Урок литературы в 10 классе по теме «Душевная деградация человека в рассказе А.П.Чехова «Ионыч»

Урок литературы в 10 классе по теме «Душевная деградация человека в рассказе А.П.Чехова «Ионыч»»

Радькова Юлия Николаевна,

МБОУ «Гимназия №5» г.Брянска

Ход урока.

1.Подготовка к восприятию.

- Художественный талант А.П.Чехова формировался в 80-е годы 19 века, в эпоху переоценки цен-ностей. Все творчество Чехова — призыв к духовному освобождению и раскрепощению человека. Писатель не проповедует, авторский голос в его произведениях скрыт. Но эта чеховская недогово-рённость действует на читателя сильнее громких слов. Чехов умел схватить общую картину жизни по мельчайшим её деталям. Считая, что «краткость — сестра таланта», писатель в коротких расска-зах даёт явления жизни, которым посвятили романы Н. В. Гоголь, И. С. Тургенев, Л. Н. Толстой. Шутки в рассказах Чехова построены на сверхобобщениях, юмор основан на возведении в закон любой мелочи и случайности.

Одной из важнейших тем для Чехова является тема нравственной ответственности человека за всё, что с ним происходит. Опуститься, деградировать, капитулировать перед жизнью, перед средой гораздо легче, чем сопротивляться и отстаивать свои взгляды.

Изучая творчество А.П.Чехова, мы познакомились уже с его «маленькой трилогией» о футлярной жизни человека («Крыжовник», «О любви», «Человек в футляре»). По своему идейному содержанию рассказ «Ионыч» примыкает к этим произведениям, изображающим духовное оскудение личности, порабощение её повседневной суетой.

Как же превращается главный герой рассказа доктор Дмитрий Ионович Старцев в «просто Ионыча»? Об этом мы и поразмышляем сегодня на уроке.

2.Сообщение темы и целей урока.

3.Работа по теме урока.

- Над рассказом «Ионыч» Чехов работал с февраля 1897 года до середины 1898 года. В записной книжке писателя одновременно появляются заметки и наброски, которые потом свяжутся с образом главного героя — доктора Дмитрия Ионовича Старцева («От кредиток бумажник пахнет ворванью») и с семьей Туркиных, вначале носившей фамилию Филимоновых: «Мальчик лакей: умри, несчаст-ная!», «Здравствуйте вам пожалуйста. Какое вы имеете полное римское право». Затем появляется запись: «Филимоновы — талантливая семья, так говорят во всем городе. Он, чиновник, играет на сцене, поёт, показывает фокусы, острит («здравствуйте, пожалуйста»), она пишет либеральные по-вести, имитирует: «Я в вас влюблена... ах, увидит муж!» Это говорит она всем при муже. Мальчик в передней: умри, несчастная! В первый раз, в самом деле, всё это в скучном сером городе показалось забавно и талантливо. Во второй раз тоже. Через 3 года я пошел в 3-й раз, мальчик был уже с усами, и опять «Я в вас влюблена... ах, увидит муж!», опять та же имитация: «умри, несчастная», и когда я уходил от Филимоновых, то мне казалось, что нет на свете более скучных и бездарных людей». В этом зерно первого замысла писателя: самая интересная и талантливая семья в сером городе оказы-вается скучной и бездарной. Однако по мере работы над рассказом первоначальный замысел рос, развивался и усложнялся. Последняя черновая запись к произведению: «Ионыч. Ожирел. По вечерам ужинает в клубе за большим столом и, когда заходит речь о Туркиных, спрашивает: «Это вы про каких Туркиных? Про тех, у которых дочка играет на фортепьянах?» Практикует в городе очень, но не бросает и земства: одолела жадность».

В рассказе, написанном на исходе века, когда приоритетом в обществе становится материальный интерес, а человек как личность, самоценность человека становятся ненужными и уходят на второй план, Чехов исследует процесс духовной капитуляции человека перед тёмными силами жизни. Имен-но тема духовного оскудения была одной из самых острых социальных и политических проблем того времени. Так, одна из почитательниц Чехова писала по поводу «Ионыча»: «Страшно, страшно поду-мать, сколько хороших, только слабых волею людей, губит пошлость, как она сильно затягивает и потом не вырвешься».

Протест против пошлости, обывательщины, духовного мещанства, самовырождения человека – центральная тема чеховского произведения.

Композиция рассказа на первый взгляд проста. Пять глав, каждая из которых раскрывает новый этап в жизни главного героя доктора Старцева. События излагаются в хронологической последова-тельности, их разделяют незначительные сроки, но за эти маленькие промежутки времени (год, боль-ше года, четыре года, несколько лет) происходят существенные перемены и в облике героя, и в его жизни.

Из первого же абзаца рассказа мы узнаём о «самой образованной и талантливой» семье города С. – семье Туркиных. Она украшение губернского города, и, казалось бы, ничто не вызывает в этом сомнения. Но так ли это? Перечитаем первый абзац.

- Обратите внимание: первое предложение текста начинается придаточной частью, стоящей перед главной. Такое построение не случайно. Оно сразу же акцентирует внимание читателя на том, что жизнь в городе С. скучна и однообразна. Точно так же думают и местные жители, о чем свидетель-ствует вводная конструкция «как бы оправдываясь». И вот в скучной, однообразной обстановке оказывается молодой врач Дмитрий Ионович Старцев. Фамилии у Чехова, как правило, говорящие. О чем заставляет задуматься фамилия героя?

— Каковы взгляды, характер этого человека?

- Итак, о Старцеве известно пока, что он совсем недавно был назначен земским врачом, что в городе С. его считали интеллигентным человеком. Можно предположить, что в Дялиж, в земскую больницу, он прибывает, преисполненный великих стремлений, энергии и сил, цель его жизни благородна — «помогать страдальцам, служить народу». Он молод, здоров, весел, полон надежд, беспричинной юношеской радости, ожидания счастья. По-видимому, удовольствие ему доставляет ходьба, потому что автор говорит: «Старцев отправился в город… пешком, не спеша (своих лошадей у него еще не было), и всё время напевал». С какой целью Чехов акцентирует наше внимание на такой художест-венной детали, как отсутствие у героя лошадей? Об этом мы узнаем, лишь полностью прочитав рассказ.

Как только Старцев был назначен земским врачом в Дялиже, ему рекомендовали познакомиться с семьей Туркиных. Но, судя по всему, герой не спешил сделать это, — видимо, он не очень верил рекомендациям, а главное, был занят своим делом. «Как-то зимой на улице его представили Ивану Петровичу... последовало приглашение». О приглашении Старцев вспомнил лишь через несколько месяцев: «весной, в праздник — после приёма больных», оказавшись в городе по другим делам, «он решил сходить к Туркиным, посмотреть, что это за люди».

Именно «весной, в праздник» герой впервые посещает Туркиных, и эта весенняя праздничность — не столько вокруг Старцева, сколько в нём самом. Весенний праздничный день наполняет его счас-тьем, бодрит и радует: он идет среди зелёных полей, идет не спеша, наслаждаясь, и всё время поёт романс Яковлева на слова элегии А. Дельвига: «Когда ещё я не пил слёз из чаши бытия ...». Однако читателей того времени, у которых романс был на слуху, настораживали слова, оставшиеся «за кад-ром»:

Не нарушайте ж, я молю,

Вы сна души моей

И слова страшного: люблю

Не повторяйте ей!

Эти слова можно считать ключевыми для понимания образа Старцева. Именно «сон души» осуждает Чехов в своем герое и показывает, как этот сон одолевает Старцева – Ионыча по мере улучшения его материального положения. Не то плохо, что Старцев стал состоятельным, даже богатым человеком, а то, что он не видел смысла в своей жизни…

Итак, доктор Старцев впервые оказался у Туркиных. Что увидел здесь герой?

Старцев играет роль своеобразного зрителя, присутствующего на домашнем концерте. Глава се-мьи Иван Петрович Туркин выступает как застольный конферансье. Он ведет концерт уверенно и привычно. Сначала «предоставляет слово» супруге Вере Иосифовне, которая написала «большин-ский роман», затем следует музыкальный номер — их дочь Катерина Ивановна играет на рояле. А за ужином уже Иван Петрович показывает свои таланты. Он, смеясь одними только глазами, рас-сказывает анекдоты, острит, предлагает смешные задачи и сам же решает их, и всё время гово-рит «на своём необыкновенном языке, выработанном долгими упражнениями в остроумии и, оче-видно, давно уже вошедшем у него в привычку: большинский, недурственно, покорчило вас благода-рю». И в заключение всего этого концерта — лакей Павлуша, изображающий нечто трагическое: «Умри, несчастная!» Таков этот домашний парад талантов.

- По сути, Старцев увидел домашний парад талантов. Но можно ли говорить о том, что Туркины по-настоящему талантливы? Почему?

- Охарактеризуйте романы, которые пишет Вера Иосифовна. Как Чехов подчеркивает литературную бездарность произведений героини?

Вера Иосифовна пишет романы о том, чего нет и не может быть в действительности. Ее роман начинается словами «Мороз крепчал...» — манерно-банальным литературным штампом. Вера Иосифовна не писательница, она только старается быть ею. Когда Вера Иосифовна кончила читать и зазвучала «Лучинушка», песня о том, «чего не было в романе и что бывает в жизни», как будто «опустился занавес», и герои от своеобразного литературного спектакля вернулись к жизни. Простая песня «Лучинушка», доносившаяся из сада, по сравнению с романом показалась слушате-лям кусочком настоящей жизни и как бы защищала правду от фальшивых словоизвержений Веры Иосифовны.

- Почему Вера Иосифовна нигде не печатает свои произведения?

Сама Вера Иосифовна объясняет это так: «Для чего печатать? — пояснила она. — Ведь мы имеем средства». Литература, с точки зрения Веры Иосифовны, — нечто создаваемое для себя или в крайнем случае печатаемое для денег. Никакой другой цели и назначения она в литературе не видит.

- Какие два мира предстают перед нами в сцене чтения Верой Иосифовной своего романа?

Один — действительный, со стуком ножей и запахом жареного лука из кухни, с мягкими глубокими креслами и «Лучинушкой», запахом сирени и пением соловьев, а другой — выдуманный, ненастоя-щий, но навевающий «такие хорошие, покойные мысли». И весь роман мадам Туркиной, последова-вший за чаем с вкусными печеньями, которые таяли во рту, оказывается для гостей чем-то вроде приятного чаепития.

- Чехов не прерывает повествования, когда сначала говорит о Котике, а затем о чаепитии: «Выраже-ние у нее было еще детское и талия тонкая, нежная; и девственная, уже развитая грудь, красивая, здоровая, говорила о весне, настоящей весне. Потом пили чай с вареньем, медом, с конфетами и с очень вкусными печеньями, которые таяли во рту». Всё это стоит в одном ценностном ряду в доме Туркиных, и все это герой принимает как должное.

Как подчеркивает писатель сходство дочери Туркиных Екатерины Ивановны с матерью Верой Иосифовной?

Чехов говорит о «восемнадцатилетней девушке, очень похожей на мать, такой же худощавой и миловидной». И когда она садится за рояль, сходство не исчезает, а скорей, наоборот, увеличива-ется. Нельзя не услышать переклички в описаниях того, как воспринимались роман Веры Иосифов-ны и игра на рояле ее дочки: мать читала о том, чего никогда не бывает в жизни, но все-таки слушать было «приятно, удобно»; дочь играет громко, даже как-то надоедливо, искусство сведено у нее к чисто техническому исполнению, но сидеть в гостиной после больных и мужиков, смотреть на нее «так приятно, так ново...» Котик, играя на рояле, «ударила по клавишам», «ударила изо всей силы», «упрямо ударяла все по одному месту, и казалось, что она не перестанет, пока не вобьет клавишей внутрь рояля», словно речь идет не об искусстве, а о какой-то тяжелой и бессмысленной работе, цель которой — «вбить клавиши внутрь рояля».

- Так, постепенно узнавая Туркиных, мы осознаем, как они бездарны и скучны. Становится не по себе в обществе этой «умной, интересной, приятной семьи», в мире праздности, скуки, застойности их жизни и никчёмности существования. Закономерно возникает вопрос: если таковы самые талант-ливые люди во всем городе, то каков же должен быть этот город?

Пусты и однообразны развлечения сытых и обеспеченных обывателей, освобожденных от необхо-димости трудиться: прием гостей, чаепития, карты, бесплодные разговоры. Бессмысленность их жи-зни и становится причиной скуки. Жители города С., на первый взгляд, спокойны, доброжелательны, лишены каких-либо преступных поползновений, однако их существование настолько однообразно, скучно, обыденно, что оно несовместимо с понятием «жизнь».

И вот эту среду и олицетворяют Туркины, и эта среда обступает Старцева, наступает на него под барабанные звуки игры Котика на рояле.

На гостя обрушивается поток любезностей и шуток. Слух Старцева режут обращения хозяина до-ма, которыми тот потчует собравшихся: «здравствуйте пожалуйста», «он не имеет никакого римско-го права», «большинский роман» и др. Или, скажем, обращение хозяйки дома к человеку, которого она впервые видит: «Вы можете ухаживать за мной. Мой муж ревнив, это Отелло, но ведь мы поста-раемся вести себя так, что он ничего не заметит». И тем не менее Старцеву все-таки слушать было «приятно, удобно», несмотря на то, что он замечает и бездарность романов матери, и бездарность игры Котика. Длинный и скучный роман Веры Иосифовны будит какие-то смутные, но «хорошие» мысли. Шумная и однообразная игра Котика увлекает, а сама Котик восхищает его. И даже нудные, плоские остроты Туркина и нелепое выступление Павы не «раздражают» (как будет позднее), а «занимают» его.

Это неудивительно: молодой, умный, немного уставший от года утомительной и однообразной ра-боты врач отдыхает в мягких и уютных креслах, ему нравятся и разговоры, и сама Екатерина Ива-новна: «После зимы, проведённой в Дялиже, среди больных и мужиков, сидеть в гостиной, смотреть на это молодое, изящное и, вероятно, чистое существо и слушать эти шумные, надоедливые, но всё же культурные звуки, — было так приятно, так ново...».

Восприятие Старцевым Туркиных — это своего рода зеркало его самого, молодого, доброжела-тельного, жизнерадостного земского врача, к тому же изрядно соскучившегося в своем захолустье по интеллигентному обществу. Он увидел интеллигентных людей, домашний уют, хорошо сервирован-ный стол, вкусный ужин, услышал веселые разговоры, звуки рояля, — словом, то, чего в Дялиже не было, — и все показалось ему ново, интересно и занимательно. А самое глазное, что привело его в восторг, — это прелестное, обаятельное существо, обещающее так много радости впереди.

Внутреннее состояние героя явно контрастирует с неестественной, позерской «интеллигентнос-тью» хозяев дома. На самом деле у Туркиных всё подчинено заранее установленному распорядку, все действия давно отрепетированы и рассчитаны на определённый эффект: здесь угощают и вкус-ным обедом, и красивой дочерью, и музыкой, и романами. И вот новый человек, попадая под дейст-вие этого ритма, сам не замечает, как оказывается во власти атмосферы, царящей здесь. Старцев на-чинает поддаваться общему настроению. «Прекрасно!» — повторяет он за всеми, хваля игру Котика.

Итак, Старцев доволен вечером, проведенным у Туркиных, все было «недурственно», не считая маленьких компромиссов с самим собой, со своими вкусами, жизненными взглядами.

Больше года прошло с тех пор, как побывал Старцев в гостях у Туркиных: «в больнице было очень много работы, и он никак не мог выбрать свободного часа», и это говорит не только о том, насколько молодой доктор был захвачен своей деятельностью, но и о том, что «самая образованная и талантли-вая» семья города не произвела на него столь неотразимого впечатления, как на городских обывате-лей. Его работа была так увлекательна, что трудно было от нее оторваться и жаль пожертвовать хотя бы одним часом ради маленького, личного, своего. Но одиночество всё-таки сказывалось, молодость брала своё, и, получив «письмо в голубом конверте», в котором Вера Иосифовна «просила его прие-хать и облегчить ее страдания», Старцев отправился к Туркиным во второй раз. После этого он «стал бывать у Туркиных часто, очень часто». Уже в этих эмоционально окрашенных словах передано со-стояние взволнованности, увлеченности Старцева. Налицо завязка любовного романа с Котиком — начало нового этапа его жизни.

В начале II главы автор говорит и о растущем материальном благополучии доктора: Вера Иосифов-на «всем гостям уже говорила, что это необыкновенный, удивительный доктор». Это было начало его репутации в обществе, верный залог широкой практики в будущем. Старцев как бы поднялся на одну ступень житейского благополучия: «у него уже была своя пара лошадей и кучер Пантелеймон в бархатной жилетке». Перед нами «земский доктор, умный и солидный человек», делающий большое, нужное дело. Голова его полна высоких стремлений, а сердце полно любви. Старцев ищет встреч с Екатериной Ивановной наедине, сердечных разговоров, его язык — язык любви: «умоляю Вас», «за-клинаю Вас», «не мучайте меня», «если бы Вы знали, какое это страдание!..» - говорит герой. Взлёт его чувств достигает своего апогея в течение почти двух суток: день в семье Туркиных, ночь в ожи-дании свиданья, следующий день — вечер у Туркиных, позже в клубе. За этот краткий период мучи-тельно долго тянется для Старцева время. Теперь оно отсчитывается не годами, а минутами. «Дайте мне хоть четверть часа, умоляю Вас!» — говорит доктор Котику. И далее: «Побудьте со мной хоть пять минут!» С провинциальным мирком, где все не знают, чем себя занять, такое «летящее» состо-яние несовместимо. А однообразный фон, на котором оно возникает, усиливает ощущение этой не-совместимости.

Как Старцев относится к Котику во время своей любви?

«Она восхищала его своей свежестью, наивным выражением глаз, щёк. Даже в том, как сидело на ней платье, он видел что-то необыкновенно милое, трогательное своей простотой и наивной гра-цией...» В пленительном чаду любви Старцев не видел истины и не мог понять, что перед ним самая заурядная, уездная барышня, капризная и избалованная, привлекательная только всепобеждающей прелестью молодости, а не друг и даже не настоящий собеседник, которому можно открыть свою душу. Он не замечал её легкомыслия, расточал перед ней сокровища своего ума и сердца. «С ней он мог говорить о литературе, об искусстве, о чём угодно, мог жаловаться ей на жизнь, на людей», и, очарованный, слушал её наивный лепет, наслаждаясь больше звуком её голоса, чем смыслом её ре-чей. «Я страстно жажду Вашего голоса. Говорите». Ради одного этого он прощал ей всё: и ее оскорбительную невнимательность («во время серьёзного разговора, случалось, она «вдруг некста-ти начинала смеяться или убегала в дом»), и её неуместные замечания («а как смешно звали Писем-ского — Алексей Феофилактыч»). Он страдал, ища свидания наедине, а она продолжала «по три, по четыре часа» играть на рояле и принимала тех же гостей. Именно в это время герой переживает единственный для себя эмоциональный подъем: восторгается природой, любит людей, Екатерину Ивановну наделяет лучшими качествами: «она казалась ему очень умной и развитой не по летам». Словом «казалась» доносится очень важный нюанс в отношениях главных героев. Читатель видит ограниченность Котика, скуку, царящую в её доме, и понимает, что Старцев заблуждается, наду-мывает образ девушки. Однако возрастающая влюбленность в Котика еще более отличает героя от томительно ординарных людей.

- Свидание на кладбище – самая поэтическая страница в рассказе и самый поэтический момент в жизни Старцева, после которого «точно опустился занавес…». Какой мир открывается герою?

«…мир, не похожий ни на что другое, — мир, где так хорош и мягок лунный свет, точно здесь его колыбель, где нет жизни, нет и нет, но в каждом темном тополе, в каждой могиле чувствуется присутствие тайны, обещающей жизнь тихую, прекрасную, вечную. От плит и увядших цветов, вместе с осенним запахом листьев, веет прощением, печалью и покоем. Кругом безмолвие; в глубоком смирении с неба смотрели звезды…»

- Поэтическая картина ночного кладбища резко контрастирует с любовью Старцева. В этом мире, где все овеяно тайной, вечностью, «прощением, печалью и покоем», Старцев не смог сберечь появивше-еся у него в первые минуты настроение светлой грусти. Вскоре он почувствовал страх, вообразил се-бя зарытым, «ему показалось, что кто-то смотрит на него, и он на минуту подумал, что это не покой и не тишина, а глухая тоска небытия, подавленное отчаяние...». И этот необычный мир вызывает в душе Старцева бурю чувств, страстных, земных, не желающих мириться с покоем умерших. В сущ-ности, это бунт против скучной и одинокой его жизни. Мысли о вечном покое сменяются картинами страстной любви, поцелуев, объятий, возникающих в разгоряченном воображении героя. И Старцеву начинает казаться, что всё кругом оживает: загорается давно угасшая лампадка на могиле Деметти, пустынный мир населяется очаровательными призраками, а из-за ветвей «кто-то смотрит на него», им овладевает жажда земной любви, «точно лунный свет подогревал в нём эту страсть». В Старцеве, истомлённом быстрой и мучительной сменой надежд и сомнений, пробудилась страсть, словно по-догретая лунным светом (ведь он приехал на свидание!): он «рисовал в воображении поцелуи, объ-ятия», «ему хотелось закричать, что он хочет, что ждет любви во что бы то ни стало; перед ним бе-лели уже не куски мрамора, а прекрасные тела». В этой страсти, томившей Старцева среди могил, нет ничего предосудительного. Но она здесь так же неуместна, как его шаги, которые раздавались «так резко и некстати». В сущности, перед нами человек с недостаточно чуткой душой, способный на кладбище воображать страстные объятия.

Но слаб и недолговечен этот порыв. Эта вспышка, взлёт чувств угасает вместе с лунным светом, всё исчезает, становится приземленным, пошлым. Проходят минуты, Котика, конечно, нет, всё, что ему привиделось, примечталось на кладбище, исчезает, как мираж: «И точно опустился занавес, луна ушла под облака, и вдруг все потемнело кругом». Эта строка заключает прямой смысл: луна спрята-лась, вокруг потемнело; и вместе с этим прямым смыслом мы улавливаем и другой: не только кру-гом, но в душе самого Ионыча потемнело, угас какой-то светлый огонек. Слова «точно опустился занавес» имеют еще один образно-смысловой оттенок: все, о чем мечтал Ионыч, кончилось, как представление, как спектакль. Теперь огни рампы выключены, герой возвращается к жизни, как она есть, без затей, с кучером Пантелеймоном в бархатной жилетке и коляской, в которой сидеть так же удобно, как и в гостиной Туркиных. Любовь, привидевшаяся, словно даже приснившаяся Ионычу ночью на кладбище, — что-то хрупкое, ненадежное, ненастоящее и быстро исчезающее. В ней что-то от представления, от неправдоподобного искусства. Иллюзия окончилась, закрылась самая вдохно-венная страница жизни Старцева, и действительность вступила в свои права. «Уже было темно, как в осеннюю ночь», и Старцев «часа полтора бродил, отыскивая переулок, где оставил своих лошадей». Он, только что переживший прекрасные, неповторимые в жизни минуты, с наслаждением сел в ко-ляску! И каким диссонансом звучат его трезвые, такие прозаические слова и мысли: «Я устал...» — сказал он и подумал: «Ох, не надо бы полнеть».

Становится грустно, обидно и жаль того Старцева, который еще так недавно, в прекрасную весен-нюю ночь бодрой походкой шагал в Дялиж, беззаботно улыбаясь и напевая всю дорогу. И не хочется прощать ему ни его рассудительности, ни его солидности, и становится досадно при мысли, что он утратил прежнюю свежесть и непосредственность.

Каким изображен Старцев в начале III главы?

Он поехал к Туркиным делать предложение. Пока Старцев ждал Екатерину Ивановну, которую причесывал парикмахер, потому что она собиралась в клуб на танцевальный вечер, он думал: «А приданого они дадут, должно быть, немало». «После бессонной ночи он находился в состоянии ошеломления, точно его опоили чем-то сладким и усыпляющим; на душе было туманно, но радостно, тепло, и в то же время в голове какой-то холодный, тяжелый кусочек рассуждал: «Остановись, пока не поздно! Пара ли она тебе? Она избалована, капризна, спит до двух часов, а ты дьячковский сын, земский врач...». «К тому же, если ты женишься на ней, — продолжал кусочек, — то ее родня заставит тебя бросить земскую службу и жить в городе». «Ну что ж? — думал он. — В городе, так в городе. Дадут приданое, заведем обстановку...»

- Одни только сутки отделяют события третьей главы от второй. Но эта глава рассказа — новый и переломный момент в жизни Старцева: начало заката его молодости, крах его веры в свое счастье («он не ожидал отказа»), охлаждение к своему делу, первые признаки душевной лени. Становится ясно, что недалеко то время, когда серая действительность потушит его огонь, усыпит его совесть, озлобит и опустошит его душу. И сам Старцев новый — он полон противоречий, у него двоятся мысли и чувства, и в большом, и в малом он без борьбы сдаёт свои позиции.

Какой изображена Екатерина Ивановна в сцене отказа Старцеву? Какие черты характера проявляет она здесь?

Наивная, горячая исповедь Екатерины Ивановны, повторяющей мысли, внушённые ей самим же Старцевым в долгих задушевных беседах под старым клёном, звучит гораздо сердечнее его любов-ных излияний. И сама она «с очень серьёзным выражением» лица, со слезами на глазах как-то вырас-тает перед нами. «Человек должен стремиться к высшей блестящей цели», — вдохновенно воскли-цает она, — «а вы хотите, чтобы я продолжала жить в этом городе, продолжала эту пустую, бесполезную жизнь, которая стала для меня невыносима». Эта молоденькая, наивная барышня, как мы узнаём дальше, действительно нашла в себе силы, несмотря на «припадки» матери и увещевания отца, уехать в консерваторию, чтобы посвятить свою жизнь любимому искусству. Правда, она ошиблась, но все-таки свершила решительный шаг, а Старцев остался. «Вы поймёте...», — закан-чивает она, уверенная в полном единодушии. Она далека и от мысли, что Старцев способен на ком-промисс, она и не подозревает, какие мысли бродили в его голове несколько часов тому назад. «Дмитрий Ионыч, вы добрый, благородный, умный человек, вы лучше всех», — искренне, убеждённо говорит она. Такой он и был когда-то, в первые дни знакомства, а она видела его таким и сейчас, таким он и останется в её воспоминаниях. Она одна пронесёт в своём сердце его образ высоким и чистым, каким бы хотел видеть его автор, и одна из всех так и не заметит в нём тех ужасных разрушений, которые произведёт время.

- Что случилось со Старцевым после отказа Котика?

- Ничего — характерное, чисто чеховское «ничего». Герой не пытается отстаивать свою любовь, он возвращается к прежнему обычному существованию. «У Старцева перестало беспокойно биться сердце». «Ему было немножко стыдно, и самолюбие его было оскорблено», — вот и все. Но где же протест? Где борьба за счастье? Нельзя же считать выражением протеста то, что «он прежде всего сорвал с себя жёсткий галстук и вздохнул всей грудью...».

Автор не может скрыть своей затаённой досады на героя, она проглядывает даже сквозь тёплые ли-рические строки горестных размышлений Старцева: «И не верилось, что все его мечты, томления и надежды привели его к такому глупенькому концу, точно в маленькой пьесе на любительском спек-такле». Что-то мелкое, жалкое слышится в этом сравнении: «И жаль было своего чувства, этой своей любви, так жаль, что, кажется, взял бы и зарыдал или изо всей силы хватил бы зонтиком по широкой спине Пантелеймона». Не оскорбительно ли звучит это совершенно неожиданное сопоставление — «зарыдал» или «хватил»! Его объяснение проходит на фоне грубой, неуютной жизни города С., от которой негде укрыться. Олицетворением этой непробиваемой тупости, сытости и благополучия для молодого врача является кучер Пантелеймон, и в то же время Пантелеймон — это частичка его собственного «я», в которой сосредоточено всё, что было в ней мелкого и пошлого. Хватить его зонтиком по спине — всё равно что ударить по самому себе, попытаться нарушить устоявшийся уклад собственной жизни. Но на это Старцев не способен: время взяло своё.

Долго ли переживал Старцев после отказа Котика?

«Дня три у него дело валилось из рук, он не ел, не спал…» Только три дня! Не он ли только что говорил: «Любовь моя безгранична» (?!). А когда до него дошёл слух (видимо, сам он не пытался непосредственно узнать о ней), что Екатерина Ивановна уехала в Москву, он успокоился и зажил по-прежнему.

- Что же из пережитого в этот тревожный и знаменательный в его жизни день сохранилось в памяти Старцева? И часто ли он вспоминал этот день?

«Иногда, вспоминая, как он бродил по кладбищу, или как он ездил по городу и отыскивал фрак, он лениво потягивался и говорил: «Сколько хлопот, однако!» Память сохранила только хлопоты, а всё пережитое ночью на кладбище больше не шевелилось ни в его ленивом мозгу, ни в его опустевшем сердце. Всё это вместе с молодостью ушло навсегда в невозвратное прошлое. Старцев вступил в новую фазу.

- Почему не состоялась любовь Ионыча и Котика?

Любовь Ионыча и Котика, двух интеллигентных людей, чувствовавших симпатию друг к другу, не состоялась в начале повести потому, что героиня боялась обычной семейной жизни, хотела чего-то другого, необыкновенного. Она высокомерно отвергла предложение Старцева, мотивируя это тем, что создана для искусства, что хочет быть артисткой, хочет славы, успехов, свободы и не представляет себя в качестве жены. Среда мельчила, опошляла человеческие чувства. Воспитание в семье Туркиных не могло не внушить Котику легкомыслия, необоснованных претензий и т. п. Нрав-ственная слабость Старцева, трусость загубили любовь еще в самом начале, а стремительное опошление довершило губительный процесс, — оно отразилось и на судьбе Екатерины Ивановны.

- Но что бы приобрела Екатерина Ивановна, выйдя замуж за Старцева?

Мы не можем, конечно, знать, как сложилась бы жизнь супругов Старцевых. Но любовь, которой «пылал» Ионыч, не сулит ничего хорошего. Любовь, соединенная с размышлениями о размере прида-ного, с сомнениями: «Что скажут товарищи, когда узнают?», сердечное страдание, утихающее за три дня, — все это выглядит чуть-чуть смешно, чуть-чуть убого и свидетельствует о ненасто-ящем чувстве Ионыча.

- Каким изображен Старцев в IV главе?

Через четыре года Старцев «выезжал уже не на паре, а на тройке с бубенчиками», пополнел, раз-добрел, неохотно ходил пешком, так как страдал одышкой. «Каждое утро он спешно принимал больных у себя в Дялиже [это дело второстепенное], потом уезжал к городским больным [это главное!]». Старцев все дальше отходит от земской больницы. Его внимание поглощает большая частная практика и подсчет дневного гонорара. Свои свободные часы он уже отдает еде, картам и деньгам.

- Как характеризует Старцева его увлечение — рассматривание и подсчет денежных купюр, заработанных за день?

Это увлечение говорит и о расширившейся частной практике Старцева, и о его равнодушии к тому, откуда именно стекаются деньги в его карманы (без разбора от людей разных профессий и положе-ний — из дворянских, купеческих домов или изб городской бедноты), и о невнимательности Ионыча как врача, торопливости, с которой объезжает он своих пациентов.

- Как Старцев относится к обывателям в IV главе? Как это его характеризует?

За четыре года Старцев растерял все, что отличало его от обывателей города С. Старцев не вы-деляется среди горожан, хотя они «своими разговорами, взглядами на жизнь и даже своим видом раздражали его». Он ни с кем не сходился близко, избегал бесед о «чем-нибудь несъедобном» с обы-вателями, избегал таких развлечений, как театр и концерты, только молча закусывал и с удоволь-ствием играл в винт. Старцев с отвращением слушал тупые и злые речи обывателей, «и всё было неинтересно, несправедливо, глупо, он чувствовал раздражение, волновался, но всегда сурово молчал и глядел в тарелку», и за это «его прозвали в городе «поляк надутый», хотя он никогда поляком не был» (злость обывателей всегда ищет националистического оправдания).

- Конечно, выступать с гневными речами в кругу тупых и злобных мещан было бессмысленно. Но вся беда в том, что Старцев терпел, свыкался, смирялся. Постепенно растёт его озлобление против мира обывательской пошлости, правда, оно не вырастает в открытый протест, а оседает в глубине его души, делая Старцева угрюмым и нелюдимым. Все это время его угнетала обывательская ту-пость, ограниченность, пошлость. Теперь Старцев сознательно противопоставляет себя провинци-альному обществу, потому что стремится отгородиться от любых влияний, жить «одним развлече-нием» — считать полученные от клиентов деньги. Возмущение обывательщиной толкает его в объ-ятия той же среды. Мещанские потребности между тем сближают его с обывателями. Жалуясь на окружающую среду, он мирится с нею. Его интересы становятся такими же, как и интересы других обывателей: он охотно играет по вечерам в карты, а придя домой, с удовольствием считает деньги, полученные от больных.

Что же осталось от прежнего Старцева и что изменилось в нем за прошедшие четыре года?

Остался прежде всего его трезвый ум, укреплённый годами и жизненным опытом, тот ум, кото-рый так высоко ценила Котик. Ум, как и прежде, ставил его намного выше окружающей среды обывателей, но не толкал его на протест, на борьбу с их «тупой и злой» философией, а только озлоблял против людей, вызывал презрение к ним и охлаждал к жизни. И Старцев потерял вкус к жизни!

Остались и его убеждения, так пленившие Котика, но они ни в ком больше не встречали ни откли-ка, ни сочувствия — и он похоронил их в глубоких тайниках души и не любил заглядывать туда. Старцев на все стал смотреть равнодушно.

Осталось и его трудолюбие, за которое так уважала его Котик, но оно стимулировалось теперь не возвышенными стремлениями быть полезным людям, а низменными интересами наживы от этих людей. И Старцев охладел к настоящему делу.

Осталась и его энергия, которая заражала Котика, но она превратилась в лихорадочную суету в погоне за наживой.

Осталась у него и способность «наслаждаться», но чем? В молодости он наслаждался природой, беседами с Котиком, любовью к ней, позднее — удобствами, а теперь пороками: обжорством, иг-рой в карты и накоплением денег.

- Вот каким предстал Старцев перед Котиком после четырёхлетней разлуки. За все четыре года он не видел Екатерину Ивановну ни разу, хотя она каждое лето приезжала домой, но как-то не случалось встретиться. Очевидно, что Старцев и не искал этого случая. «Но вот прошло четыре года», — повто-ряет автор, возвращаясь к изложению событий. «В одно тихое, тёплое утро в больницу принесли письмо», в котором Вера Иосифовна просила «облегчить её страдания», совсем как когда-то давно. Старцев подумал и вечером поехал к Туркиным.

Что увидел Ионыч у Туркиных спустя четыре года? Как отнёсся он к увиденному?

 Когда после долгого перерыва он снова посетил Туркиных, то нашел все то же, зато воспринял это с досадливой скукой и неприязнью: «А, здравствуйте, пожалуйста!» — встретил его Иван Петро-вич, улыбаясь одними глазами. «Бонжурте» — совсем как тогда.

Потом, манерно вздохнув, пошутила Вера Иосифовна: «Вы, доктор, не хотите ухаживать за мной», — словно продолжила вчерашний разговор. Потом «пили чай со сладким пирогом», а тогда «с вареньем, мёдом и конфетами». «Потом Вера Иосифовна читала вслух роман, читала о том, че-го не бывает в жизни, а Старцев слушал, глядел на ее седую, красивую голову и ждал, когда она кон-чит. «Бездарен, — думал он, — не тот, кто не умеет писать повестей, а тот, кто их пишет и не умеет скрыть этого».

Потом Екатерина Ивановна играла на рояле шумно и долго, и, когда кончила, ее долго благодарили и восхищались ею. «А хорошо, что я на ней не женился», — подумал Старцев». А на прощанье «изо-бражал» Пава, теперь уже «молодой человек с усами».

- Читаешь эти повторяющиеся «потом», «потом», и начинает казаться, что перечитываешь вновь уже прочитанные страницы, что события вернулись назад и будут повторяться в том же порядке. Неуже-ли время ничего не сделало с семьёй Туркиных? «Самая талантливая семья» в городе изменилась лишь внешне. Вера Иосифовна к концу повествования сильно постарела, «с белыми волосами». Ла-кей Павел (Пава), которого не устает демонстрировать гостям хозяин, из 14-летнего мальчика пре-вратился в усатого мужчину. Котик сначала потеряла «прежнюю свежесть и выражение детской на-ивности», а затем «заметно постарела». Но в течение долгих лет все они продолжают жить по-преж-нему. Почти символом этой общей неподвижности воспринимается неизменно бравый вид главы се-мьи Ивана Петровича, произносящего одни и те же плоские шутки. Программа жизни в доме Турки-ных осталась та же, словно давно надоевшая граммофонная пластинка. Она повторяется и, что всего ужаснее, так и будет повторяться, пока не кончится сама жизнь в этом доме.

Как изменилась Екатерина Ивановна?

 «Она похудела, побледнела, стала красивее и стройнее; но уже это была Екатерина Ивановна, а не Котик; уже не было прежней свежести и выражения детской наивности. И во взгляде, и в манерах было что-то новое — несмелое и виноватое, точно здесь, в доме Туркиных, она не чувствовала себя дома». Это уже не балованный Котик, а женщина, испившая «слез из чаши бытия», как пел моло-дой Старцев. Она стала более зрелой, серьезной, поняла, что пианисткой ей не быть: «Я такая же пианистка, как мама писательница...» Но вместе с крахом мечты об искусстве, о славе, в её душе пробудился тот интерес, влечение, симпатия к Ионычу, которые раньше она, упоенная мыслями о музыке, в себе заглушала. У Екатерины Ивановны осталась лишь одна иллюзия, с которой ей тоже приходится расстаться, — это любовь Старцева. Когда они снова встречаются, она «пристально, с любопытством» смотрит ему в лицо, словно пытаясь разглядеть того, прежнего Ионыча, кото-рый умолял ее выйти с ним в сад и так доверчиво понесся на свидание. Но перед нею уже другой че-ловек, которому «не нравились ее бледность, новое выражение лица, слабая улыбка».

Старцев же сразу почувствовал, что перед ним уже не прежняя Котик, и хотя она ему и теперь нравилась, но «чего-то недоставало в ней, или что-то было лишнее», что-то «мешало ему чувство-вать, как прежде». Он недоумевал, не находя оправдания своей холодности, и переносил свою досаду на бледность её лица, на её голос, потом на платье, на кресло и, наконец, на всё, что её окружало. Старцеву было не по себе от воспоминаний «о своей любви, о мечтах и надеждах», которые когда-то волновали его, и он опасливо ограждал себя от них: «А хорошо, что я на ней не женился». И он молчал, упорно молчал.

- Как изменились роли героев во время их последнего свидания?

Теперь герои как будто переменились ролями. Прежде отвергнувшая Старцева Екатерина Иванов-на, вернувшись домой после краха своих артистических надежд, полна благодарных воспоминаний о том, кем когда-то с эгоизмом юности пренебрегла. Она волновалась, пытливо смотрела Ионычу в глаза, «ждала, что он предложит ей пойти в сад», продолжить прерванный четыре года назад раз-говор, и она опять услышит последние волшебные слова: «любовь моя безгранична... Прошу, умоляю вас — будьте моей женою!» Эти слова всё ещё звучали в её сердце, и ни время, ни жизненные разо-чарования не заглушили их. В горестные минуты они будили смутную надежду на счастье. Екате-рина Ивановна часто думала о Старцеве и в Москве, и приехав домой, она хотела сама поехать к нему, хотела послать ему письмо. Героиня томилась, страдала, хотела говорить с Ионычем наеди-не, но он молчал. Тогда она сама позвала его в сад, позвала теми же словами, какими звал её он че-тыре года назад: «Ради бога, умоляю вас, не мучайте меня, пойдемте в сад!.. Я не видел вас целую неделю ... Мне необходимо поговорить с вами, я должен объясниться...», — говорил «весенний» Старцев. «Я все эти дни думала о вас ... Я с таким волнением ожидала вас сегодня. Ради бога, по-йдемте в сад... Мне необходимо поговорить с вами». Она пропустила пять слов: «Умоляю вас, не мучайте меня», но её взгляд досказал их.

- Волна воспоминаний о лучших днях нахлынула на Старцева. «И он вспомнил всё, что было, все ма-лейшие подробности». Воображение живо нарисовало ему картину их прощального вечера: и Котика в бальном платье, и его восторг, и её испуг, и его поцелуи и её внезапное исчезновение, он даже вспомнил, что тогда шёл дождь и было темно, как сейчас. «Огонёк всё разгорался в душе, и уже хо-телось говорить, жаловаться на жизнь», на людей, совсем как тогда. И вначале Котик нравилась ему тем, что он мог «жаловаться ей на жизнь, на людей». Чехов незаметно подчеркивает в своем герое одну внешне малозначительную, а на самом деле решающую черту: Ионыч всё жаловался, всё толь-ко жаловался. А теперь, во время их последнего разговора, вместе с разгорающимся «огоньком» при-ходит чувство недовольства жизнью как она есть, как она течёт изо дня в день: «Эх! — сказал он со вздохом. — Вы вот спрашиваете, как я поживаю. Как мы поживаем тут? Да никак. Старимся, полне-ем, опускаемся. День да ночь, — сутки прочь, жизнь проходит тускло, без впечатлений, без мыс-лей… Днем нажива, а вечером клуб, общество картёжников, алкоголиков, хрипунов, которых я тер-петь не могу. Что хорошего?» Как Екатерина Ивановна отнеслась к словам Старцева? Каким он представлялся ей в  мечтах?

Екатерина Ивановна теперь яснее, чем прежде, понимала его слова, внимательнее слушала его, бы-ла полна сочувствия и тревоги за любимого человека; ей и в голову не приходило сливать Старцева с грубой, пошлой, мелочной средой, на которую он жаловался. Он, как и прежде, в её глазах был выше этой среды, и его слова звучали для неё как протест против серой обывательщины.

- На какой-то миг герои нашли общий язык, испытали общее чувство: она захотела любви, которую прежде оттолкнула, а он вспомнил о прошлом. Кажется, ещё одно слово — и они поймут друг друга, простят и пойдут рука об руку работать, забыв навсегда «пустую, бесполезную жизнь в этом горо-де». Любовь и радостный, созидательный труд искупят их ошибки, заблуждения и даже пороки, очи-стят их и сделают достойными того большого, настоящего счастья, о котором всегда мечтал Чехов, картины которого четыре года назад с таким увлечением рисовал Старцев и в возможность которого с таким же увлечением верила Котик тогда и продолжала верить Екатерина Ивановна — теперь.

Что говорит Екатерина Ивановна Ионычу? Как это ее характеризует?

Екатерина Ивановна возражает Ионычу, его горьким жалобам на жизнь: «Но у вас работа, благо-родная цель в жизни. Вы так любили говорить о своей больнице». Перед нами как будто бы уже со-всем другой человек, многое понявший, прозревший. У неё хватило трезвости и силы понять, что она не пианистка, как мама не писательница. Но она не в силах освободиться от слепой наивности, думая об Ионыче. Ведь эти слова об идеальном служении, помощи «страдальцам» — почти цитата из того же маминого романа, где молодая графиня устраивала у себя в деревне «школы, больницы, библиотеки». Прозревшая Екатерина Ивановна все равно осталась милым, бедным Котиком, доч-кой своих родителей, порождением своей среды. Она гордилась своим избранником и с увлечением рисовала eгo идеальный портрет: «Какое это счастье быть земским врачом, помогать страдаль-цам, служить народу. Какое счастье! Когда я думала о вас в Москве, вы представлялись мне таким идеальным, возвышенным...»

- Почему Старцев отвергает любовь Екатерины Ивановны?

Старцев не мог больше оставаться с Екатериной Ивановной наедине: её слова тревожили его со-весть, побуждали к какому-то действию и хуже всяких упрёков разоблачали бессилие его воли, его душевное опустошение, его моральное падение… И когда Старцев «увидел при вечернем освещении её лицо и грустные, благодарные глаза», он опять ничего не мог сказать, он только подумал: «А хо-рошо, что я тогда не женился». Его охватило беспокойство, он смутно понимал, что перед ним го-лос его совести, его судья, который призывает его к решительному ответу. Он не мог выдержать этого испытания и «стал прощаться» — прощаться навсегда. Его беспокойство перешло в раздра-жение на всех и на всё, и даже прощальный взгляд на «тёмный сад и дом, которые были ему так милы и дороги когда-то», не смягчил его горечи и не успокоил его.

- Старцев оскорбляет чувство Екатерины Ивановны своим невниманием: не отвечает на записку, пе-редает небрежно через лакея: «Приеду, скажи, так дня через три». И не выполняет своего обещания. Он перестаёт бывать у Туркиных, несмотря на настойчивые приглашения бывшей возлюбленной: они теперь только раздражают его. Так заканчивается романа Старцева с Котиком. Итог жизни героя автор подводит в 5 главе. Каким изображён в ней Старцев?

«Старцев еще больше пополнел, ожирел, тяжело дышит и уже ходит, откинув назад голову. Когда он, пухлый, красный, едет на тройке… кажется, что едет не человек, а языческий бог. У него в го-роде громадная практика, некогда вздохнуть, и уже есть имение и два дома в городе, и он облюбо-вывает себе еще третий, повыгоднее…». «У него много хлопот, но всё же он не бросает земского места; жадность одолела, хочется поспеть и здесь и там. В Дялиже и в городе его зовут уже прос-то Ионычем.» «…голос у него изменился, стал тонким и резким. Характер у него тоже изменился: стал тяжелым, раздражительным». Жизнь Ионыча окончательно опустошена и обеднена, лишена событий. Свои способности и энергию он направляет на бессмысленное накопление денег и приобре-тение домов, которые ему совершенно не нужны. Увлечение в молодости любимым делом, желание приносить общественную пользу вырождается в эгоистические хлопоты, интерес к людям — в пол-ную нечувствительность. Важность, жадность и грубость развились в нем до уродливых размеров. Бесцеремонно, не обращая внимания на людей, входит он в квартиры покупаемых домов, раздра-женно кричит на своих пациентов. «Он одинок. Живется ему скучно, ничто его не интересует». «По вечерам он играет в клубе в винт и потом сидит один за большим столом и ужинает». «И возвращается домой поздно ночью». Таков уклад его жизни.

- Старцев приобрёл богатство, но потерял в себе человека, потому и зовут его все «просто «Ионы-чем». Чем выше поднимался он вверх — к обогащению кармана, тем ниже опускался вниз к обнища-нию духа. Раньше его пугала и коробила грубость окружающей жизни. Теперь он сам олицетворение этой грубости.

Старцев всю жизнь работает («У него в городе громадная практика, некогда вздохнуть»), но деятель-ность, лишенная высокой цели, оказывается пагубной и для труженика-интеллигента. Даже любовь не оставляет в его душе светлого следа, он опошляет даже это прекрасное чувство: «Это вы про ка-ких Туркиных? Это про тех, что дочка играет на фортепьянах?»

Как бы подводя окончательный итог жизни героя, прошедшей среди утомительной работы и мелких дел, среди скуки и пошлой повседневной суеты, Чехов пишет: «Вот и всё, что можно сказать про не-го». Бездуховная жизнь, на которую сознательно обрек себя Старцев, исключила его из числа живых людей, лишила способности думать и чувствовать, превратила просто в Ионыча.

4.Д/З: прочитать пьесу «Вишнёвый сад».

                                       Использованная литература 

А.П.Чехов «Ионыч»

И.В.Золотарёва, Т.И.Михайлова. Поурочные разработки по литературе. 10 класс. 2 полугодие. – М.: ВАКО, 2003

Г.Фефилова. Литература. Планы-конспекты для 105 уроков. – М.: АСТ, 2016