факт, что сатира заключается в критике и осуждении, не вызывает ни малейшего сомнения. Исходя из этого, можно сделать вывод, что сатира не может быть неумышленной, она всегда имеет цель.

Но, несмотря на это, по мнению Дж.Э. Теста сатирическое произведение не всегда должно иметь все эти четыре компонента. Они могут присутствовать в произведении, в той или иной степени. В зависимости от поставленной сатириком задачи оно может быть более смешным или осуждающим, или агрессивным. На варьирование этих элементов влияет культурный фон и традиции определенной страны и эпохи (Test: 1991).

Художественные средства сатиры и их перевод на английский язык.

Так же сила сатирического произведения зависит от выбора художественных средств, их умелого использования и введения в текст произведения. Иными словами, важно не то о каком факте или событии пишет автор, а как он пишет, какими художественными средствами речи пользуется и насколько умело использует иронию, сарказм, гротеск и пародию.

Рассмотрим подробнее эти понятия:

1) Ирония –1) тонкая насмешка, выраженная в скрытой форме; 2) стилистический прием контраста видимого и скрытого смысла высказывания, создающий эффект насмешки; чаще всего – заведомое несоответствие положительного значения и отрицательного подтекста [Словарь иностранных слов 1986: 203].

2) Сарказм – (гр. Sarkasmos – рву мясо) – язвительная, жестокая ироническая насмешка, построенная на усиленном контрасте внешнего смысла и подтекста [Словарь иностранных слов 1986: 443].

3) Пародия – (гр. Parodia - пение наизнанку) – 1) шуточное подражание, воспроизводящее в преувеличенном виде характерные особенности оригинала; 2) смешное подобие чего-либо [Словарь иностранных слов 1986: 364].

Отличительной чертой сатиры является ее публичность, целенаправленное заострение жизненных проблем и нарушение пропорций изображаемых явлений. «Сатирический образ изображается всегда как бы с одного боку или через увеличительное стекло» [Салтыков-Щедрин 1954: 154]. Это результат сознательного искажения, благодаря которому выявляется скрытая комическая сторона и внутренняя неприглядность. И, наконец, несмотря на используемые художественные средства и элементы сатирического произведения, смысл его будет напрямую зависеть от социально-нравственной позиции самого автора.

Рассматриваемая мной повесть «Собачье сердце» является ярким примером сатирического произведения. Как уже упоминалось ранее, художественному мышлению Михаила Булгакова весьма типичны гиперболичность и гротескность образов (как намеренное преувеличение черт характеров героев и событий), в связи с чем его сатирические персонажи предстают ярко, красочно и трафаретно. Как писал Бахтин: «Гротескный образ характеризует явление в состоянии его изменения, незавершенной еще метаморфозы, в стадии смерти и рождения, роста и становления» [Бахтин 1990: 20], что заметно перекликается с булгаковской идеей «Собачьего сердца». Что же касается классификации художественных средств выражения чаще всего встречающихся в сатирическом произведении, гротеск здесь можно отнести скорее к авторскому стилю или художественной манере писателя [Литературный энциклопедический словарь: 1987], что исключает его рассмотрение на уровне предложений. Рассмотрим кратко проявления пародии, иронии и сарказма и их перевод на страницах произведения.

Ирония.

Значительную роль проводника авторской иронии играет интонация вкупе с лаконичной манерой изложения в произведении. В повести «Собачье сердце» Булгаков заметно симпатизирует своему четвероногому персонажу, и, если проводником авторского сарказма в произведении можно назвать профессора Преображенского, то Шарику писатель во многом отдает роль ироничного обозревателя. Смышленый пес-бродяга с интересом оглядывает мир московских улиц и дает поразительно проницательную оценку происходящих вокруг него событий. Монолог Шарика, который автор приводит в начале повести – это своеобразный критический анализ нового строя глазами существа с улицы, построенный на очевидном сопоставлении фактов, присущих жизни до и после революции:

(1) «Негодяй в грязном колпаке – повар столовой нормального питания служащих Центрального Совета Народного Хозяйства – плеснул кипятком и обварил мне левый бок. Какая гадина, а еще пролетарий...» [Булгаков 1990: 9].

В данном примере авторская ирония заключается в сопоставлении таких понятий как «негодяй», «гадина» и «пролетарий», что в какой-то степени было странным, ведь пролетарий являлся угнетенным классом рабочих, эксплуатируемых буржуазией. И по всей видимости, для Шарика он представлялся другом, а не врагом. Злодеем был буржуй, любой чиновник, интеллигент, но не простой рабочий повар. Оба переводчика в данном примере использовали слово “bastard” - что относится к грубому ругательству. Так же для красочной характеристики повара они используют слова “wretch” и “filthy swine”, что весьма правдиво отображает отношение пса к нему. Но несмотря на это, понять иронию современному иностранному читателю в данном случае будет весьма сложно.

Авторская ирония отчетливо звучит, к примеру, во внутреннем монологе Шарика, где последний пытается разгадать, кто же его таинственный спаситель:

(2) «Неужто пролетарий?» – подумал Шарик с удивлением… «Быть этого не может”. Он поднял нос кверху, еще раз обнюхал шубу и уверенно подумал: «Нет, здесь пролетарием и не пахнет. Ученое слово, бог его знает» [Булгаков 1990: 16].

В данном отрывке задачей переводчиков было передать удивление пса той ситуации, что человек, который его пожалел, вовсе не являлся пролетарием, а наоборот представителем интеллигенции, что было весьма странно. И при переводе слова «неужто» они взяли слово “surely”, что вносит в текст нотку сомнения, а не удивления.

В следующем примере автор намеренно вносит дополнительный юмористический тон в рассуждения Шарика, и иронизирует по поводу его простодушных мыслей о себе:

(4) «Я – красавец. Быть может, неизвестный собачий принц-инкогнито, - размышлял пес, глядя на лохматого кофейного пса с довольной мордой, разгуливающего в зеркальных далях. – Очень возможно, что бабушка моя согрешила с водолазом. То-то я смотрю – у меня на морде – белое пятно. Откуда оно, спрашивается? Филипп Филиппович – человек с большим вкусом, не возьмет он первого попавшегося пса-дворнягу» [Булгаков 1990:35].

Этот пример в целом был переведен достаточно адекватно, но возникает вопрос по поводу породы «водолаз», которую Майкл Гленни перевел как “labrador”, возможно из личных симпатий к этой породе. Хотя смысл внутреннего монолога пса Шарика от этого нисколько не изменился. А также при переводе слова «морда» Хью Эплин использовал слова “face”, которое применяется для описания внешности человека, чтобы усилить комичность ситуации.

В свою очередь, в произведении звучит неприкрытая ирония по поводу абсурда нового, с ног на голову поставленного общества, где пролетарское «происхождение» могло спасти от судимости, – это хорошо просматривается в диалоге между профессором и Борменталем по поводу их не вписывающихся в рамки нового времени семейных корней:

(6) «– Понимаете, что получится, если нас накроют. Нам ведь с вами на «принимая во внимание происхождение» – отъехать не придется, невзирая на нашу первую судимость. Ведь у вас нет подходящего происхождения, мой дорогой?

– Какой там черт! Отец был судебным следователем в Вильно, - горестно ответил Борменталь, допивая коньяк.

– Ну так вот-с, не угодно ли. Ведь это же дурная наследственность. Пакостнее и представить себе ничего нельзя. Впрочем, виноват, у меня еще хуже. Отец – кафедральный протоиерей. Мерси. От Севильи до Гранады... в тихом сумраке ночей... вот, черт ее возьми!» [Булгаков 1990: 78].

В данном примере переводчики использовали такие слова как “origins” и “unsuitable background/ suitable background” и “bad heredity”, что при переводе в целом отражает авторскую иронию делает её весьма понятной для иностранного читателя.

Пародия.

Говоря в общих чертах, «Собачье сердце» можно в целом рассматривать как пародию философского характера, пародию на саму социалистическую идею создания нового человека. Что же касается функционального использования данного сатирического элемента на лингвистическом уровне, то здесь он проявляется в полную силу применительно к персонажам Шарикова и управления дома во главе со Швондером.

Как нами уже упоминалось, пародия сознательно имитирует в сатирических и юмористических целях индивидуальные манеры, стереотипы речи либо поведение героев, заостряя тем самым их неприглядные черты. Аналогично, пародия стилистически окрашивает диалоги произведения, рисуя их яркими и запоминающимися. Михаил Булгаков, в свою очередь, по праву является мастером диалога. Фразы и реплики его персонажей содержательно насыщенны именно благодаря умелому авторскому использованию стилистической окраски речи.

К слову, в данном произведении можно выделить три совершенно отличных друг от друга «социальных типа» – это профессор Преображенский (культурная речь научной интеллигенции), Шарик (просторечие), Швондер и Шариков (язык совдепии и упрощенно-грубая, сниженная речь). В сатирическом смысле, Булгаков блестяще обыгрывает в диалогах «топорную» речь совдепии на фоне образцово-культурного русского языка профессора и его ассистента.

(1) «Вы, гражданин Шариков, говорите в высшей степени несознательно. На воинский учет необходимо взяться» [Булгаков 1990: 61].

Сама ситуация того, что бывшая собака должна говорить сознательна, уже является абсурдной. Но автор даже не в этом заключает свой сатирический посыл. Здесь ключевыми являются то, как Швондер интеллигентно, но в тоже время строго обращается к Шарикову. На мой взгляд это лучше получилось передать Хью Эплину. Хотя Майкл Гленни, в свою очередь, внося в текст небольшие изменения и используя фразу “completely lacking in political consciousness” также удачно передал смысл высказывания.

Что же касается языка внутренних монологов Шарика, то тут просматривается стилизация под толковое просторечие, которому симпатизирует и улыбается читатель:

(3) «...Летом можно смотаться в Сокольники, там есть особенная, очень хорошая травка, а кроме того, нажрешься бесплатно колбасных головок... И, если бы не грымза какая-то, что поет на кругу при луне «милая Аида» – так, что сердце падает, было бы отлично» [Булгаков 1990: 9].

Данный отрывок показывает примитивность желаний и высказываний Шарика. Более удачно, на наш взгляд, его перевел Хью Эплин, используя такие выражения как “stuff yourself for free on the ends of sticks”, “caterwauler”. Майкл Гленни в целом также неплохо справился с поставленной задачей, но его перевод выглядит менее эмоционально окрашенным и не передает авторского сатиры.

Ко всеобщему изумлению, Шариков удивительно быстро адаптируется в новых социальных условиях, входит в контакт с представителями домкома и моментально начинает изъясняться «их» языком:

(5) «Я не господин, господа все в Париже! – отлаял Шариков» [Булгаков 1990: 74].

Данный отрывок одинаково переведен и, на наш взгляд четко передает авторскую идею – показать, что Шариков говорит словами своих друзей – пролетариев. Единственным отличием здесь является перевод слова «господин» - “mister” и “master”, где первое носит более официальный характер обращения, а второе отражает также и высокие квалификационные способности человека. Выбор переводчик, на наш взгляд, был обусловлен личным пониманием смысла фразы.

Сарказм.

Сарказм является в высшей степени язвительной насмешкой, когда усиленный контраст подразумеваемого и выражаемого не только подчеркивается, но и намеренно обнажается. Из всех героев произведения наиболее саркастически настроен профессор Преображенский. Именно в уста этого представителя научной интеллигенции Булгаков вкладывает самую яростную и самую неприкрытую критику нового строя.

(1) «...Да-с. Если вы заботитесь о своем пищеварении, мой добрый совет – не говорите за обедом о большевизме и медицине. И – боже вас сохрани – не читайте до обеда советских газет» [Булгаков 1990: 30].

В переводе данного отрывка смысл высказывания передали оба переводчика, но, наиболее удачно это получилось у Хью Эплина, он не только близко к тексту выполнил перевод, но также удачно подобрал лексику. Майкл Гленни, на наш взгляд, слишком упростил речь профессора.

(5) «А в сущности – зачем она вам? Для чего вам гнилая лошадь? Нигде кроме такой отравы не получите, как в Моссельпроме» [Булгаков 1990:12].

Данный пример является продолжением рассказа Шарика о краковской колбасе и выражение «гнилая лошадь» - “rotten old horsemeat”, “mouldy horsemeat”, наверняка вызовет непонимание у иностранного читателя и как следствие будет утерян сатирический компонент фразы.

Анализирую выбранные мной отрывки, следует отметить, что перевод предложений содержащих такой компоненты как сарказм, ирония и пародия является достаточно сложным, но переводчики вполне справились с поставленной перед ними задачей, хотя М. Гленни во многих случаях почти полностью менял слова, убирал их или добавлял другие, на его взгляд более подходящие, чтобы точнее передать авторский сарказм, что нисколько не ухудшило восприятие текста. Так же следует отметить, что пародию и иронию переводчиком удалось передать лучше, чем сарказм. Хью Эплин более удачно, на мой взгляд передавал грамотную речь профессора, а Майкл Гленни – высказывания Шарикова.