«Ты и сама живая Правда…»
(Анализ стихотворения П.Антокольского «История»)
Сегодня, когда мне больше шестидесяти,
я так же страстно люблю историю,
как любил её двадцатилетним юношей,
накануне Октябрьской грозы.
П.Антокольский
Школьной программой не предусмотрено глубокое изучение творчества Павла Андреевича Антокольского. Но это вовсе не означает, что современная молодёжь, увлечённо читающая фэнтези, принимающая эпатаж андеграунда, разбирающаяся в идеях постмодернизма Мураками, не имеет точек соприкосновения с «разумными, добрыми, вечными» ценностями поэзии XX века.
Стихи Антокольского стали для меня и открытием, и откровением. Особенно поразили меня ранние произведения поэта со свойственными им романтическими интонациями, широким вторжением в мир русской и западной истории, чарующим изображением многокрасочного Востока.
Биография поэта также не оставляет читателя равнодушным. Студент юридического факультета Московского университета, актёр драматической студии Е.Б.Вахтангова, военный корреспондент, руководитель фронтового театра, безутешный отец, потерявший в пекле войны единственного сына, режиссёр Томского драматического театра имени В.П.Чкалова, переводчик французской поэзии, а также грузинской, армянской, азербайджанской и, конечно, автор пронзительных строк о всепоглощающей, лишающей разума любви.
Прежде всего, вниманием всецело завладевают пророческие строки: «История! В каких туманах / Тебя опять заволокло?». Какие точные, правильные и страшные в своей обнажённой простоте слова сумел найти автор, характеризуя нашу много раз переписанную историю! Официальная история нашей Родины многострадальная: не раз загоняли её в идеологические рамки, заставляли «перекрашиваться» в угоду правящей власти, её перекраивали, перефразировали, перлюстрировали… Пришло осознание того, что хочется более внимательно вчитаться в поэтические строки, в которых образно зашифрована миссия истории.
Что же заставило обратиться П.Антокольского к теме истории в качестве «искусства правды»? Вспомним, прежде всего, тот факт, что любимой музой поэта была не Каллиопа и не Терпсихора, что естественно было бы предположить, а Клио – покровительница истории. «Сегодня, когда мне больше шестидесяти, - писал П.Антокольский в 1958 году, - я так же страстно люблю историю, как любил её двадцатилетним юношей, накануне Октябрьской грозы».
Обращает на себя внимание и дата написания стихотворения – январь 1969 года. Предыдущий, 1968-ой, был насыщен драматическими событиями, среди которых апрельская трагедия у Гавайских островов, где затонула советская дизельная подводная лодка К-129. По разным данным погибло от 98 до 105 моряков. 21 августа 1968г. советские войска вошли в Чехословакию с целью подавления Пражской весны. 22 января 1969г. вооружённый двумя пистолетами и переодетый в милицейскую форму 21-однолетний военнослужащий Виктор Ильин совершает нападение на правительственный кортеж, выезжающий из Боровицких ворот Кремля. Это была попытка покушения на Генерального секретаря ЦК КПСС Л.И.Брежнева, который встречался с космонавтами. Все происходящие события были резонансными, но они либо замалчивались советской прессой, либо преподносились в ином качестве. История вновь перелицовывалась, как это уже случалось в 20-е, 30-е, 50-е. Даже Великая Отечественная война, и та подверглась исторической переработке, была заретуширована для школьных и вузовских учебников. Полную надежд «хрущёвскую оттепель» сменила эпоха «застоя», когда, по мнению академика А.Сахарова, «возникло кастовое, глубоко циничное и опасно (для себя и всего человечества) больное общество, в котором правят два принципа: «блат» и житейская квазимудрость, выражающаяся словами – «стену лбом не прошибешь». Но под этой застывшей поверхностью скрывается массовая жестокость, беззаконие, бесправие рядового гражданина перед властями и полная бесконтрольность властей – как по отношению к собственному народу, так и по отношению ко всему миру, что взаимосвязано. И пока все это существует, ни в нашей стране, ни во всем мире никто не должен предаваться самоуспокоенности». И, конечно же, «самоуспокоенности» не имела права предаваться история, поскольку призвана была «овладеть искусством правды». Предполагаю, что цель написания этого стихотворения была благородна и в то же время отчаянна: заявить всей стране, утонувшей во лжи, что наша история, к сожалению, «сквозь непромытое стекло … проступила и скрылась». Скрылась трусливо и недостойно. А что может быть страшнее потери собственной истории? Разве что постепенное превращение в иванов, не помнящих родства.
Тема стихотворения плавно вытекает из цели его написания: история – «живая Правда». Символично, что слово «Правда» написано с большой буквы. Хочется провести параллель с названием основного ежедневного печатного средства массовой информации КПСС, фактически главной газеты в СССР. С одной стороны, именно «Правда» опубликовала широко известную статью «Головокружение от успехов», её первая страница возвестила всему миру о победе СССР в Великой Отечественной войне и о первом полёте в космос человека с самой обаятельной улыбкой. Но, с другой стороны, в 70-е годы та же «Правда» помещала на своих полосах заведомо ложные факты развития семимильными шагами нашего сельского хозяйства и экономики, цветисто рассказывала о «загнивающем» капитализме и росте коммунистического самосознания.
По мнению Антокольского, правда и история – две стороны одной медали. Поэтому через всё стихотворение красной нитью проходит его идея: история «не может немощно и хмуро свою обязанность забыть», не имеет морального права лгать и изворачиваться, какой бы неприглядной не была действительность. Что же будет с обществом, живущим, исходя из афоризма Жарко Петана, по принципу, когда «историки фальсифицируют прошлое, а идеологи – будущее»? Ответ лежит на поверхности и в комментариях не нуждается.
Идею «живой правды» помогает раскрыть и композиция стихотворения. Оно явственно – в том числе и графически, и тематически – разделено на три неравномерные по величине части, последовательность которых определяет синтагматику текста: история забыла свою обязанность – такого не может быть – история «на роковых распутьях мира» должна «в трубы грозные греметь».
Первая часть состоит из девяти строк и представляет собой нону, достаточно экспрессивную по своей внутренней напряжённости, поскольку начало её организовано из трёх предложений: одного восклицательного и двух вопросительных, восходящих по своим качествам к риторическому вопросу. Обращение «История!» легко ассоциируется с обращением к женщине, настолько оно наделено человеческими чертами. История похожа на блоковскую неуловимую Незнакомку, размытый силуэт которой проступает «сквозь непромытое стекло». Миг – и он исчезает в тумане лет. И уже нет дворца, где царила правдивая история, чертог рухнул, обнажив гнилые стропила полуправды или откровенной лжи. Свободная женская рифма превращает девятистишие в открытый упрёк истории, лишённый жалости и сострадания.
Вторая строфа - редкая в современной литературе терцина, написанная ямбом и стилизованная «под Данте», служит своеобразным переходом к заключительной части, в которой определяется ключевая роль истории. Двойное отрицание «Нет! Этого не может быть!» усиливает несправедливость, абсурдность происходящего. Точная глагольная рифма беспощадно превращает упрёк из первой строфы в убийственный приговор истории, забывшей, отринувшей свою прямую обязанность вещать правду.
Третья часть, состоящая из трёх катренов с перекрёстной рифмой, открыто и смело утверждает права истории: овладев «искусством правды», «прямей смотреть» не только в лица людей, но и, что гораздо важней, в их сердца и поступки, от которых можно плясать, петь, плакать и пророчить. А затем, возродившись, как птица Феникс, греметь в грозные трубы «на роковых распутьях мира». И опять же напрашивается аналогия с трубой архангела Гавриила, Архангела возвещения, восстановления, милосердия, открытия, правды и надежды. Последний катрен звучит оптимистично и жизнеутверждающе: ложь разлетелась в осколки, правда восторжествовала, история отныне свободна. Она больше не напоминает погружённые под слой пепла величественные Помпеи, поскольку нашла в себе силы освободиться от такого же наносного слоя клеветы, сплетен, недомолвок. Также история не лежит величественными и в то же время жалкими руинами античной Пальмиры – она возвела новый прекрасный город, пронизанный лучами правды и открытости.
Изобразительно-выразительный ряд стихотворения разнообразен, хотя точен и лаконичен. Всё произведение построено на олицетворении. История – не отвлечённое понятие, не архивный документ. История – живой человек, мыслящий, страдающий, пребывающий в смятении и вдруг освободившийся от чьих-то догм и указов, поверивший в себя, расправивший крылья.
Слова высокой лексики в первой части: «чертоги», «пращуры», «Кир», «Тимур» - соседствуют с разговорной лексикой: «непромытое», «торчат». Это намеренное столкновение в одном фрагменте текста устаревших и разговорно-просторечных слов призвано показать всю трагичность создавшейся в обществе ситуации, когда история перестала быть Историей.
Стихотворный ряд достаточно скуп на эпитеты: «рухнувшие стропила», «живые лица», «живая Правда», «роковые распутья», «грозные трубы». Но насколько образно они характеризуют предмет, создают живое, необычное представление о нём.
Риторическое обращение «История!» и риторическое восклицание «Нет! Этого не может быть!» превращают стихотворение в своеобразный диалог, служат средством выражения авторской позиции, а также несут в себе усиленную выразительность и эмоциональность.
Лексический повтор «весельем веселиться» выполняет своё прямое предназначение – заострить на себе внимание читателя. Таким образом автор выделил ключевые слова для данной строки, особо значимые для его самого.
Несмотря на то, что стихотворение «История» было написано более семидесяти лет назад, оно не утратило своей актуальности и в наше время. Жизнь П.Г Антокольского сама стала историей, совпавшей с бурной эпохой в жизни страны – эпохой, вместившей и большие надежды, и большой страх, и большие потери, и большое искусство. Его творческий путь начался в предреволюционной России. Он – свидетель революции и гражданской войны. Его стихи, написанные в тот трагический для отечества период, и последующие воспоминания о том времени, не увидели свет, подавленные царившей в стране политической цензурой, а вследствие этого и самоцензурой. Сегодня, когда происходит переосмысление советской эпохи, когда пророчество стихотворения «История» сбылось, неизданные произведения одного из ярчайших поэтов XX века своевременны и важны.
