Перевод отрывка из книги Теодора Драйзера "Дженни Герхардт"

Перевод отрывка из книги Теодора Драйзера «Дженни Гертхард»

One morning, in the fall of 1880, a middle-aged woman, accompanied by a young girl of eighteen, presented herself at the clerk's desk of the principal hotel in Columbus, Ohio, and made inquiry as to whether there was anything about the place that she could do.

She was of a helpless, fleshy build, with a frank, open countenance and an innocent, diffident manner. Her eyes were large and patient, and in them dwelt such a shadow of distress as only those who have looked sympathetically into the countenances of the distraught and helpless poor know anything about.

Any one could see where the daughter behind her got the timidity and shamefacedness which now caused her to stand back and look indifferently away.

She was a product of the fancy, the feeling, the innate affection of the untutored but poetic mind of her mother combined with the gravity and poise which were characteristic of her father.

Poverty was driving them. Together they presented so appealing a picture of honest necessity that even the clerk was affected. "What is it you would like to do?" he said.

"Maybe you have some cleaning or scrubbing," she replied, timidly.

"I could wash the floors." The daughter, hearing the statement, turned uneasily, not because it irritated her to work, but because she hated people to guess at the poverty that made it necessary.

The clerk, manlike, was affected by the evidence of beauty in distress.

The innocent helplessness of the daughter made their lot seem hard indeed. "Wait a moment," he said; and, stepping into a back office, he called the head housekeeper. There was work to be done.

The main staircase and parlor hall were unswept because of the absence of the regular scrub-woman.

"Is that her daughter with her?" asked the housekeeper, who could see them from where she was standing.

"Yes, I believe so."

"She might come this afternoon if she wants to. The girl helps her, I suppose?"

"You go see the housekeeper," said the clerk, pleasantly, as he came back to the desk.

"Right through there" — pointing to a near-by door.

"She'll arrange with you about it."

A succession of misfortunes, of which this little scene might have been called the tragic culmination, had taken place in the life and family of William Gerhardt, a glass-blower by trade.

Having suffered the reverses so common in the lower walks of life, this man was forced to see his wife, his six children, and himself dependent for the necessaries of life upon whatever windfall of fortune the morning of each recurring day might bring.

He himself was sick in bed. His oldest boy, Sebastian, or "Bass," as his associates transformed it, worked as an apprentice to a local freight-car builder, but received only four dollars a week. Genevieve, the oldest of the girls, was past eighteen, but had not as yet been trained to any special work.

Перевод

Однажды утром, осенью 1880 года, женщина средних лет в сопровождении восемнадцатилетней девушки подошла к стойке портье главного отеля в Колумбусе, штат Огайо, и поинтересовалась, не найдется ли для нее в отеле какой-нибудь работы.

Она была беспомощного, плотного телосложения, с открытым выражением лица и невинными, застенчивыми манерами. Глаза у нее были большие и терпеливые, и в них таилась такая тень страдания, о которой знают только те, кто с сочувствием вглядывался в лица обезумевших и беспомощных бедняков.

Любому было ясно, откуда у дочери, стоявшей позади нее, взялись робость и стыдливость, которые теперь заставляли ее держаться позади и с притворным равнодушием смотреть в сторону.

Она была плодом фантазии, чувств, врожденной привязанности неискушенного, но поэтичного ума своей матери в сочетании с серьезностью и уравновешенностью, которые были характерны для ее отца.

Ими двигала бедность. Вместе они представляли собой настолько привлекательную картину честной необходимости, что даже клерк был тронут. "Чем бы вы хотели заниматься?" он сказал.

"Может быть, у Вам нужно где-то убрать или что-то помыть", - робко ответила она. "Я могла бы помыть полы". Дочь, услышав это заявление, беспокойно обернулась, но не потому, что ее раздражала эта работа, а потому, что она терпеть не могла, когда люди догадывались, какая крайность заставляет их браться за черную работу.

Портье, как подобает мужчине, был тронут зрелищем красавицы, попавшей в беду. Невинная беспомощность дочери сделала их участь по-настоящему тяжелой.

"Подождите минутку", - сказал он и, зайдя в подсобное помещение, позвонил старшей экономке. В отеле действительно нашлась работа.

Главная лестница и гостиная были не убраны из-за отсутствия постоянной уборщицы.

"Это ее дочь с ней?" - спросила экономка, издали глядя на женщин.
"Похоже на то".

"Что ж, пускай сегодня же принимаются за работу. Полагаю, девушка помогает ей?"

"Идите к экономке", - любезно сказал клерк, возвращаясь к стойке. "Прямо сюда", — указал он на ближайшую дверь. - "Там с вами договорятся".

Череда несчастий, трагической кульминацией которых можно было бы назвать эту маленькую сцену, произошла в жизни Уильяма Герхардт, стеклодува по профессии, и его семьи.

Пережив неудачи, столь распространенные в низших слоях общества, этот человек был вынужден видеть, не зная, что принесет новый день ему, его жене и шестерым детям, ибо их хлеб насущный зависел от прихоти случая.

Сам он был прикован к постели. Его старший сын Себастьян, или "Басс", как называли его коллеги, работал подмастерьем у местного строителя грузовых вагонов, но получал всего четыре доллара в неделю. Женевьеве, старшей из девочек, было уже за восемнадцать, но она еще не была обучена какой-либо специальной работе.