Портрет Свидригайлова в романе Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание»

Понятие литературного портрета

Портрет в современном литературоведении понимается соответственно искусствоведческому значению термина - как изображение лица и фигуры (тела), при этом внешний облик персонажа рассматривается как отражение его внутренней, духовной жизни, характера. Общие представления о соотношении внутреннего и внешнего, приемы изображения обусловлены в значительной степени традицией, «стилем эпохи» (Д.С. Лихачев) [10, с. 294], литературным направлением, «доминантой», характерной для индивидуального стиля писателя (А.Б. Есин) [10, с. 294].

В словаре литературоведческих терминов С.П. Белокуровой дано следующее определение понятия «портрет»: это «одно из средств создания образа: изображение внешности героя литературного произведения как способ его характеристики. Может включать описание наружности (лица, глаз, фигуры человека), действий и состояний героя (так называемый динамический портрет, рисующий выражение лица, глаз, мимику, жесты, позу), а также черт, сформированных средой или являющихся отражением индивидуальности персонажа: одежды, манеры поведения, прически и т. п. Особый тип описания - психологический портрет - позволяет автору раскрыть характер, внутренний мир и душевные переживания героя» [1, с. 362].

В основе этого определения - принципиально важные положения известного литературоведа Л.Ю. Юркиной [10], которая выделяет характерные черты портрета - это мимика, жесты, наружность человека, его походка, одежда и т.д. Вместе с тем она отмечает, что внешние черты персонажа способны говорить о его внутреннем мире. Порой описание внешности может и отсутствовать, следовательно, портрет может скрывать внутренние импульсы личности. Положительны и плодотворны размышления литературоведа о том, что «процесс портретирования вбирает в себя речевое поведение героя, описание строя его мыслей» [10, с. 296].

Во всем этом, как отмечает Л.Ю. Юркина [10], легко просматривается «функциональная природа портрета в литературном произведении, тип портрета, характер личности персонажа» [10, с. 297]. Основываясь на этих положениях, как заключает литературовед, можно получить более или менее полное представление о социальном статусе портретируемой личности, его нравственной конституции, связи человека с развитием общества, культуры и истории. Портрет, таким образом, выступает «не как статичная фигура, а как динамичное и живое явление» [10, с. 298].

В ходе анализа произведения, согласно Л.Ю. Юркиной [10], «особо важным представляется определение степени оригинальности портретов. Давая портрет отдельного персонажа или группы, отличающейся некоторым единством, писатели могут обращаться к литературной традиции» [10, с. 299]. В литературе изображение внешнего облика, его статики и динамики, в частности жестов часто приобретает устоявшееся значение, является «свернутой» характеристикой персонажей, их отношений. Некоторые черты и свойства характера, психологические реакции, условно говоря, «опредмечиваются», в результате проявление чувств, психологические нюансы получают свое «лицо», «гримасу», «позу» и т.д. Так, например, символична связь руки и сердца, запечатленная, в частности, в виде протянутой руки просящего милостыню и ответного жеста - «руки дающего» [10, с. 300].

В портрете, находим у Л.Я. Гинзбург [2], также может быть реализован опыт реальной жизни. Повторение одной и той же детали, особое внимание писателей к тем или иным чертам лица, особенностям фигуры исследователи [2] трактуют, обращаясь к фактам действительности, обнаруживая, в частности, глубоко индивидуальные причины (например, мотив носа у Г оголя).

В эпическом произведении, согласимся с утверждением Л.Ю. Юркиной [10], портрет может быть дан с разных позиций, соответственно устройству мира и субъектной организации. С позиции стороннего наблюдателя «объективный» портрет дает повествователь. Персонажи в мире произведения так или иначе реагируют на внешность друг друга, эмоционально, «субъективно» описывая и оценивая ее. Особое значение имеет самооценка персонажей, их представление о своей внешности. Сочетание портретов, портретных деталей, их оценок, данных «извне» и «изнутри» мира героев, отражает представления автора о его персонажах. В целом «тройственность подачи портретов персонажей (самооценка, оценка другими персонажами, оценка первичным субъектом речи) активизирует читательское восприятие действующих лиц» [10, с. 301].

Типы портрета

Место портрета, как отмечает Г.И. Романова [6], в композиции литературного произведения «чрезвычайно важно и разнолико» [6, с. 124]:

с портрета может начаться знакомство читателя с героем (Обломов), но иногда автор показывает героя уже после совершения им каких-то поступков (Печорин) или даже в самом конце произведения (Ионыч);

портрет может быть монолитным, когда автор все особенности внешности героя привел сразу, единым «блоком» (Одинцова, Раскольников, князь Андрей), и «разорванным», при котором портретные черты «рассеяны» по тексту (Наташа Ростова) [6, с. 126];

портретные черты героя могут быть описаны автором или кем-то из персонажей (портрет Печорина рисуют Максим Максимыч и путешественник-инкогнито);

портрет «может быть «парадным» (Одинцова), ироничным (Элен и Ипполит Курагины) или сатирическим (Наполеон у JT.Толстого), может быть описано только лицо героя или вся фигура, одежда, жесты, манеры» [6, с. 126];

портрет может быть «фрагментарным: изображен не весь облик героя, а только характерная деталь, черта; при этом автор мощно воздействует на читательское воображение, читатель становится как бы соавтором, восполняя портрет героя в собственном сознании» [6, с. 127] (Анна Сергеевна в «Даме с собачкой» Чехова);

иногда портрет включает пояснения автора о речи, мыслях, привычках героя и т.д.

По особенностям авторской манеры и стилистике литературные портреты также весьма разнообразны. Г.И. Романова выделяет следующие виды:

портреты героев Гончарова, Тургенева, Куприна близки реалистическим живописным портретам;

портреты чеховских героев созданы в импрессионистической манере (Анна Сергеевна, Мисюсь);

портреты героинь Бунина экспрессивны и колористичны (Руся, героини рассказов «Темные аллеи», «Месть») и т.д.

писатели-романтики создавали портреты, передающие страдания мятущейся романтической души. Ироничным образцом романтического портрета стали описания Ленского и Ольги в романе А.Пушкина «Евгений Онегин». [6, с. 129]

Самым распространенным, сложным и интересным видом

литературного портрета является психологический портрет, первые

блестящие образцы которого появились в русской литературе в 1 -й половине XIX века: портреты Германа в «Пиковой даме», Онегина и Татьяны в «Евгении Онегине» А. Пушкина, портрет Печорина в романе М. Лермонтова «Герой нашего времени», портрет Обломова в романе И. Гончарова «Обломов» и др. Автор тонко выявляет особенности характера своего героя через детали внешности: черты лица, позу, вещи. Так сразу формируется не только авторское, но и читательское отношение к герою.

Психологический портрет в творчество Ф.М. Достоевского

В современном литературоведении существует несколько определений термина «психологизм». Остановимся на наиболее интересном, на наш взгляд, определении.

По мнению А.Б. Есина [7], психологизм — это «особое изображение внутреннего мира человека средствами собственно художественными, глубина и острота проникновения писателя в собственный мир героя, способность подробно описывать различные психологические состояния и процессы (чувства, мысли, желания и т.д.), подмечать нюансы переживаний... психологизм, таким образом, представляет собой стилевое единство, систему средств и приемов, направленных на полное, глубокое и детальное раскрытие внутреннего мира героев» [7, с. 510].

Таким образом, можно сделать вывод, что психологический портрет отражает внутренние, психологические, а также поведенческие признаки человека.

Проникнуть в смятенную душу современного человека, понять себя и других, чтобы указать людям путь, ведущий к достижению идеала, — вот к чему стремился Достоевский. Он «пристально изучает внутренний мир людей, живущих в ненормально устроенном обществе, обнажает глубины человеческой души, заглядывая в ее самые потаенные уголки и видя трагические заблуждения, противоречия «больного» сознания» [7, с. 511]. Показывая жизнь современной ему России, обнажая психологию современного ему человека, писатель ставит сложные социальные, философские, нравственные вопросы, актуальные для его эпохи и имеющие общечеловеческое значение. На страницах его романов высказываются резко противоположные суждения, отстаиваются взаимоисключающие точки зрения. Борьба мнений и поиск решений важнейших философских проблем составляют основу романов Достоевского. На переднем плане у него - человек-идея, судьбу и взгляды которого всесторонне исследует писатель.

Сложность и неоднозначность характеров персонажей Ф.М. Достоевского, согласно Г.И. Романовой [7], в значительной мере «проясняется благодаря анализу и интерпретации таких компонентов изобразительности, как портрет и поведение, получающих в основном различное словесно-предметное воплощение» [7, с. 514].

Впечатление углубленного, проникновенного психологизма создается в романе «Преступление и наказание» (1866) благодаря «особому сочетанию портретных характеристик персонажей с изображением поведенческих форм» [7], а именно: манеры держаться, ходить, смотреть, общаться, и соответствующих им мимики и жестов, а также особенности проявлений сильных эмоций (плач, смех, истерика, гнев и т.д.).

«Поправками» к основному, «полному» портрету, данному в экспозиции, являются короткие замечания повествователя, фиксирующие смену чувств, мыслей героев, их реакцию на изменение обстоятельств» [7, с. 517]. Это мимика: гримасы нетерпения, страха, ужаса, раздражения, подозрительности и т.д., выражающие в основном негативные эмоции. Последовательно фиксируются жесты (суетливые, неловкие, грубые), движения тела. Характер героев Достоевского на протяжении всего романа не меняется, но смена выражений их лиц предстает как раскрытие глубин этих характеров, создает впечатление постоянного движения, динамики.

Портрет Свидригайлова в романе «Преступление и наказание»

Описания внешности героев у Достоевского, как отмечает В.Я. Кирпотин [5], «строятся иначе, чем психологические портреты, традиционные для критического реализма. Они всегда достаточно схематичны и редко представляются читателю зримо и выпукло. Некоторые из них могут даже повторяться из романа в роман» [5, с. 124]. В качестве примера можно привести такие однотипные портреты, как портрет демонического красавца с лицом-маской (Свидригайлов, Ставрогин, Ганя Иволгин, Ламберт). «Недоверие и нелюбовь Достоевского к внешнему портрету» отмечают очень многие исследователи, замечая, что Достоевский старается передать «неоднозначность, изменяемость, непостоянство выражения лиц героев. Так и кажется, что если бы было возможно, то он вовсе не давал бы портретов своих персонажей [5, с. 129].

Раскрывая внутренний мир своих персонажей, писатель стремился показать столкновение противоборствующих сил, непрестанную борьбу между сознанием и подсознанием, намерением и осуществлением этого намерения. Герои его произведений не просто переживают - они мучительно страдают. Стремясь к глубокой психологической мотивировке персонажа, Ф. М. Достоевский подчиняет этой задаче портретную характеристику. Так, в романе «Преступление и наказание» писатель дважды прибегает к описанию внешности практически всех своих героев. Не стал исключением и Свидригайлов.

В романе дважды дается внешний портрет героя. В начале: «Это был человек лет пятидесяти, росту повыше среднего, дородный, с широкими и крутыми плечами, что придавало ему несколько сутуловатый вид. Был он щегольски и комфортно одет и смотрел осанистым барином. В руках его была красивая трость, которою он постукивал, с каждым шагом, по тротуару, а руки были в свежих перчатках. Широкое, скулистое лицо его было довольно приятно, и цвет лица был свежий, не петербургский. Волосы его, очень еще густые, были совсем белокурые и чуть-чуть разве с проседью, а широкая, густая борода, спускавшаяся лопатой, была еще светлее головных волос. Глаза его были голубые и смотрели холодно-пристально и вдумчиво; губы алые. Вообще это был отлично сохранившийся человек и казавшийся гораздо моложе своих лет» [3, с. 135].

В конце романа (в 6-й части) портрет повторяется, психологически уточняется, конкретизируется: «Это было какое-то странное лицо, похожее как бы на маску: белое, румяное, с румяными, алыми губами, со светло­

белокурою бородой и с довольно еще густыми белокурыми волосами. Глаза были как-то слишком голубые, а взгляд их как-то слишком тяжел и неподвижен. Что-то было ужасно неприятное в этом красивом и чрезвычайно моложавом, судя по летам, лице. Одежда Свидригайлова была щегольская, летняя, легкая, в особенности щеголял он бельем. На пальце был огромный перстень с дорогим камнем...» [3, с. 242].

Как мы наблюдаем в этих характеристиках, герой не может прийти к гармонии с самим собой, поэтому его портрет психологически противоречив. Такая явная диспропорция в портрете Свидригайлова свидетельствует о его усилии сохранить свой нравственный облик и человеческое достоинство, ведь, как мы чувствуем, за внешним лоском и обаянием скрывается пустота. При этом как бы ни старался герой овладеть выражением лица, своими жестами, из-под искусственно сделанного облика все равно выглядывает иной, истинный герой (глаза смотрели «холодно-пристально», «странное лицо, похожее как бы на маску»). Как мы видим, портрет Свидригайлова превращается буквально в маску. В этом образе, отмечает В.Я. Кирпотин [5], «разрыв внешнего и внутреннего достигает кульминации» [5, с. 148]. Этот портрет пышущего здоровьем и благополучием человека сильно выбивается из всей галереи портретов романа. Однако нам он представляется маской, под ним - мертвое ничто. Не случайно такие герои, как Свидригайлов, или сами несут смерть, или добровольно отдаются ее власти. По справедливому замечанию В. Шкловского: «Свидригайлов - это освобождение от запретов нравственности, данное злодею, не знающему ничего, кроме своих желаний, и приходящему к смерти» [4, с. 182].

По мнению профессора Чижа [9], в «Преступлении и наказании» Свидригайлов — наиболее совершенное, «бессмертное» изображение нравственного помешательства» [9, с. 145].

То, что называется нравственным помешательством, выражается полной или почти полной утратой нравственных понятий при наличии других душевных проявлений. «Русские люди вообще широкие люди, - говорит Свидригайлов, - широкие, как их земля, и чрезвычайно склонны к фантастическому, к беспорядочному» [3, с. 252]. «У нас в образованном обществе особенно священных преданий ведь нет», - развивает он далее свою мысль. Иные составляют себе эти священно-нравственные понятия по книгам или «из летописей выводят», но, по мнению Свидригайлова, это значит быть «колпаком» и «неприлично светскому человеку» [3, с. 253]. Себя он с чувством удовлетворения называет «белоручкой» и никаких святынь не признает.

Общественная опасность Свидригайловых заключается, по мнению В. Шкловского [4], в том, что они только с медицинской точки зрения рассматриваются как больные. Достоевский показывает и несомненную болезненность Свидригайлова, страдающего от галлюцинаций, и его заразное, тлетворное влияние. В этом герое ощущается трагическая разорванность жизни, которая так характерна для атмосферы произведений Достоевского.

Список использованной литературы

Белокурова С.П. Словарь литературоведческих терминов. - М., 2005.

Гинзбург Л.Я. О психологической прозе.- Л.: Художественная литература, 1977. - 448 с.

Достоевский Ф.М. Преступление и наказание. - М., 1997.

Наседкин Н.Н. Достоевский: Энциклопедия. - М.: Алгоритм, 2003.

Кирпотин В.Я. Достоевский-художник. - М., 1972.

Романова Г.И. Практика анализа литературного произведения. -М.: Флинта-Наука, 2004. - 255 с.

Романова Г.И. Творческая история // Введение в литературоведение: Литературное произведение: Основные термины и понятия / Под ред. Л.В. Чернец. - М., 1999. - 1-е изд.; 2-е изд. перераб. и доп. -2006 - С. 508-521.

Романова Г.И. Тема зла в критике о Достоевском // Филологические науки. - 2005. - № 2. - С. 14-22.

Словарь литературных персонажей: Русская литература: Середина XIX - начало XX вв. - М.: Московский лицей, 1997.

Ю.Юркина Л.Ю. Введение в литературоведение. - М.: Высшая школа, 1999.-С. 296.