Романы Б. Акунина в контексте постмодернизма

Романы Бориса Акунина о Пелагии в контексте постмодернизма.

В основе поэтики постмодернизма лежит игра. И литературный и коммерческий проект "Провинциальный детектив или Приключения сестры Пелагии" рассчитан тоже на своеобразную игру, которая во многом обеспечила успех проекта. Остановимся на некоторых линиях.

1) игра с читателем – ценителем классической литературы или эстетом.

Борис Акунин смешивает массовую и элитарную литературу, выбирая для своих романов материал, преломленный и запечатленный изящной словесностью XIX столетия, стилизуя каждый свой роман в духе какого – нибудь классика.

Отметим, что этот прием позволил автору провести незатейливую ниточку к сердцу читателя, почитателя классики, благодаря изобилию перекличек с произведениями мировой словесности, которые дают читателю ключ для понимания сообщения.

Так, в "Пелагии и белом бульдоге" проницательный читатель увидит тонкую ниточку, ведущую к Гоголю и Лескову.

Например, приезд в тихий Заволжск чиновника по особым поручениям Бубенцова и прием, который ему оказан в высшем свете, напоминает прием, оказанный Хлестакову в "Ревизоре", Чичикову в "Мертвых душах", а также Термосесову в "Соборянах".

Приведем несколько примеров, которые напоминают все ситуации "Ревизора" Гоголя, связанные с женой городничего, со слухами.

"Назавтра уже было известно, что в Заволжск пожаловал ревизующий от Синода, чиновник для особых поручений при самом обер –прокуроре Победине".

"Только всего и было. Но ко всеобщему удивлению, с того дня Людмила Платоновна стала отличать петербуржца – можно сказать, взяла под свое покровительство. Он повадился часто бывать на ее половине и входил запросто, без доклада".

"Итак, в считанные дни Бубенцов произвел в Заволжске натоящий coup d`etat, захватив почти все стратегические пункты: администрацию в лице Феликса Станиславовича и общественное мнение вкупе с почтой и телеграфом в лице Олимпиады Савельевны".

Прообраз владыки Митрофания напоминает отца Савелия Туберозова в "Соборянах" Лескова.

"Назначенный к нам в Заволжск сначала викарием, а затем и губернаторским архипастырем, он проявил столько мудрости и рвения, что вскорости был вызван в столицу, на высокую церковную должность. Многие прочили Митрофанию в самом недалеком будущем белый митрополичий клобук, но он, поразив всех, опять свернул с накатанного тракта – ни с того ни с сего запросился обратно в нашу глушь и после долгих уговоров, к радости заволжан, был с миром отпущен, чтобы больше цж никогда не покидать здешней скромной, удаленной от столиц кафедры".

Есть намек и на "Выбранные места из переписки с друзьями" Гоголя.

Известно, что Гоголь путь к развитию управления губернией искал через сердце губернаторши. Также поступает и Митрофаний.

"А с коварным проверяльщиком Бубенцовым поступить надо вот как, придумал владыка. Перво – наперво отписать в Петербург Константину Петровичу про все художества его доверенного нунция и про то, какая беда может произойти для церкви от этих художеств. Обер – прокурор человек умный. Возможно, что и внемлет. Но посланием не ограничиться, а непременно призвать к беседе губернаторшу Людмилу Платоновну – усовестить, пристыдить. Женщина она добрая и честная. Должна одуматься. Все и устроится. Куда как просто".

В романе "Пелагия и красный петух", последняя глава "Евангелие от Пелагии" напоминает Булгакова "Мастер и Маргарита".

"Господи, что я натворила! А вдруг это правда? Тогда он – это Он, тогда Его схватят, и будут бичевать, и наденут терновый венец, и изломают на кресте! А я Его отпустила! Но разве смогла бы я Его остановить?

Обер - прокурор Синода Победин – светский глава церкви, но не верящий в Бога напоминает великого инквизитора в "Братьях Карамазовых" Достоевского.

"Прокуратор призвал меня к себе и долго говорил со мной о Боге, о церкви и разном прочем".

2) Другая линия – игра с читателем – патриотом прошлого России.

Борис Акунин переносит действие во вторую половину XIX столетия, в результате чего его романы выгодно отличаются от многочисленных современных детективных романов.

Часто – это провинция, например, Заволжская губерния –"глухомань, тммутаракань, медвежий угол", где жители нерасторопны, не любят суеты и проворства.

Таков и Заволжск.

Например, Если б кому выпало взглянуть на Заволжск из небесных сфер, откуда изливаются лучи небесных светил, то перед счастливцем, верно, предстала бы картина некоего зачарованного царства: лениво искрящаяся Река, посверкивающие крыши, мерцание газовых фонарей, и над всей этой игрой разнообразных сияний воспаряет серебряный звон цикадного хора".

И кого не охватит ностальгия по такому "зачарованному царству". Впрочем, авторское отношение к "зачарованному царству" не свободно от иронии.

Например, "Теперь же у нас тишь и благолепие, по дорогам не шалят, не убивают, и даже волки в здешних лесах из – за обилия живности заметно толще и ленивее, чем в прочих губерниях".

Третья линия – собственно детективная интрига, но в русле постмодернизма.

Постмодернизм сделал контекст одним из составляющих своей поэтики, а контекст романов о Пелагии – это многочисленные аллюзии с произведениями мировой литературы. Например, Лескова, Достоевского, Толстого, Гоголя, Булгакова.

Мы уже приводили скрытые аллюзии, но есть и явные. Так, включение в роман своеобразной читательской рецензии на "Бесов" Достоевского.

"Название – Бесы" – и изрядная толщина романчика меня, действительно, напугали, и, читать его я взялся лишь на пароходе, под плеск волн и крики чаек. За ночь прочел до половины и, кажется, понял, к чему Вы подсунули мне сей косноязычный, но вдохновенный трактат, прикидывающийся беллетристикой. Разумеется, не из – за бессмысленного проходимца Петруши Верховенского и его карикатурных товарищей – карбонариев, а из – за Ставрогина, в примере которого Вы, должно быть, видите для меня смертельную опасность: заиграться юберменшеством, да и превратиться в горохового шута или, по Вашей терминологии, "погубить свою бессмертную душу".

Действуют "рекуррентные", т.е. "возвращающиеся" персонажи функция которых – тоже отчасти обеспечить успех коммерческому проекту.

Это живая, непоседливая, любопытная монахиня Пелагия, главная героиня цикла "Провинциальный детектив" ,а также не менее любимый читателями персонаж Эраст Петрович Фандорин.

Наконец, авторская маска, как продолжение – игры с читателем.

Акунин – это литературная маска, псевдоним, который по – японски означает "злой человек", не лишенный определенных принципов.

Хотелось бы понять, почему автор выбрал такую литературную маску?

Возможно потому, что искусно пишет про смерть, а также потому, что он и есть главный враг, "злой человек" для Пелагии, играя ее судьбой как шахматной фигурой, так как именно от него зависит ее дальнейшая литературная судьба.

Некоторые исследователи полагают, что, если набрать фамилию Фрейби – одного из персонажей романа "Коронация" в русском регистре на обычной клавиатуре, то получается "Акунин" и в связи с этим предполагают, что Фрейби – это и есть литературный двойник Акунина с которым у него много общего в биографическом плане. Например, он постоянно читает беллетрические романы, в чем проницательный читатель может угадать намек на литературную деятельность автора. Кроме того, Фрейби проявляет себя и как переводчик, когда дарит Зюкину русско – английский разговорник.

Постмодернизм не равнодушен к элементам мистики.

Они присутствуют в цикле "Пелагия и красный петух".

Например, таинственная пещера с красным петухом, явившимся проводником по времени, описанная выдуманным средневековым немецким мистиком.

В поэтике постмодернизма, где границы "высокой" и "массовой" словесности размыты, Борис Акунин, являясь постмодернистом в детективном жанре, смешивает в своих романах высокое и массовое, старое и новое, русское и западное, вследствие чего его романы могут апеллировать к горизонту ожидания разных читательских групп. Так, читатель легкой литературы и интеллектуал найдут в его романах что–то свое. Интересный и захватывающий сюжет, свежесть письма и стиля привлечет любого читателя. Любитель всякого рода авантюр получит удовольствие от приключений. Кто-то вдохновится атмосферой прошлого столетия. Интеллектуалы оценят языковые стилизации, интертекстуальные построения, поэтику аллюзий, которые напоминают о произведениях высокой литературы.

Таким образом, цикл романов Бориса Акунина о монахине Пелагии – широкомасштабное явление, рассчитанное на горизонт ожидания разных читательских групп, которое можно отнести как к серьезной, так и массовой литературе.