ПРОСТЫЕ И СЛОЖНЫЕ ЭПИТЕТЫ В РАННЕЙ ПОЭЗИИ М. И. ЦВЕТАЕВОЙ (НА ПРИМЕРЕ СБОРНИКА «ВЕЧЕРНИЙ АЛЬБОМ»)

​​​​​​​ ПРОСТЫЕ И СЛОЖНЫЕ ЭПИТЕТЫ В РАННЕЙ ПОЭЗИИ М. И. ЦВЕТАЕВОЙ (НА ПРИМЕРЕ СБОРНИКА «ВЕЧЕРНИЙ АЛЬБОМ»)

Аннотация

В статье анализируются разные структурные типы эпитетов, употребленных в стихотворениях первого сборника М. И. Цветаевой. Также в нашей работе устанавливаются причины обращения к тому или иному типу эпитетов в связи с особенностями идиостиля поэтессы.

Ключевые слова: эпитет, простой эпитет, сложный эпитет, типы эпитета, идиостиль, Марина Цветаева.

Keywords: adjective, simple epithet, complex epithet, types of epithet, idiostyle, Marina Tsvetaeva.

Традиция, идущая еще от античной филологии, различает «необходимый эпитет» (epithetonnecessarium) и «украшающий эпитет» (epithetonornans). Таким образом, существует две точки зрения:

Эпитет в широком понимании представляет собой определение, в которое вкладывается смысл понятия «художественный образ». «Это называемый признак, сопутствующий какому-нибудь слову», т.е. в простейшей форме это прилагательное при существительном [4, 57].

Эпитет (от греч. ἐπίθετον, букв. «добавленное, приложенное», ср. рус. прилагательное, приложение) в узком понимании представляет собой уточняющее определение, подчиненное задаче художественного изображения объекта, его эмоционально-образной интерпретации [2].

Наиболее полным и научным представляется понимание эпитета в широком смысле термина, поэтому в нашей работе мы будем придерживаться именно такого понимания, то есть включать в данную дефиницию эпитет как средство художественной выразительности и как логическое определение в эстетической функции. С целью произвести более глубокий анализ мы сузим предмет нашего рассмотрения и исследуем только тропеические эпитеты. Тропами мы будем считать только метафорические и метонимические наименования, используемые в эстетической функции, то есть будем придерживаться узкого понимания данного термина. Следует также отметить, что мы исключим из списка рассматриваемых эпитетов такие, которые входят в состав других тропов, совмещаются с ними и служат одной общей задаче.

Поэзия М. И. Цветаевой содержит в себе огромное количество эпитетов, в числе которых с точки зрения их структурной классификации можно найти случаи использования как простых эпитетов, то есть состоящих из одного слова, обычно прилагательного, так и эпитетов сложных, образованных путём свёртывания сравнений, цепочки эпитетов или конструкций со значением принадлежности.

Среди стихотворений сборника «Вечерний альбом» можно выделить такие, которые построены без использования тропеических эпитетов. К ним мы можем отнести «Утомленье», «От четырёх до семи», «У кроватки», «Два в квадрате», «Три поцелуя». Несмотря на то, что произведение может практически не содержать тропов, его выразительность будет поддерживаться с помощью разнообразных синтаксических приёмов. Подтверждение этому мы видим в стихотворении «Три поцелуя»:

— «Какие маленькие зубки!

И заводная! В парике!»

Она смеясь прижала губки

К ее руке.

— «Как хорошо уйти от гула!

Ты слышишь скрипку вдалеке?»

Она задумчиво прильнула

К его руке.

— «Отдать всю душу, но кому бы?

Мы счастье строим — на песке!»

Она в слезах прижала губы

К своей руке.

В сборнике можно найти произведения, содержащие малое количество эпитетов, например, «Камерата», «На скалах», «Инцидент за супом», «Отъезд» и другие. Однако в большинстве текстов М. И. Цветаева активно пользуется эпитетами для придания своим произведениям большей выразительности и экспрессивности. Частое обращение к эпитетам обусловлено тем, что данный троп является одним из наиболее древних и часто употребляемых средств художественной выразительности. А. Г. Шалыгин в своей «Теории словесности» указывал на то, что эпитет принято считать одним из наиболее действенных средств усиления картинности и эмоциональности речи [5].

У М. И. Цветаевой часто встречается неоднократное употребление простых эпитетов, например, в стихотворениях «Шарманка весной», «Вокзальный силуэт», «Невестам мудрецов», «Самоубийство» и т. д. Вот примеры таких эпитетов: золотые лучи, теплой ласкою, сумой небогатой, иллюзий звездных, замкнутые лица, вещих глаз, мучительный экстаз, лунной Греции, задумчивые глазки, злого жезла. Это может быть связано с особенностями ритмики её стихов, в частности, с их динамичностью и преимущественным использованием кратких метров – ямба и хорея.

Проиллюстрируем многократное употребление эпитетов стихотворением «Недоумение», в котором мы насчитали пять тропеических эпитетов, все из которых являются простыми по структуре:

Как не стыдно! Ты, такой не робкий,

Ты, в стихах поющий новолунье,

И дриад, и глохнущие тропки, —

Испугался маленькой колдуньи!

Испугался глаз ее янтарных,

Этих детских, слишком алых губок,

Убоявшись чар ее коварных,

Не посмел испить шипящий кубок?

Был испуган пламенной отравой

Светлых глаз, где только искры видно?

Испугался девочки кудрявой?

О, поэт, тебе да будет стыдно!

Всего из первого сборника мы выделили 170 эпитетов, употребленных в переносном значении. Простые эпитеты составили 150 словоупотреблений из 170. В процентном соотношении они составляют 88% от всех проанализированных нами единиц. Таким образом, оставшиеся 12% (20 словоупотреблений) составляют сложные эпитеты.

Что касается сложных эпитетов, то уже в раннем творчестве М. И. Цветаевой мы можем проследить тенденцию к их образованию. Активное образование все новых и новых сложных прилагательных как в поэзии, так и в прозе, связано с развитой системой словосложения в русском языке. М. А. Бакина отмечает, что «среди современных поэтических новообразований самую многочисленную группу составляют окказиональные сложные прилагательные, к которым в той или иной мере обращаются почти все современные поэты». Их продуктивности в поэзии способствуют заложенные в самой системе их образования большие творческие возможности, «краткость формы (развернутые определения сливаются в одно)», «емкость семантики (семантика такого прилагательного представляет собой сложное соединение значений двух и более простых слов)» [1].

В стихотворениях, напечатанных в первом сборнике М. И. Цветаевой, мы находим множество примеров сложных эпитетов, созданных разнообразными способами. Так, например, показательным будет являться стихотворение «Расставание»:

Твой конь, как прежде, вихрем скачет

По парку позднею порой...

Но в сердце тень, и сердце плачет,

Мой принц, мой мальчик, мой герой.

Мне шепчет голос без названья:

– "Ах, гнета грезы – не снести!"

Пред вечной тайной расставанья

Прими, о принц, мое прости.

О сыне Божьем эти строфы:

Он, вечно-светел, вечно-юн,

Купил бессмертье днем Голгофы,

Твоей Голгофой был Шенбрунн.

Звучали мне призывом Бога

Твоих крестин колокола...

Я отдала тебе – так много!

Я слишком много отдала!

Теперь мой дух почти спокоен,

Его укором не смущай...

Прощай, тоской сраженный воин,

Орленок раненый, прощай!

Ты был мой бред светло-немудрый,

Ты сон, каких не будет вновь...

Прощай, мой герцог светлокудрый,

Моя великая любовь!

В этом произведении содержатся четыре употребления сложного эпитета. При этом следует отметить, что в эпитетах мы находим повторение важных для данного стихотворения сем – ‘вечный’, ‘светлый’: вечно-светел, вечно-юн, светло-немудрый, светлокудрый.

Стихотворение «Наши души, не правда ль, еще не привыкли к разлуке?» является ещё одним стихотворением, иллюстрирующим неравнодушие М. И. Цветаевой к сложным эпитетам:

Наши души, не правда ль, еще не привыкли к разлуке?

Все друг друга зовут трепетанием блещущих крыл!

Кто-то высший развел эти нежно-сплетенные руки,

Но о помнящих душах забыл.

Каждый вечер, зажженный по воле волшебницы кроткой,

Каждый вечер, когда над горами и в сердце туман,

К незабывшей душе неуверенно-робкой походкой

Приближается прежний обман.

Словно ветер, что беглым порывом минувшее будит,

Ты из блещущих строчек опять улыбаешься мне.

Все позволено, все! Нас дневная тоска не осудит:

Ты из сна, я во сне...

Кто-то высший нас предал неназванно-сладостной муке,

(Будет много блужданий-скитаний средь снега и тьмы!)

Кто-то высший развел эти нежно-сплетенные руки...

Не ответственны мы!

Все употребленные в этом произведении эпитеты образованы по одинаковой модели – путём свёртывания цепочки эпитетов: нежные сплетенные руки ® нежно-сплетенные руки; неуверенной, робкой походкой®  неуверенно-робкой походкой; неназванной сладостной муке ® неназванно-сладостной муке. Также все эти эпитеты объединяет то, что они являются индивидуально-авторскими неологизмами, то есть окказионализмами.

Следует обратить внимание на то, что все проанализированные нами сложные эпитеты первого сборника М. И. Цветаевой являются окказиональными. Это обусловлено тем, что поэтесса находилась под явным влиянием поэтов из разных кружков, к примеру, под влиянием лирики Александра Блока, несмотря на то, что сама не относила себя ни к одному из течений, существовавших в период Серебряного века русской литературы. В то время многие искали новые формы для выражения своих мыслей, новые темы для творчества и новые пути воплощения мысли, результатом чего явились окказионализмы, которые на протяжении тех лет использовались практически всеми поэтами, в том числе и М. И. Цветаевой.

В раннем творчестве поэтессы изредка можно встретить примеры сложных эпитетов, образованных путём свертывания сравнения или конструкции со значением принадлежности. Среди проанализованных нами эпитетов первого сборника такие примеры отсутствуют.

Абсолютное большинство сложных эпитетов М. И. Цветаева получает, объединяя несколько простых: проз­рачно-бе­лы сны («В Кремле»), про­филь за­дум­чи­во-чет­кий («Как простор наших горестных нив…»), взор печально-братский («В Париже»), цветок неживше-свежий («Людовик XVII»), ели стройно-прямы («Тишь и зной, везде синеют сливы...»), светло-надменная княжна («Памяти Нины Джаваха»), на дружески-скучные лица («Добрый колдун»), бессильно-нежный рот («Картинка с конфеты»).

Таким образом, мы можем сделать вывод, что для раннего творчества М. И. Цветаевой не характерно образование сложных эпитетов путём свертывания как сравнений, так и конструкций со значением принадлежности. В свою очередь, неоднократное использование сложных эпитетов свидетельствует о продолжении известной традиции, характерной для русской литературной классики. М. Р. Напцок в работе «Дискурс и словотворчество: сложные эпитеты в художественной прозе В.В. Набокова» отмечает, что данная традиция прослеживалась в русской поэзии и прозе разных периодов, начиная с XVIII в. и заканчивая современностью [3, 165].

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:

Бакина М. А. Словотворчество // Языковые процессы современной русской художественной литературы: поэзия. – М., 1977.

Москвин В. П. Эпитет как предмет теоретического осмысления / В. П. Москвин // Электронный научно-образовательный журнал ВГПУ «Грани http://grani.vspu.ru/files/publics/1325227875.pdf

Напцок М. Р. Дискурс и словотворчество: сложные эпитеты в художественной прозе В. В. Набокова // Вестник Адыгейского государственного университета. Серия 2: Филология и искусствоведение. 2009. №2 С.164-170.

Угреватова Т. Ю. Подсказки на каждый день./5-6-7 кл/. – М. Владос,1995. С.57.

Шалыгин А. Теория словесности и хрестоматия. / А. Шалыгин. – Пятигорск: Изд-во Пятигорского ун-та, 1916.