Приключения Тома Сойера

«Приключения Тома Сойера»

ГЛАВА I

— Том!

Ответа нет.

— ТОМ!

Ответа нет.

— Интересно, что случилось с этим мальчиком? Ты ТОМ!

Ответа нет.

Старушка спустила очки и оглядела их по сторонам; Затем она подняла их и выглянула из-под них. Она редко или никогда не просматривала их в поисках такой мелочи, как мальчишка; Они были ее парадной парой, гордостью ее сердца, и были созданы для «стиля», а не для обслуживания — она могла бы видеть сквозь крышки печи так же хорошо. На мгновение она выглядела озадаченной, а затем сказала не яростно, но все же достаточно громко, чтобы мебель услышала:

— Ну, я кладу, если доберусь до тебя, я...

Она не договорила, потому что к этому времени она уже наклонялась и била кулаками под кровать метлой, и поэтому ей нужно было дыхание, чтобы подчеркнуть удары. Она воскресила только кошку.

«Я никогда не видел ритма этого мальчика!»

Она подошла к открытой двери, встала в ней и стала смотреть на помидорные лозы и сорняки «джимпсон», составлявшие сад. Нет, Том. Поэтому она повысила голос под углом, рассчитанным на расстояние, и закричала:

«И-о-у-у ТОМ!»

Позади нее послышался легкий шум, и она обернулась как раз вовремя, чтобы схватить маленького мальчика за слабину его кольцевой развязки и остановить его бегство.

— Вот! Я мог бы подумать об этом шкафу. Что ты там делал?

— Ничего.

— Ничего! Посмотрите на свои руки. И посмотрите на свой рот. Что это за грузовик?»

— Не знаю, тетя.

— Ну, я знаю. Это варенье — вот что это такое. Сорок раз я говорил, что если бы вы не оставили это варенье в покое, я бы снял с вас шкуру. Дай мне этот выключатель.

Выключатель повис в воздухе — опасность была отчаянной...

— Вот это да! Оглянись назад, тетя!

Старушка обернулась и схватила себя за юбки. Мальчик в тот же миг убежал, карабкался вверх по высокому дощатому забору и скрылся за ним.

Его тетя Полли на мгновение удивилась, а затем тихонько рассмеялась.

— Повесьте мальчика, неужели я никогда ничему не научусь? Разве он не проделывал со мной столько трюков, чтобы я уже присматривал за ним? Но старые дураки — это самые большие дураки. Не научишь старую собаку новым трюкам, как говорится. Но, боже мой, он никогда не играет их одинаково, два дня, и как тело может знать, что произойдет? Он хочет знать, как долго он сможет мучить меня, прежде чем я встану с моей перхотью, и он знает, что если он сможет оттолкнуть меня на минуту или заставить меня смеяться, все снова сойдет на нет, и я не смогу его лизнуть. Я не исполняю свой долг перед этим мальчиком, и это правда Господня, видит бог. Пощадите розгу и отрежьте ребенка, как говорит Добрая Книга. Я откладываю грех и страдаю за нас обоих, я знаю. Он полон Старой Царапины, но законы для меня! он сын моей собственной покойной сестры, бедняжка, и у меня не хватает духу как-то его выпороть. Каждый раз, когда я отпускаю его, моя совесть так ранит меня, и каждый раз, когда я ударяю его, мое старое сердце разрывается. Ну-да, мужчина, рожденный женщиной, немногодневен и полон скорбей, как говорит Писание, и я думаю, что это так. Сегодня вечером он будет играть в хуки, а я просто буду вынужден заставить его работать, завтра наказать его. Очень трудно заставить его работать по субботам, когда у всех мальчишек каникулы, но он ненавидит работу больше всего остального, и я должен выполнять часть своего долга ради него, иначе я стану губителем для ребенка.

Том играл в хуки, и он очень хорошо провел время. Он вернулся домой едва вовремя, чтобы помочь Джиму, маленькому чернокожему мальчику, увидеть на следующий день дрова и расколоть растопку перед ужином — по крайней мере, он успел рассказать Джиму о своих приключениях, пока Джим делал три четверти работы. Младший брат Тома (или, вернее, сводный брат) Сид уже справился со своей частью работы (сбором чипсов), потому что он был тихим мальчиком и не имел авантюрных, хлопотных замашек.

Пока Том ужинал и крал сахар при удобном случае, тетя Полли задавала ему вопросы, полные лукавства и очень глубокие, потому что ей хотелось заманить его в ловушку компрометирующих разоблачений. Как и многие другие простодушные души, ее любимым тщеславием было верить в то, что она наделена талантом к темной и таинственной дипломатии, и она любила созерцать свои самые прозрачные приемы как чудеса низкой хитрости. Она сказала:

— Том, в школе было очень тепло, предупреждаешь?

— Да.

— Мощное тепло, предупреждаешь?

— Да.

— Разве ты не хотел поплавать, Том?

Том испугался — в нем промелькнуло неловкое подозрение. Он вгляделся в лицо тети Полли, но оно ничего ему не сказало. Поэтому он сказал:

— Нет, ну, не очень.

Старушка протянула руку, пощупала рубашку Тома и сказала:

— Но тебе сейчас не слишком тепло. И ей льстила мысль о том, что она обнаружила, что рубашка сухая, и никто не знал, что это то, что она думала об этом. Но, несмотря на нее, Том теперь знал, куда дует ветер. Поэтому он предупредил, каким может быть следующий шаг:

«Некоторые из нас накачали себе на голову — моя еще не отсырела. Видишь?

Тетя Полли с досадой подумала, что упустила из виду эту косвенную улочку и упустила одну уловку. Тогда у нее появилось новое вдохновение:

— Том, тебе не нужно было расстегивать воротник рубашки там, где я его пришил, чтобы накачать тебе голову, не так ли? Расстегните куртку!»

Беспокойство исчезло с лица Тома. Он расстегнул куртку. Воротник его рубашки был надежно пришит.

«Беспокойтесь! Ну, пойдем с тобой. Я убедился, что ты играл в крючок и плавал. Но я прощаю тебя, Том. По-моему, ты что-то вроде опаленного кота, как говорится, чем лучше выглядишь. На этот раз».

Она была наполовину сожалела, что ее проницательность не удалась, а наполовину радовалась, что Том на этот раз споткнулся о послушное поведение.

Но Сидней сказал:

— Ну, а теперь, если я не думал, ты пришил ему воротник белыми нитками, но он черный.

— Да я же шила его белым! Том!

Но остальных Том так и не дождался. Выйдя из двери, он сказал:

— Сидди, я тебя за это облизываю.

В безопасном месте Том осмотрел две большие иглы, воткнутые в лацканы его пиджака, и обвязал их нитками: в одной игле были белые, а в другой черные. Он сказал:

«Она никогда бы не заметила, если бы не Сид. Запутайте его! Иногда она сшивает его белым, а иногда – черным. Я бы хотел, чтобы она придерживалась одного или другого — я не могу удержать их. Но держу пари, что я отругаю Сида за это. Я его выучу!

Он не был образцовым мальчиком в деревне. Однако он очень хорошо знал мальчика и ненавидел его.

В течение двух минут, а то и меньше, он забыл обо всех своих бедах. Не потому, что его беды были для него хоть на йоту менее тяжелыми и горькими, чем человеческие беды для человека, а потому, что новый и могущественный интерес подавил их и на время вытеснил из его головы, подобно тому, как человеческие несчастья забываются в азарте новых предприятий. Этот новый интерес был ценным новшеством в свистке, который он только что приобрел у негра, и ему было трудно упражняться в нем без помех. Он заключался в своеобразном птичьем повороте, некотором роде жидкой трепли, производимой прикосновением языка к нёбу через короткие промежутки времени в разгар музыки — читатель, вероятно, помнит, как это делается, если он когда-либо был мальчиком. Усердие и внимание вскоре научили его делать это, и он зашагал по улице с полным ртом и душой, полной благодарности. Он чувствовал себя так же, как чувствует себя астроном, открывший новую планету, — без сомнения, что в том, что касается сильного, глубокого, беспримесного удовольствия, преимущество было у мальчика, а не у астронома.

Летние вечера были длинными. Еще не стемнело. Вскоре Том проверил свой свисток. Перед ним стоял незнакомец — мальчик на тень крупнее его самого. Новичок любого возраста и пола представлял собой впечатляющую диковинку в бедной маленькой обшарпанной деревушке Санкт-Петербурге. Этот мальчик тоже был хорошо одет — хорошо одет в будний день. Это было просто поразительно. Его кепка была изящной вещью, застегнутый на все пуговицы синий суконный кабель был новым и нарядным, как и его панталоны. На нем были ботинки — и это была только пятница. Он даже носил галстук, яркую ленту. В нем было что-то цитированное, что разъедало жизненно важные органы Тома. Чем больше Том смотрел на это великолепное чудо, тем выше он воротил нос от своего наряда, и тем более неряшливым становился его собственный наряд. Ни один из мальчиков не проронил ни слова. Если один двигался, другой двигался, но только в сторону, по кругу; Они все время держались лицом к лицу и глаза в глаза. Наконец Том сказал:

— Я могу тебя лизнуть!

— Я бы хотел, чтобы ты попробовал это.

«Ну, я могу это сделать».

— Нет, ты тоже не можешь.

— Да, я могу.

«Нет, не можешь».

«Я могу».

— Ты не можешь.

— Можно!

— Не могу!

Неловкая пауза. Тогда Том сказал:

— Как тебя зовут?

— Может быть, это не ваше дело.

— Ну, я не знаю, я сделаю это своим делом.

— Ну, почему бы и нет?

— Если ты много говоришь, я сделаю это.

— Гораздо, очень, много. Вот и сейчас.

— О, ты думаешь, что ты очень умный, не так ли? Я мог бы лизнуть тебя, связав одну руку за спиной, если бы захотел.

— Ну, почему бы тебе не сделать это? Ты говоришь, что можешь это сделать».

— Ну, я сделаю, если ты будешь дурачиться со мной.

— О да, я видел целые семьи в одном и том же месте.

«Умник! Вы думаете, что вы некто, не так ли? О, какая шляпа!

«Вы можете свалить эту шляпу в одну кучу, если она вам не нравится. Я осмеливаюсь отбросить его — и всякий, кто осмелится, будет сосать яйца.

— Ты лжец!

«Ты другой».

«Ты боевой лжец и не смеешь это принять».

— О, прогуляйся!

— Скажи, если ты дашь мне еще больше своей дерзости, я возьму и сброшу камень с твоей головы.

— О, конечно, ты получишь удовольствие.

— Ну, я сделаю.

— Ну, почему бы тебе тогда не сделать это? О чем вы постоянно говорите, что будете? Почему бы вам не сделать это? Это потому, что ты боишься».

— Я не боюсь.

— Ты.

— Я не хочу.

— Ты.

Еще одна пауза, и снова взгляды и обход друг друга. Вскоре они оказались плечом к плечу. Том сказал:

— Убирайся отсюда!

— Уходи сам!

— Я не буду.

— Я тоже не буду.

Так они и стояли, положив каждый под углом ногу, как подтяжку, и оба изо всех сил толкались и с ненавистью смотрели друг на друга. Но ни один из них не смог получить преимущество. Попытавшись до тех пор, пока оба не стали горячими и покрасневшими, каждый из них с осторожностью ослабил напряжение, и Том сказал:

«Ты трус и щенок. Я расскажу о тебе своему старшему брату, и он сможет ударить тебя своим мизинцем, и я заставлю его сделать то же самое.

«Какое мне дело до твоего старшего брата? У меня есть брат, который крупнее его, и, более того, он тоже может перебросить его через этот забор. [Оба брата были воображаемыми.]

«Это ложь».

— Ты так говоришь, не говори так.

Том провел линию в пыли большим пальцем ноги и сказал:

— Я осмеливаюсь переступить через него, и я буду лизать тебя до тех пор, пока ты не сможешь встать. Всякий, кто осмелится, украдет овец.

Новенький быстро подошел и сказал:

«Теперь ты сказал, что сделаешь это, теперь давай посмотрим, как ты это сделаешь».

— Не толкай меня сейчас; Тебе лучше быть осторожнее.

— Ну, ты же сказал, что сделаешь это, почему бы тебе не сделать это?

«Клянусь джинго! за два цента я это сделаю.

Новенький вынул из кармана две широкие медяшки и с насмешкой протянул их. Том повалил их на землю. В одно мгновение оба мальчика катались и кувыркались в грязи, сцепившись друг с другом, как кошки; и в течение минуты они дергали и рвали друг друга за волосы и одежду, били и царапали друг другу нос и покрывали себя пылью и славой. Вскоре замешательство оформилось, и из тумана битвы появился Том, который сел верхом на нового мальчика и бил его кулаками. — Кричите: «Хватит!» — сказал он.

Мальчик только изо всех сил пытался освободиться. Он плакал — в основном от ярости.

— Кричите: «Хватит!» — и стук продолжался.

Наконец незнакомец выдавил из себя сдавленное «хватит!», и Том отпустил его и сказал:

«Теперь это научит вас. Лучше посмотри, с кем ты дурачишь в следующий раз».

Новенький ушел, отряхивая пыль с одежды, всхлипывая, сопя, время от времени оглядываясь, качая головой и угрожая, что он сделает с Томом, «в следующий раз, когда поймает его». На это Том ответил насмешками и пустился в путь, а как только он повернулся спиной, новенький схватил камень, бросил его и ударил его между плеч, а затем повернулся хвостом и побежал, как антилопа. Том преследовал предателя до дома, и таким образом узнал, где он живет. Затем он некоторое время занимал позицию у ворот, осмеливаясь выйти врага наружу, но враг только корчил ему рожи через окно и отступил. Наконец явилась мать врага, назвала Тома злым, злобным, вульгарным ребенком и отправила его прочь. И он ушел; Но он сказал, что «захотел» «заложить» для этого мальчика.

В тот же вечер он вернулся домой довольно поздно и, осторожно забравшись в окно, обнаружил засаду в лице своей тети; и когда она увидела, в каком состоянии находится его одежда, ее решимость превратить его субботние каникулы в плен каторги стала непоколебимой в своей твердости.