Перевод отрывка из рассказа Эрнеста Сетон-Томпсона «Трущобная кошка»

Перевод отрывка из рассказа Эрнеста Сетон-Томпсона

«Трущобная кошка»

II

Котенок из трущоб напрасно ждал свою маму. Утро пришло и ушло. Он очень проголодался. К вечеру глубокий инстинкт побудил его выйти на поиски пищи. Он выскользнул из старой коробки и, бесшумно пробираясь среди мусора, обнюхивал всё, что казалось съедобным, но не находил пищи. Наконец, он подошел к деревянным ступеням, ведущим вниз в птичий магазин Японца Мали, расположенный под землёй. Дверь была приоткрыта. Он забрел в мир резких и странных запахов и множество живых существ в клетках вокруг него. Негр сидел без дела на коробке в углу. Он увидел маленького незнакомца, который вошел, и с интересом наблюдал за ним. Котенок прошел мимо кроликов. Они не обратили на него внимания. Он подошел к клетке с широкой решеткой, внутри которой сидела лисица. Госпожа с пушистым хвостом находилась в дальнем углу. Она низко пригнулась, глаза ее сверкали. Котенок, нюхая, подошел к клетке, засунул в нее голову, снова понюхал, а потом направился к кормушке, чтобы быть схваченным в мгновение ока сидящей в засаде лисицей. Котенок испуганно мяукнул и один рывок оборвал бы его жизнь на месте, если бы негр не пришел на помощь. У него не было оружия и он не мог попасть в клетку, но он так сильно плюнул в морду лисице, что та отпустила котенка и вернулась в угол, чтобы сидеть и моргать глазами от страха.

Негр вытащил котёнка. Потрясение от лапы хищного зверя, казалось, оглушило жертву, действительно избавив её от сильных страданий. Котёнок выглядел невредимым, но немного ошеломлённым. Несколько раз он покачивался по кругу, затем медленно оправился и через несколько минут уже мурлыкал на коленях у негра, явно не пострадавший, когда домой вернулся продавец птиц Японец Мали.

Японец не был представителем Востока; он был истинным кокни, но его глаза были такими маленькими, случайно расположенными наискось щелочками на его круглом, плоском лице, что его имя забывали, заменяя его на яркое и описательное прозвище «Японец». Он не был особенно жесток с птицами и животными, чьи продажи должны были обеспечивать его существование, но его внимание было сосредоточено на главной цели; он знал, чего хотел. Трущобный котенок был ему ни к чему. Негр накормил котенка досыта, затем перенес его в удаленный квартал и бросил в соседний склад с железом.

III

Одного хорошего обеда хватает на два-три дня, и, набравшись запаса тепла и энергии, котенок был очень активен и весел. Он обошел кучи мусора, бросил любопытные взгляды на далеких канареек в клетках, висящих на высоких окнах; он перелез через забор, обнаружил большую собаку, тихо сполз вниз, а затем, найдя укромное местечко при полном солнечном свете, лег и поспал часок. Котенка разбудило легкое сопение. Перед ним стоял большой черный кот с горящими зелеными глазами, толстой шеей и квадратными челюстями, что характерно для котов; на его щеке виднелся шрам, а левое ухо было разорвано. Его взгляд был далеким от дружелюбного; его уши немного прижались назад, хвост дергался, и из горла вырвался слабый, глубокий звук. Котенок невинно подошел к нему. Он не помнил его. Он потерся боками щек о столб и медленно, спокойно развернулся и исчез. Последнее, что увидел котенок, — это конец его хвоста, который дергался из стороны в сторону; маленький обитатель трущоб понятия не имел, что сегодня он был так же близок к смерти, как и тогда, когда отважился войти в клетку с лисой.

Вечером котенок проголодался. Он тщательно исследовал длинный невидимый цветной поток, из которого состоит ветер. Он выбрал из них самые интересные пряди и, поводя носом, последовал за ними. В углу двора стояла коробка с мусором, в котором он нашел что-то, что довольно неплохо подходило в качестве еды; ведро с водой под краном дало возможность утолить жажду.

Ночь прошла в основном в блуждании и изучении двора. На следующий день он снова провел время так же, спя на солнце. Так шло время. Иногда котенок встречал большого черного кота, но осторожно отступал, чтобы он его не заметил. Ведро с водой обычно стояло на своем месте, а если нет, то были маленькие грязные лужицы на камнях внизу. Но на коробку с мусором надеяться не стоило. Однажды она оставила котенка без еды на целых три дня. Котенок побродил вдоль высокого забора, увидел маленькую дырочку и пролез через нее, оказавшись на открытой улице. Это был новый мир, но прежде чем он успела зайти далеко, раздался шумный, грохочущий рык — большая собака подскочила, и котенок едва успел вернуться в дырку в заборе. Он был ужасно голоден и рад, когда нашел немного старых картофельных очисток, которые дали ему небольшую передышку от голодных мучений. Утром котенок не спал, а рыскал в поисках пищи. Воробьи чирикали во дворе. Они часто были там, но теперь они воспринимались другими глазами. Постоянное чувство голода пробудило дикого охотника в котенке; эти воробьи были добычей, пищей. Он инстинктивно присел и подкрадывался от укрытия к укрытию, но воробьи были начеку и вовремя улетали. Котенок не покидал попыток, но без успеха, лишь убеждаясь, что воробьи — это одна из добычи, которую можно съесть, если удастся поймать.

На пятый день неудачи котенок решился выйти на улицу, отчаянно настроенный найти пропитание. Когда он был далеко от своего укромного места, несколько мальчишек начали стрелять в него кусками кирпича. Он испугался и бросился бежать. Собака погналась следом за ней, и положение котенка стало опасным; но рядом был старомодный железный забор вокруг дома, и котенок проскользнул сквозь него, когда собака настигла его. Женщина в окне сверху прикрикнула на собаку. Тогда мальчишки бросили несчастному кусочек мяса вниз, и котенок устроил себе самый вкусный обед в своей жизни. Крыльцо стало для него убежищем. Под ним он терпеливо ждал наступления ночи, а затем, как тень, прокрался обратно в свой старый двор.

Так проходили дни в течение двух месяцев. Котенок рос, крепчал, а также изучал ближайшие окрестности. Он познакомился с Дауни-стрит, где каждое утро виднелись длинные ряды мусорных баков. Котенок составил свое мнение о их владельцах. Большой дом для него был не римско-католической церковью, а местом, где мусорные баки были полны отличных рыбных объедков. В скором времени он познакомился с мясником, и присоединилась к застенчивой стае кошек, образовавших внешний круг. Он также познакомился с портовым псом и двумя или тремя другими ужасными собаками. Котенок знал, чего от них ожидать и как избегать их, и был счастлив, когда изобрел новый промысел. Многие тысячи кошек, вероятно, сидят в надежде около манящих молочных банок, которые ранний молочник оставляет на ступенях и подоконниках, и именно случайным образом котенок обнаружил одну с поломанной крышкой, научившись открывать ее и пить вдоволь. Бутылки, конечно, были за пределами его возможностей, но многие банки имели неподходящие крышки, и котенок усердно пытался найти те, которые были слабо прикреплены. Наконец он расширил свою территорию до исследования соседнего квартала и даже дальше, пока снова не оказался среди бочек и коробок во дворе за подвалом продавца птиц.

Старый двор железного склада никогда не был домом для котенка, он всегда чувствовал себя там чужим; но здесь у него появилось чувство собственности, и он сразу же возмутился присутствием другого маленького котенка. Он подошел к новоприбывшему с угрожающим видом. Котята перешли на рычание и шипение, когда ведро с водой из верхнего окна окатило их обеих и хорошенько остудило их пыл. Они разбежались по сторонам: новоприбывший котенок через стену, а трущобный котенок под коробку, ту самую, в которой он родился. Вся эта глухая местность очень понравилась ему, и он снова поселился здесь. Во дворе было не больше мусорных баков, чем в других, и совсем не было воды, но там часто водились бродячие крысы и несколько мышей превосходных на вкус; иногда их удавалось поймать, и они не только служили вкусной едой, но и стали причиной того, что котенок приобрел друга.

/data/files/n1738139061.docx (Перевод отрывка из рассказа Эрнеста Сетон-Томпсона)The Slum Cat

by Ernest Thompson Seton

II

The Slum Kitten waited in vain for her mother. The morning came and went. She became very hungry. Toward evening a deep-laid instinct drove her forth to seek food. She slunk out of the old box, and feeling her way silently among the rubbish, she smelt everything that seemed eatable, but without finding food. At length she reached the wooden steps leading down into Jap Malee's bird-store underground. The door was open a little. She wandered into a world of rank and curious smells and a number of living things in cages all about her. A negro was sitting idly on a box in a corner. He saw the little stranger enter and watched it curiously. It wandered past some Rabbits. They paid no heed. It came to a wide-barred cage in which was a Fox. The gentleman with the bushy tail was in a far corner. He crouched low; his eyes glowed. The Kitten wandered, sniffing, up to the bars, put its head in, sniffed again, then made toward the feed-pan, to be seized in a flash by the crouching Fox. It gave a frightened "mew," but a single shake cut that short and would have ended Kitty's nine lives at once, had not the negro come to the rescue. He had no weapon and could not get into the cage, but he spat with such copious vigor in the Fox's face that he dropped the Kitten and returned to the corner, there to sit blinking his eyes in sullen fear.

The negro pulled the Kitten out. The shake of the beast of prey seemed to have stunned the victim, really to have saved it much suffering. The Kitten seemed unharmed, but giddy. It tottered in a circle for a time, then slowly revived, and a few minutes later was purring in the negro's lap, apparently none the worse, when Jap Malee, the bird-man, came home.

Jap was not an Oriental; he was a full-blooded Cockney, but his eyes were such little accidental slits aslant in his round, flat face, that his first name was forgotten in the highly descriptive title of "Jap." He was not especially unkind to the birds and beasts whose sales were supposed to furnish his living, but his eye was on the main chance; he knew what he wanted. He didn't want the Slum Kitten.

The negro gave it all the food it could eat, then carried it to a distant block and dropped it in a neighboring iron-yard.

III

One full meal is as much as any one needs in two or three days, and under the influence of this stored-up heat and power, Kitty was very lively. She walked around the piled-up rubbish, cast curious glances on far-away Canary-birds in cages that hung from high windows; she peeped over fences, discovered a large Dog, got quietly down again, and presently finding a sheltered place in full sunlight, she lay down and slept for an hour. A slight 'sniff' awakened her, and before her stood a large Black Cat with glowing green eyes, and the thick neck and square jaws that distinguish the Tom; a scar marked his cheek, and his left ear was torn. His look was far from friendly; his ears moved backward a little, his tail twitched, and a faint, deep sound came from his throat. The Kitten innocently walked toward him. She did not remember him. He rubbed the sides of his jaws on a post, and quietly, slowly turned and disappeared. The last that she saw of him was the end of his tail twitching from side to side; and the little Slummer had no idea that she had been as near death to-day, as she had been when she ventured into the fox-cage.

As night came on the Kitten began to feel hungry. She examined carefully the long invisible colored stream that the wind is made of. She selected the most interesting of its strands, and, nose-led, followed. In the corner of the iron-yard was a box of garbage. Among this she found something that answered fairly well for food; a bucket of water under a faucet offered a chance to quench her thirst.

The night was spent chiefly in prowling about and learning the main lines of the iron-yard. The next day she passed as before, sleeping in the sun. Thus the time wore on. Sometimes she found a good meal at the garbage-box, sometimes there was nothing. Once she found the big Black Tom there, but discreetly withdrew before he saw her. The water-bucket was usually at its place, or, failing that, there were some muddy little pools on the stone below. But the garbage-box was very unreliable. Once it left her for three days without food. She searched along the high fence, and seeing a small hole, crawled through that and found herself in the open street. This was a new world, but before she had ventured far, there was a noisy, rumbling rush—a large Dog came bounding, and Kitty had barely time to run back into the hole in the fence. She was dreadfully hungry, and glad to find some old potato-peelings, which gave a little respite from the hunger-pang. In the morning she did not sleep, but prowled for food. Some Sparrows chirruped in the yard. They were often there, but now they were viewed with new eyes. The steady pressure of hunger had roused the wild hunter in the Kitten; those Sparrows were game—were food. She crouched instinctively and stalked from cover to cover, but the chirpers were alert and flew in time. Not once, but many times, she tried without result except to confirm the Sparrows in the list of things to be eaten if obtainable.

On the fifth day of ill luck the Slum Kitty ventured forth into the street, desperately bent on finding food. When far from the haven hole some small boys opened fire at her with pieces of brick. She ran in fear. A Dog joined in the chase, and Kitty's position grew perilous; but an old-fashioned iron fence round a house-front was there, and she slipped in between the rails as the Dog overtook her. A woman in a window above shouted at the Dog. Then the boys dropped a piece of cat-meat down to the unfortunate; and Kitty had the most delicious meal of her life. The stoop afforded a refuge. Under this she sat patiently till nightfall came with quiet, then sneaked back like a shadow to her old iron-yard.

Thus the days went by for two months. She grew in size and strength and in an intimate knowledge of the immediate neighborhood. She made the acquaintance of Downey Street, where long rows of ash-cans were to be seen every morning. She formed her own ideas of their proprietors. The big house was to her, not a Roman Catholic mission, but a place whose garbage-tins abounded in choicest fish scrapings. She soon made the acquaintance of the meat-man, and joined in the shy fringe of Cats that formed the outer circle. She also met the Wharf Dog as well as two or three other horrors of the same class. She knew what to expect of them and how to avoid them; and she was happy in being the inventor of a new industry. Many thousand Cats have doubtless hung, in hope, about the tempting milk-cans that the early milk-man leaves on steps and window-ledges, and it was by the merest accident that Kitty found one with a broken lid, and so was taught to raise it and have a satisfying drink. Bottles, of course, were beyond her, but many a can has a misfit lid, and Kitty was very painstaking in her efforts to discover the loose-jointed ones. Finally she extended her range by exploration till she achieved the heart of the next block, and farther, till once more among the barrels and boxes of the yard behind the bird-man's cellar.

The old iron-yard never had been home, she had always felt like a stranger there; but here she had a sense of ownership, and at once resented the presence of another small Cat. She approached this newcomer with threatening air. The two had got as far as snarling and spitting when a bucket of water from an upper window drenched them both and effectually cooled their wrath. They fled, the newcomer over the wall, Slum Kitty under the very box where she had been born. This whole back region appealed to her strongly, and here again she took up her abode. The yard had no more garbage food than the other and no water at all, but it was frequented by stray Rats and a few Mice of the finest quality; these were occasionally secured, and afforded not only a palatable meal, but were the cause of her winning a friend.