Поэтика «вторичного» текста в школьной программе

Бобкова Н.Г.

Поэтика «вторичного» текста в школьной программе

Романы современного отечественного писателя Б. Акунина восприняты как полуобязательное «внеклассное чтение» для школьников, как пример приобщения нового поколения школьников к художественной литературе. Это объясняется тем, что Б. Акунин, включая дискурсы различных культурных эпох в свои произведения, посвящая их памяти девятнадцатого столетия, стимулирует интерес к российской истории, истории художественной культуры. В этом заключается ретроактивное воздействие его произведений на читателя. Эмоциональное притяжение дискурсивного поля классики в романах Б. Акунина способно также обеспечить читателю переход от «порога» массовой литературы к «порогу» литературы элитарной. Это становится возможным благодаря «скрещиванию» в его детективах разнокачественной дискурсивной практики, истоки которой в ценностях, присущих элитарному искусству, и ценностях, постулируемых массовой культурой.

Имитируя постмодернистский роман, Б. Акунин подчиняет свое творчество иной задаче - создать в русской литературе новую беллетристику, подобную беллетристике западных теоретиков этого жанра (А. Дюма, А. Конан-Дойль, Г. Честертон). По этому поводу Б. Акунин замечает: «Очень надеюсь на то, что лыжню, которую я сейчас прокладываю, не засыплет снегом, что другие профессиональные литераторы двинутся тем же путем, и мы вместе построим затейливое сооружение под названием «новая русская беллетристика» [Макаркин А.В.].

Читатель долгое время не догадывался, что Акунин – всего лишь литературная маска, творческий псевдоним, которую Григорий Шалвович Чхартишвили использовал как одну из стратегий игры своих литературных и коммерческих проектов. Но в этой стратегии есть своя логика, которую знаток японской культуры Г.Ш. Чхартишвили объясняет тем, что в средневековой Японии, когда человек чувствовал, что достигает какого-то жизненного рубежа, он менял имя и начинал жить по–другому. И так несколько раз на протяжении одной жизни. Г.Ш. Чхартишвили действительно «менял» свои жизненные рубежи. Заместитель главного редактора журнала «Иностранная литература», профессиональный переводчик произведений японских и английских авторов (Юкио Мисимо, Кэндзи Маруяма, Кобо Абэ, Такэси Кайко, Малькольм Брэдбери, Питер Устинов и др.), переводчик и главный редактор 20-томной «Антологии японской литературы», создатель детективных романов – все это вехи новых рубежей. В новеллах «Кладбищенские истории» возникает объяснение и для читателя: писатель «раздваивается» на резонера Григория Чхартишвили, который пишет эссе, и массовика – затейника Бориса Акунина, сочиняющего романы «про девятнадцатое столетие». Все же следует признать, что мистифицированная фигура писателя в начале его творческого пути была своего рода игрой, призванной привлечь читательский интерес: «Акунин – это злодей, но это не мелкий человек, это человек сильный. У него свои правила, которые он устанавливает для себя сам. Они не совпадают с предписаниями закона, но за свои правила акунин не пожалеет жизни, и потому он вызывает не только ненависть, но и уважение» [Акунин Б.].

Исследователи современного состояния литературы М.Ю. Маркасов и С.Л. Друговейко разработали уроки по истории и литературе для старшеклассников по творчеству Б. Акунина. Так, М.Ю. Маркасов предлагает урок «Поэтика «вторичного» текста в школьном курсе: анализ пьесы Б. Акунина «Чайка», где исследователь пытается рассмотреть не только концептуальный, но и рецептивный план пьесы. Иными словами, он пытается осмыслить не только сам текст, но и структурировать точки зрения интерпретаторов [Маркасов М.Ю.]. Л.С. Друговейко разработала урок «Игра с историей» по детективу Б. Акунина «Азазель» с комментарием для учителя и заданиями к нему [Друговейко Л.С.].

«Новой беллетристике» Б. Акунина свойственны и нацеленность на эксперимент в области художественной формы, как и в произведениях западных постмодернистов. Так, например, в повествовательных стратегиях писателя уделяется большое внимание открытости произведения разным интерпретациям, отсутствию художественного воссоздания социально обусловленной реальности, комплексу «постмодернистской чувствительности». В его произведениях можно найти также и приемы, характерные для детектива как жанра массовой литературы (отсутствие оригинального видения мира, не отраженного в текстах культуры, занимательная интрига, авантюрный либо криминальный сюжет, серийность, рекуррентный персонаж, обязательный «happy end»).

«Новая беллетристика», которую разрабатывает Б. Акунин, предполагает в его авторской программе опору на опыт А. Дюма. Поэтому и сам Б. Акунин не раз высказывался по этому поводу: "Я с историей обращаюсь примерно так же, как А. Дюма. Когда беру исторического персонажа, слегка изменяю ему фамилию, чтобы не вводить читателя в заблуждение ложным историзмом" [Вербиева А.].

По поводу исторических стратегий Б. Акунина существует много разных точек зрения, среди которых есть мнение о том, что в романах Б. Акунина Россия предстает нормальной страной со своей структурой, эффективной полицией, хорошим сыском.

Конечно же, романы Б. Акунина не исторические, хотя как отмечает Друговейко С.В., «исторически все правдоподобно». Среди прототипов действующих лиц много реальных исторических деятелей, которые скрыты под псевдонимами. Благодаря этим лицам и событиям романы Б. Акунина способны заинтересовать и школьников. А. Ранчин отмечает: «Толстовское отношение к русско-турецкой войне 1877 - 1878 гг., выраженное устами Левина («Анна Каренина»), демифологизация и деэстетизация войны вообще предпринятая в «Войне и мире», восприняты Б. Акуниным в романе «Турецкий гамбит» без всякой иронии. Возможно, поэтому романы Б. Акунина изучаются в школе как «полуобязательное внеклассное чтение».

Б. Акунин развивает в своих детективных романах общественно-историческую концепцию, очевидно востребованную публикой. Нам представляется, что романы Б. Акунина – некая вариация на тему альтернативной истории. Мы полагаем, что это важно для самого писателя показать, когда катаклизмы, катастрофы, которые потрясут Россию вначале XX в. уже наличествовали, были, но не являлись еще неотвратимыми. Б. Акунин полагал, что история ему нужна в той же мере, в какой была нужна история для А. Дюма, полагавшего, что «История – это гвоздь, на который я вешаю сюжеты своих романов».

В целом, Б. Акунин создает «новую беллетристику», функции которой не исчерпываются детективной интригой, историей России 19-го столетия. Романы о Фандорине могут стать ступенькой к классической русской и зарубежной литературе.

Библиографический список

1. Акунин, Б. Алмазная колесница. М.: Захаров, 2003. – Т.2. – 109 с.

2. Акунин Б. Коронация, или Последний из романов. М.: Захаров, 2002. 349 с.

3. Акунин Б. Смерть Ахиллеса. М.: Захаров, 2002. 312 с.

4. Акунин Б. Статский советник. М.: Захаров, 2002. 284 с.

5. Белокурова С.П., Друговейко С.В. Русская литература. Конец XX века. Уроки современной русской литературы. СПб.: Паритет, 2001. 497с.

6. Бобкова Н.Г. Функции постмодернистского дискурса в детективных романах Б. Акунина о Фандорине и Пелагии. Улан-Удэ: Издательство Бурятского госуниверситета, 2015. 152 с.

7. Вербиева А. Так интереснее мне и веселее взыскательному читателю,1999. 23 дек.

8. Макаркин А.В. Россия, которой мы не теряли. Борис Акунин создает эпос нового типа. Сегодня. 2008. №7.

9. Маркасов М.Ю. Поэтика вторичного текста [Электронный ресурс] URL:http: //lit. September.ru /article. pkp? ID=200701510 (дата обращения: 31.04.2010).