Выступление на Рождественских педагогических чтениях

Православие на Святой горе Афон в зеркале русской литературы

(Слайд 1) Говоря о русской литературе, посвященной Афону в XIX веке, нужно сделать одну оговорку: великая русская литература этого времени практически не знала Афона. Никто из писателей-классиков не был на Афоне. Известно, что на Афон собирался Гоголь, но поездка не состоялась.

Количество произведений, написанных о Святой Горе в России профессиональными литераторами или критиками, в этот период незначительно. Такое положение вещей могло бы показаться ненормальным, но оно объясняется иным направлением в духовных исканиях русской интеллигенции того времени, разделившейся на западников и славянофилов. (Слайд 2) В среде первых культивировались идеи снижения роли религии в сознании людей и жизни общества и культуры и их приближение к западноевропейским образцам. Славянофилами Церковь Православная почиталась как краеугольный камень их социальной конструкции, но ее вселенское значение, ее историчность как-то исчезали за разговорами о русском пути и народном духе. Другим значительным явлением общественной жизни России второй половины XIX века стал нигилизм и связанный с ним антиклерикализм(Слайд 3). Это тоже не способствовало развитию интереса в среде русской интеллигенции к духовным центрам Православной Церкви и, в частности, к Афону.

Первое литературное произведение XIX столетия, о котором можно сказать, что оно более или менее связано с темой Афона, принадлежит писательнице (Слайд 4) Елизавете Михайловне Багреевой-Сперанской, старавшейся популяризировать на Западе особенности русской духовной культуры. Это классический роман «Афонский инок».

Согласно фабуле, путешественница, знакомая прежде с семьей главного героя романа, получает в Иерусалиме авторскую рукопись постригшегося на Афоне русского иеромонаха с описанием его жизни, несчастной любви и духовного перерождения, произошедшего на Святой Горе. Описаний Афона в романе мало, что объясняется отсутствием личных впечатлений самого автора.

Впоследствии, в 1898 году, роман был напечатан в книжной серии журнала «Русский паломник» под названием «Афонский подвижник. Рассказ из жизни на Афоне».

Любопытный, а возможно, и характерный пример использования писателями образа Святой Горы в качестве культурного фона для характеристики особенностей русского православия и народности находим в творчестве (Слайд 5) Николая Семёновича Лескова. Вот цитата из знаменитого «Сказа о тульском косом Левше и о стальной блохе»:

«Туляки, люди умные и сведущие в металлическом деле, известны также как первые знатоки в религии. Их славою в этом отношении полна и родная земля, и даже святой Афон: они не только мастера петь с вавилонами, но они знают, как пишется картина "Вечерний звон", а если кто из них посвятит себя большему служению и пойдет в монашество, то таковые слывут лучшими монастырскими экономами, и из них выходят самые способные сборщики. На святом Афоне знают, что туляки – народ самый выгодный, и если бы не они, то темные уголки России, наверно, не видали бы очень многих святостей отдаленного Востока, а Афон лишился бы многих полезных приношений от русских щедрот и благочестия. Теперь "афонские туляки" обвозят святости по всей нашей родине и мастерски собирают сборы даже там, где взять нечего».

Упоминания Лескова о масштабных сборах и привезенных святынях, скорее всего, представляют собой собирательный образ тех сборщиков, которые приезжали в Россию в конце 1840-х и в 1850-х годах.

Для второй половины XIX века можно указать трех профессиональных литераторов, посетивших Афон и оставивших след об этом в русской литературе: это Н.А. Благовещенский, К. Н. Леонтьев и Н. Н. Страхов.

(Слайд 6) Николай Александрович Благовещенский прожил на Афоне 17 месяцев в 1858–1859 годах. Покидая его, Благовещенский сделал запись в книге почетных посетителей, свидетельствующую о том, что его сердце было глубоко тронуто искренней и светлой атмосферой, царившей в Русской обители: «Дни, проведенные мною в стенах этой обители, никогда не изгладятся из моей памяти». В 1863 году ряд афонских очерков Благовещенского появился на страницах журнала «Русское слово». Затем, в 1864 году, в Петербурге вышла его книга «Афон. Путевые впечатления Н. А. Благовещенского».

Особое место в литературе о Святом Афоне занимает личность (Слайд 7) Константина Николаевича Леонтьева. В течение многих лет Леонтьев был профессиональным дипломатом. Критик, поэт, романист и публицист, он провел на Афоне три года и оставил интересные воспоминания о нем.

Для Леонтьева «восхождение» на Афон совершалось в процессе мучительного перерождения того мирского человека, который жил по любви к миру и который физически чуть было не погиб из-за этой любви. Результатом его поездок на Святую Гору явилась «Записка об Афонской горе и об отношениях ее к России» (1872 год).

В «Гостевой книге» Пантелеимонова монастыря он сделал небольшую, но красноречивую запись: «Я посетил Афонскую Гору не как чиновник, а как поклонник, искавший отрады и исцеления, – и обрел их в святой обители».

Наиболее цельным художественным произведением об Афоне можно считать небольшой очерк Леонтьева «Пасха на Афонской Горе», опубликованный в газете «Русь» в 1882 году.

«Именно Великим постом и перед Пасхой эта гора мало-помалу начинает пестреть и становиться веселой и прекрасной, как богатый, расписной ковер.

Сплошной и низменный кустарник ее на короткое время весь убирается цветами белыми, розовыми, желтыми. Между этими красивыми, яркими пятнами видны другие оттенки, зеленые и красно-бурые; это новый лист на кустах. Воздух еще не слишком жарок и как-то особенно душист. Птицы в лесу поют громко по утрам. Сама природа точно готовится пышно и весело встретить "праздник из праздников и торжество из торжеств"!

Настает последний вечер. Все безмолвно, монашеские кельи заперты; длинные коридоры тихи; храмы пусты; лес, гора и берег моря – все безлюдно.

И вот в самую полночь – громкий удар молотом в доску. За ним другой, чаще, чаще! Внезапно вслед за тем раздается торжественный и сильный звон колоколов. Все оживает мгновенно. Двери скрипят и стучат, слышны голоса, огни мелькают всюду. Сияют перед нами отпертые храмы сотнями свечей.

Все пробуждается радостно и бодро!.. У самого усталого является непонятная сила возбуждения!

Конец "великому морю" телесного истязания и нестерпимой в иные дни душевной борьбы, уныния и туги!

Мы у берега – у берега веселого, цветущего! Мы отдохнем теперь. Мы достойны отдыха!

"Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ... "».

Константин Леонтьев был одним из самых оригинальных русских мыслителей и писателей. Произведения его имели большой резонанс в русской общественной мысли 1870–1880-х годов, а его философско-политические концепции оказываются востребованными и в наши дни.

(Слайд 8) Николай Николаевич Страхов был известным в России литературным критиком, который в литературу пришел, чтобы противопоставить нигилизму положительное научное мировоззрение на поле философии литературы. В августе-сентябре 1881 года Страхов совершил поездку на Афон, которую описал почти через десять лет в небольшом очерке.

Очерк Страхова – это воодушевленная песнь афонскому монашеству.

Автор увидел, что Афон живет даже не заботой, а постоянным деланием, за которым стираются из памяти многие пристрастия и увлечения плоти.

«Когда я вспомню о своей поездке и о любезных моих монахах, я не могу их себе представить иначе, как в церкви, за молитвой. Там, за дальними морями, на светлом юге, они стоят в больших и малых храмах, с лицами и сердцами, обращенными к Богу. Когда бы я ни вспомнил о них, утром, или вечером, или ночью, я знаю, что они делают: они поют и славословят, или молчат и благоговеют. И вот уже тысяча лет, как восемь или десять тысяч этих монахов совершают эти непрерывные молитвы, которых я был очевидцем. При таких воспоминаниях, при картине, возникающей в моем воображении, умиление неотразимо проникает в душу, и пробуждается то чувство, которое так ярко горит на Афоне, – жажда молитвы».

Страхов записал в «Гостевой книге» обители прозорливые слова: «Много пришлось бы писать… Но слова мои были бы еще очень недостаточны, чувствую, что благотворное впечатление Святой Горы будет жить и расти во мне, и ожидаю от него и впереди великой пользы для души своей».

Несколько изменилось положение по описанию жизни на Святой Горе Афон в ХХ веке.

Одной из отправных точек национальной литературы и культуры всегда являлась самоидентификация автора, в том числе религиозная. Особенно ярко это проявлялось в эмиграции, когда отсутствовали многие ограничивающие факторы: устойчивое воздействие государства, влияние сложившейся и организационно оформленной культурной среды, быта. Применительно к русской эмигрантской литературе XX века, возникшей после революции 1917 г. и поражения Белого движения в гражданской войне, важной характерной чертой целого ряда авторов была их приверженность православию. После создания СССР и постепенного уничтожения церковной жизни многие писатели-эмигранты воспринимали в качестве символа или даже центра русского «дореволюционного» православия именно Святую Гору Афон в Греции.

Некоторые из таких писателей совершили поездки на Афон, по итогам которых написали ряд литературных произведений: повестей, рассказов, очерков, статей. Одним из них можно по праву считать известного русского прозаика начала ХХ века и одного из крупнейших писателей русской эмиграции (Слайд 9) Бориса Константиновича Зайцева, который совершил паломничество на Афон в мае-июне 1927 года и создал важнейшую страницу зарубежного литературного творчества – книгу путевых очерков “Афон”.

Афон Зайцева переливается радужными красками, иногда их обилие и разнообразие кажется даже избыточным: лиловые сумерки и изумрудно-зеленое море, нестерпимая синева острова в блеске молний, белоснежная пена прибоя и хрустальная голубизна неба, синевато-златистые тона ночной службы в соборе, сказочная феерия заката при отплытии с острова. Благодаря этому богатству окружающего мира суровая аскеза Афона не кажется мрачной и не вступает в противоречие с ним: высота человеческого духа предстает как венец Божьего творения, парящий над природой и искусством.

«Андреевский скит.

"Есть величие, строгость в монастырском служении. Церковь в миру окружена жизнью, ее столкновениями, драмами и печалями. Мирской храм наполняют участники жизни, приносят туда свои чувства, муки и радости, некое “волнуемое море житейское”. В монастыре также, конечно, есть паломники (“поклонники”, как их прелестно здесь называют), но основной тон задают монашествующие, то есть уже прошедшие известную душевную школу – самовоспитания, самоисправления и борьбы. Ни в монахах, внимающих службе, ни в самом монастырском служении нет или почти нет того человеческого трепета, который пробегает и в прихожанах, и в священнослужащих мирской церкви. Здесь все ровнее, прохладнее, как бы и отрешеннее. Менее лирики, если так позволительно выразиться. Меньше пронзительности человеческой, никогда нет рыдательности. Нет и горя, жаждущего утоления. Я не видал слез на Афоне. В общем, все ровны, покойны. В церковную службу входят, как в привычное и еженощное священнодействие, как в торжественную мистерию, протекающую на вершинах духа – в естественном для монаха воздухе. В нем нет ни нервности, ни слезы. Это воздух предгорий святой Горы Афонской"».

Образ русского Афона занимал определенное место в творчестве даже тех эмигрантских авторов, которые не бывали на Святой Горе, например, (Слайд 10) Ивана Сергеевича Шмелева.

Небольшое отступление: когда мне посоветовала Марина Михайловна принять участие в "Рождественских чтениях" по теме Православия на Святой горе Афон, я заинтересовалась литературным творчеством по данному направлению. Оказалось, у меня есть собственная книга Ивана Шмелёва, к которой я совершенно не проявляла интереса 24 года! Знала, что она у меня есть, но в работе не было потребности почитать. Готовясь к сегодняшнему мероприятию, я прочитала "Лето Господне", поразившее меня не только интереснейшей тематикой, но как учителя русского языка и литературы удивительным языком, оборотами речи, необычайной чистотой мысли.

Автор уделил внимание горе Афон в главе «Серебряный сундучок» (название-то какое!). Первоначально глава задумывалась как очерк: «…хотел бы отдать себя – близкому духу, церкви, Господу. Хочу очерк о Св. Пантелеимоне писать. Тут встретится и старый Афон, русский, народный Афон – хранитель Православия, крепкий, с защитой силы, и нынешний, загнанный, гонимый, ограбленный, искусственно старимый и изводимый демократической – !!! властью былой Эллады!».

Автор хотел показать, что с утратой православных святынь в России для русских эмигрантов Афон наряду с Валаамом стал духовным ориентиром и хранителем православия.

«Я прочел книжечку про Целителя Пантелеимона. Жил он на Востоке и был врачевателем. Священник научил его христовой вере, окрестил тайно и дал ему имя Пантелеимон – Всемилостивый. И все прознали, какой Целитель живет в их граде, и стала про него великая слава. Другие же врачеватели серчали и донесли царю, что Пантелеимон творит чудеса силою волшебною. И тогда царь захотел дознать. Привели слепого, которого врачеватели языческие не могли вылечить. Сказал им Пантелеимон: «вылечите сего слепого силою вашего врачевательного бога Асклепия!» Они стали призывать своего Асклепия, но не могли излечить. Тогда Пантелеимон сказал им: «ваш бог – истукан, а мой – господь Исус Христос, и Он мне поможет». И коснулся лжицей своей глаз слепого и рече: «во имя истинного Господа моего Исуса Христа, исцеляется сей недУгующий». И слепой прозрел. Царь разъярился и повелел терзать Пантелеимона всякими муками, чтобы он признался в волшебстве и поклонился идолам, но Пантелеимон был невредим. И тогда посекли ему главу мечом. А православные христиане взяли нетленное тело мученика, и мощи его почивают в нашем монастыре на Афонской Горе, а частицы мощей – в серебряном сундучке-ковчежце. И много исцелений истекло от них, и всё вписали монахи в большую книгу».

Вот так - и просто, и возвышенно повествовалось о жизни на Святой горе Афонской. Таким образом, и религия, и ее квинтэссенция – образ Святой Горы Афон, являлись важным компонентом личности той части российских писателей-эмигрантов 1920-х – 1930-х гг., которые хотели подчеркнуть свою принадлежность к русскому миру. Эта традиция еще несколько десятилетий существовала и после окончания Второй мировой войны – вплоть до 1970-х годов.

Отрадно то, что тема Афона не перестала быть актуальной с течением времени. Я открыла совершенно новую грань паломнических описаний, познакомившись с заметками (Слайд 11) Сергея Александровича Жигалова. Он родился в 1947 году, образование получил на филологическом факультете Куйбышевского государственного университета.

Меня привлекла из его паломнических заметок глава "Молитва на Святой Горе".

«Нас восемь. Двое в прошлом боевые офицеры, священник, депутат губернской думы, менеджер строительной компании, бизнесмен, писатель и автор этих заметок. Кому за тридцать, иным за шестьдесят, сошлись в желании побывать на Святой Горе Афон…

Утро. Солнце. Ветер. Громадный корабль-паром подминает серебряную рябь Эгейского моря. Все три палубы полны паломниками. Двунадесять языков. Едят, фотографируют горный зеленый склон, острия торчащих из воды скал, друг дружку. Выделяются русские священники в черных дорожных подрясниках. (Слайд 12) Один из них у борта кормит с ладони кружащихся чаек. Кроткие ясные глаза, добрая белозубая улыбка.

Ни в поведении, ни в лицах светской части плывущих на корабле не углядываю благодатных токов Святой Горы. Разве что не слышно ни одного грязного слова. И то хорошо. И еще во всем этом многолюдии нет ни одного женского лица.

«Почему?» – и тогда за серебряной рябью времен «золотого руна» проступает царственная девичья фигура на берегу Афона. (Слайд 13)

Направляется к воротам древнейшего монастыря Ватопеда. Это год 422-й. «Остановись!» Вскидывает гордую главу: кто осмелился возвысить голос на нее, Феодосию, дочь великого императора Плакиды? Оглядывается и видит вокруг склоненные головы монахов. Почудилось? Делает шаг, потом другой. И вновь слышит: «Остановись. Да не ступит нога женщины на монастырский порог!» Голос исходит от находящейся при входе иконы Божией Матери. Феодосия послушно отступает.

С того времени по нынешний день афонские монахи свято соблюдают запрет: ни одна нога дочерей прародительницы Евы не должна ступать на землю Афона.

Под ночными сводами монастырского храма приходит осознание, что не в войнах в Ираке и Сирии, не на полях сражений Украины, а здесь, в «тишине и уповании», решаются судьбы мира. Тут, в Афонских монастырях, долгими столетиями денно и нощно длится невидимая миру битва истины с ложью, добра со злом, любви против ненависти…».

(Слайд 14)

Порхают листья, вроде лёгких перьев -
И на Афоне тоже грустная метель,
А над верхушками рассеянных деревьев
Висит тумана мягкая фланель...

Душа проникнута молитвой и доверием
В Святой Афонской тишине,
Я в ней по дёрну, устланному перьями,
Шагаю в скит, знакомый только мне...

Здесь я, всегда от мира отрешаясь,
Себя лишь в одиночестве ищу,
От суеты и праздности скрываясь,
Молитвой наслаждаюсь и пою...

Скорблю, что редко здесь бываю,
В Святые дни лишен мирских забот,
А листья надо мной порхают,
Напоминая пёстрый хоровод...

Мне слышно их последнее моление,
Я улыбаюсь, глядя на листву,
Афон мне отвечает одолжением,
Приравнивая преданность к родству...

Любовь А.

Здесь будет файл: /data/edu/files/o1456070714.pptx (Афон)

Список использованной литературы

1. История Русского на Афоне Свято-Пантелеимонова монастыря с 1735 до 1912 года. Издательская серия «Русский Афон ХIХ-ХХ веков», 2015.
2. http://благовестсамара.рф/-public_page_23285
3. http://afonit.info/biblioteka/russkij-afon/afon-i-russkaya-literatura
4. http://knigosite.org/library/read/86122
5. http://spbda.ru/publications/m-v-shkarovskiy-vliyanie-svyatoy-gory-afon-kak-simvola-russkogo-pravoslaviya-posle-vozniknoveniya-sssr-na-tvorchestvo-rossiyskih-pisateley-emigrantov-1920-h-1930-h-gg