Постмодернизм в оценке отечественного литературоведения

Постмодернизм в оценке отечественного литературоведения

В отечественном литературоведении постмодернизм предстает явлением сложным и противоречивым. Об этом свидетельствует острая полемика на страницах «Литературной газеты» в течение 2001-2002 года, под общим названием «Сумерки литературы», закончившаяся призывом «выйти» из состояния постмодернизма, который якобы разрушает сознание "словесной шелухой" и "снобистскими умственными артефактами". Но есть и другая точка зрения, где это явление склонны рассматривать не просто некоей модной болезнью, не просто модой и состоянием атмосферы. Так, по мысли П.К. Гречко – это не литературное явление, не эстетическая система, а целая философия, «единственная философия», которая учит смеяться. Смеяться и наслаждаться той повседневностью, из которой, согласно постмодернизму, и выткана вся ткань человеческой жизни» [Гречко П.К.].

Заметим: многие отечественные исследователи этого явления в оценках, в понимании его сущности часто ориентируются на работы уже цитированных выше западных исследователей. Однако вышесказанное нуждается в существенной оговорке, которая принципиально важна для понимания сущности российского постмодернизма. Следует признать, что постмодернизм – прежде всего, явление западной культуры, так как он первоначально оформился в русле постструктурализма французских ученых Ж. Деррида, М. Фуко, Ж. Бодрийяра и, несмотря на то, что русский постмодернизм имеет длительную предысторию, многими исследователями (Ю.Б. Борев) он воспринимается как явление западной культуры. Во многом это объясняется тем, что русский (восточный) постмодернизм более политизирован, так как сложился в других социокультурных условиях, чем западный: в борьбе с советской идеологией, соцреализмом, выражая потребность в свободе от политической идеологии. Важно подчеркнуть, что до конца 1980-х гг. он считался сферой элитарного искусства и имел статус неофициального искусства. И.П. Ильин также объясняет это обстоятельство запоздалым интересом отечественных исследователей этого феномена, который возник только в 90-е годы и "постмодернистские дискурсы не успели стать основными", тогда как на Западе ученые говорили уже о конце постмодернизма. Возможно, поэтому и прав Ю.Б. Борев подразумевая под постмодернизмом "специфическую литературную практику западной литературы, пришедшую на смену "новому роману" и неоавангардистским экспериментам рубежа 60–70гг. [Бобрев Ю.Б.]". Таким образом, устанавливается граница начала эпохи постмодернизма - 60-70-е гг. 20 в.

В русской литературе И. Скоропанова выделяет три периода развития постмодернизма:

-конец 1960-х – 70-егг. – период становления;

-конец 1970-х-80-егг. – утверждение в качестве литературного направления;

-конец 1980-х-90-егг. - период легализации.

Для первой волны русского постмодернизма в творчестве А. Битова, Вен. Ерофеева, Д. Пригова характерны интертекстуальность, прием игры, ирония, пародийность, множественность смыслов, прием «авторской маски» и др.

Постмодернизм второй волны И.Скоропанова подразделяет на два типа: шизоаналитический (Виктор Ерофеев, В. Сорокин) и меланхолический (С. Соколов). Именно в этот период русский постмодернизм сформировался как литературное направление, при этом, оставаясь еще на нелегальном положении.

Третья волна русского постмодернизма (Л. Петрушевская, Т. Толстая, В. Пелевин) интересна тем обстоятельством, что на русский язык начинают переводиться работы западных теоретиков постмодернизма. На него появляется мода, у него уже есть своя классическая литература, набор штампов и клише. Ю.С. Райнеке об этом периоде пишет так: «После поднятия «железного занавеса», в Россию проникли уже оформившиеся концепции и идеи западных постмодернистов. Молодые авторы их активно воспринимают, быстро появляются переводы ставших уже классиками постмодернистов. Растерявшаяся после краха советской системы литература и критика получают новый заряд творческой энергии» [Райнеке Ю.С.].

Продолжая эту мысль, О.В. Богданова обращает внимание на то, что: «Новая действительность породила потребность новых поэтических средств, продиктовала новые законы отражения реальности, так как новизна литературы 1980-х – 1990-х годов в основном сводилась именно к изменению поэтики, к трансформации художественной формы, редко – к новым ракурсам какой-либо темы» [Богданова О.В.].

Кроме общедоступности теоретических работ западных теоретиков, Н. Иванова отмечает факт публикации в этот период времени ранее запрещенных произведений отечественных авторов: Н. Гумилева, В. Набокова, В. Ходасевича, В. Аксенова, И. Бродского и др., вследствие чего литературная ситуация в отечественном литературоведении «была взорвана», «хронологическая ось литературы смещена», что создало благоприятные условия для активного роста литературного постмодернизма. Вследствие публикации произведений запрещенных авторов развернулись острые дискуссии, изменилось литературное пространство с появлением постмодернистской литературы, находившейся до этого периода в андеграунде [Иванова Н.].

Б. Акунин* в большей мере относится к массовым писателям. Но нельзя не отметить тот факт, что начало в его творческой деятельности относится к периоду, когда наступает период официального оформления постмодернизма в России 1980-1990гг, на него появляется мода, у него уже есть собственная классика и писатели повторяют уже отработанные модели. В 90-е гг. осложняется представление о мире. Основные функции литературы – учительность, критичность, гедонистическая утратили свое былое значение, уступив место другим функциям, более соответствующим состоянию мира. Перед писателями встала совсем другая задача – моделировать разные виды реальности, мыслить многомерно, владеть дискурсами всех культурно-исторических эпох, одним словом, новое состояние литературы потребовало от писателя компетентных знаний в области философии, истории, филологии, литературоведения и др, а также объединить все слои читательской аудитории. Собственно об этом пишет, например, И. С. Скоропанова, полагая, что постмодернизм дал литературе новое измерение, раздвинул ее горизонты, поставил писателей перед лицом сложных задач. А именно: овладение всеми типами письма, совмещение в одном авторе художника, философа, историка, литературоведа, культуролога, поиск средств, для воссоздания множественности истины, моделирование вероятных миров, качественное обновление литературы, интеллектуальный уровень которой должен соответствовать усложнившимся представлениям о мире. Кроме того, писатели - постмодернисты остановились перед проблемами, которые остаются нерешенными современной наукой. Это – создание новой картины мироздания, проблема смысла жизни, проблема постмодернистской этики, пути и принципы "постмодернизации" мирового сообщества [Скоропанова И.С.].

На фоне творчества современных писателей Б. Акунин занимает скорее периферийное положение, используя в своих романах элементы различных поэтик, в том числе и западную поэтику. Это объясняет доступность для отечественных писателей к этому моменту времени теоретических работ и художественных произведений западных постмодернистов. Б. Акунин – не исключение.

Постмодернизм, конечно же, явление в большей мере западной культуры, однако очевидна параллель некоторых философских концепций и, объяснить, это можно тем, что в отечественном постмодернизме столкнулись две модификации этого направления – западная и восточная (отечественная).

Поэтому есть смысл обратиться к философско–эстетическим взглядам на постмодернизм, как новое состояние литературы и искусства, заложенные в философские концепции "мир как текст", "мир как открытое произведение", в интерпретации отечественных исследователей и писателей.

Так, точку зрения на постмодернистский текст, подобную позициям Р. Барта и М. Фуко, занимает отечественный теоретик В. Курицын. Ученый полагает, что текст описывает мир, как и «текст» описывается миром. Текст и мир находятся внутри друг друга как инвертированная матрешка, каждая из двух частей которой заключает в себе другую. По мысли исследователя, постмодернистский «текст» представляет собой не готовую вещь, а процесс взаимодействия художника с текстом, текста с пространством культуры, с материей духа, текста с художником и с самим собой. Он практически не имеет границ: его интерес к контексту настолько велик, что очень трудно понять, где заканчивается "произведение" и начинается "ситуация". Принимая во внимание все выше сказанное, ученый приходит к выводу, что постмодернизм – культура, замкнутая на самой себе, а "окружающая реальность" – тоже часть культуры, живущая и оцениваемая по эстетическим законам" [Курицын В.].

Очевидна параллель позиций Р. Барта и М. Фуко о роли автора в постмодернистском произведении, которые перекликаются с точкой зрения М.Н. Липовецкого: "В постмодернизме разрушается прерогатива монологического автора на владение высшей истиной, авторская истина релятивизируется, растворяясь в многоуровневом диалоге точек зрения…"

По мысли П.К. Гречко, "смерть стала своеобразным стигматическим кредо постмодернистского видения мира. История, культура, субъект, автор – все это здесь подходит к своему историческому концу, полностью раскрывает свой содержательный потенциал, умирает" [Гречко П.К.].

И Б. Акунин использует в своих романах прием авторской маски, что является продолжением своеобразной игры с читателем. Акунин – это литературная маска, псевдоним, который по-японски означает «злой человек», не лишенный определенных принципов. Хотелось бы понять, почему автор выбрал такую литературную маску? Возможно потому, что искусно пишет про смерть, а также потому, что он и есть главный враг, «злой человек» для Фандорина и Пелагии, играя их судьбами как шахматными фигурами. Некоторые исследователи полагают, что если набрать фамилию Фрейби – одного из персонажей романа «Коронация» в русском регистре на обычной клавиатуре, то получается «Акунин» и в связи с этим предполагают, что Фрейби – это и есть литературный двойник Акунина с которым у него много общего в биографическом плане. Например, он постоянно читает беллетристические романы, в чем проницательный читатель может угадать намек на литературную деятельность автора. Кроме того, Фрейби проявляет себя и как переводчик, когда дарит Зюкину русско- английский разговорник.

В. Курицын полагает: «постмодернизм сегодня – самая живая, самая эстетически актуальная часть современной культуры, среди лучших ее образцов есть и просто отличная литература» [Курицын В.]. К таким произведениям можно отнести и детективные романы Б. Акунина: их уровень высок, т.к. писатель не ограничивается детективным сюжетом. Он использует приемы постмодернистской поэтики, литературные и исторические аллюзии, в сочетании с патриотической манерой повествования. Это, безусловно, являются не только новой для российского читателя «авторской маской», но еще и выгодно отличают его проект от других проектов, связанных с детективным жанром (Д. Донцова, А. Воронин, Ф. Незнанский, А. Маринина и др.).

При всем родстве и ориентации на западную традицию русский литературный постмодернизм развивается особым путем. Отечественные литературоведы пытаются вывести свою «формулу» этого явления, обозначающего новые тенденции в жизни и культуре.

Так, критик А. Генис дает следующую формулировку постмодернизма: западный постмодернизм = авангард + масскульт, русский = авангард + литература соцреализма. О.В. Богданова, полагая спорным эту формулировку, говорит о множественности и полиструктурности постмодернизма, который включает в себя больше, чем две составляющие, предложенные А. Генис: (русский) постмодернизм = авангард (модернизм) + литература соцреализма + классическая литература + фольклор + мифология + &.

Специфика русского постмодернизма, по мнению К. Степанян, заключается в том, что "не видя истину или понимая, что каждый в окружающем мире верит в свою истину, русский писатель, тем не менее, пытается, пусть в полном отчаянии, эту нужную всем общую истину отыскать, нащупать. Но и русский постмодернизм, полагает исследователь, не свободен от специфической постмодернистской эстетики. Текст лишен традиционного" я». "Я - множественно, безлично, неопределенно, нестабильно. Выявляет себя посредством комбинирования цитации; обожает состояние творящего хаоса, опьяняется процессом чистого становления; дважды закодирован; соединяет в себе несоединимое, элитарен и эгалитарен одновременно; тянется к маргинальному; стирает грань между самостоятельными сферами духовной культуры, дистанцируется от всего линейного, однозначного; всем видам производства предпочитает производство желания, удовольствие, игру; никому не навязывается, скорее «способен» увлечь, соблазнить" [Степанян К.]. Так и романы Б. Акунина, сотканные из цитат различных авторов, построены на своеобразной игре с читателем, также рассчитаны на удовольствие. Оторвавшись от увлекательного сюжета, читатель увлекается игрой и ощущает себя знатоком истории, литературы.

Э.Г. Годованная видит отличие русского посмодернизма в том, что в XX столетии все также сильные позиции в литературе занимают традиции русского реализма XIX века, особенно Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого, что в свою очередь привело к более позднему появлению в русской литературе модернизма и постмодернизма. А своеобразие отечественного постмодернизма исследователь видит в том, что он сохраняет религиозный православный дискурс и свою связь с традицией русской реалистической классики, даже в том случае, когда он иронически ее комментирует [Степанян К.]. Говоря о традициях реалистической литературы, не в последнюю очередь, мы говорим об учительности. Магистральным направлением этого периода было представлено персонажами, идущими по пути нравственных поисков, которые связывались с христианством. Писатели – реалисты брали на себя роль пророков, учителей жизни. Для Н.В. Гоголя назначение писателя неотделимо от духовного служения Богу и людям. Как никакой другой философ своей эпохи близок к христианству Ф.М. Достоевский. В его творчестве в различных аспектах анализируется проблема греховности человека («Бесы», «Братья Карамазовы»).

В своем творчестве Б. Акунин транслирует идеи русских писателей. В своих романах писатель, используя ситуации из их произведений, своеобразно и иронически их интерпретирует, что ярко и выгодно выделяет его романы на фоне других авторов детективов. В силу этого обстоятельства, его романы приобретают некий интеллектуальный подтекст и, тем самым, становятся интересны сразу читателям разных уровней образования. Как известно, отечественному читателю, воспитанному на классической литературе, все-таки интересно произведение, в котором заложено нечто большее, чем просто увлекательный сюжет и детективная интрига. Скажем, философская или психологическая подоплека, заставляющая читателя размышлять, сопереживать.

В произведениях А. Битова, В. Маканина, Л. Петрушевской можно выделить общие характерные черты, которые сближают этих авторов: герои – «люди толпы», герои нашего времени, обычные, средние со своими слабостями и недостатками; отсутствие маркированности «хорошо» или «плохо», повествование нарочито нейтрально, образ реальности алогичен и хаотичен, не лишен фантасмагории, трагически окрашен.

Литература

Богданова О.В. Постмодернизм и современный литературный процесс: дис. … доктора филологических наук: 10.01.01. / О.В. Богданова, СПб. государственный университет. - 2003. – 24 с.

Борев Ю.Б. Литературный процесс. Теория литературы. – С.383.

Гречко П.К. О мнимой смерти человека в постмодернизме. Междисциплинарный научно – практический журнал: в 8 т. / П.К. Гречко – М.,2006. – Т.8. – 114 с.

Иванова Н. Ускользающая современность. Русская литература XX – XXI веков: от «внекомплектной» к постсоветской, а теперь и всемирной / Н. Иванова // Вопросы литературы. – 2007. – май-июнь. – С.45.

Курицын В. Постмодернизм: Новая первобытная культура / В. Курицын // Новый мир – 1992. - №2. – С.226.

Райнеке Ю.С. Исторический роман постмодернизма и традиции жанра (Великобритания, Германия, Австрия): дис. … канд. филологических наук: 10.01.03. / Ю.С. Райнеке, Московский государственный открытый педагогический ун-т им. М.А. Шолохова – М., 2002. –188с.

Скоропанова И.С. Первая волна русского постмодернизма / И.С. Скоропанова // Русская постмодернистская литература. – М.: Изд-во Флинта, Наука, 2001. – 380 с.

Степанян К. Постмодернизм – боль и забота наша / К. Степанян //Вопросы литературы – 1998. - №5. –С.522.

* Физическое лицо, выполняющее функции иноагента